Седьмая раса

— Значит, в определенное время сейды опасны? — сквозь зубы уточнил Барт. — И ты совершенно не знаешь, какое воздействие они оказывают на человека? И, тем не менее, лезешь со своей активацией? Вот этот звук, нынешний, он ведь тоже что-то означает? И этот дым до неба? Может, тут сейчас и находиться нельзя?

— Может, — нехотя согласился Рощин. — Но как тогда исследовать этот феномен? Как добраться до истины?

— Слушайте, а может, этот чокнутый вертолетчик и не виноват? — вдруг спросила Ольга, вспомнив недавнее происшествие. — Может, ему там что-то сверху в нашем дымовом столбе померещилось? Вот он и начал палить? — Ей отчаянно хотелось убедить саму себя в том, что состояние дикой тревоги, в котором она пребывала, всего лишь — влияние сторонних факторов. Например, того же сейда. И пропажа близнецов тут вообще не при чем.

— Не думаю, — качнул головой Рощин. — Мы-то рядом, а с нами — все в порядке.

— Постой, ты же сам сказал, что не знаешь, как резонируют аккустические колебания, и какой у них вектор направленности, — подозрительно уставился на Рощина Барт. — Почему воздействие от сейда не могло пойти вверх и повлиять на сознание пилота?

— Давайте посмотрим, что он расстреливал там, на плато? — наконец, предложила Ольга. — Не мог же он поливать из пулемета пустую сопку? Может, зверушка какая бежала, а сквозь дым она ему мамонтом показалась? Или еще какие глюки начались? — и Славина первая зашагала в нужную сторону, уже не сдерживаясь и даже не оглядываясь.

— Оля, не ходи, — попросил Рощин. — Давай дождемся, пока дым начнет опускаться, уже недолго.

— Ну, вы тогда тут оставайтесь, наблюдайте, а я все-таки сбегаю, — крикнула она на бегу. — Мое чутье подсказывает, что там есть что снимать!

Никому на свете она не рискнула бы сейчас объяснить, почему ей необходимо было заглянуть на верхушку сопки. Ноги сами понесли ее, убыстряя и убыстряя шаг. Словно кто-то подталкивал в спину. Словно кто-то невидимый повелительно звал ее туда, на ровную площадку, где совсем недавно звучали пулеметные очереди.

Вслед ей что-то кричал Барт. Девушка не оглянулась и даже не остановилась, чтобы разобрать слова. Она почти добежала до кромки сопки, и вдруг лихорадочное возбуждение, которое овладело ею внезапно и сильно, так же неожиданно сменилось тоскливым предчувствием беды, сильным и сосущим. Без всякого перехода. Просто одно состояние заместило другое. Как смена кадра в кино. А следом, прямо на бегу, в один момент отяжелели руки, а потом и ноги.

Так действует пение сейда? — подумала Ольга.

И тут же увидела.

И не поверила, зайдясь немым криком от внезапного ужаса. Закрыла и открыла глаза, надеясь, что жуткая картинка внизу — плод галлюцинации.

Прием не удался. Тела лежали совсем близко, метрах в десяти, на ровной зеленой поляне. Ближе всего к Ольге распластался лицом вниз крупный черноволосый мужчина, раскинувший длинные ноги, словно собирался упереться ими в землю, пытаясь встать. Чуть в стороне, с удивленно вывернутой вбок головой, лежал еще один мужчина, светловолосый, худощавый, в коротких резиновых сапогах. Немного дальше, протянув руки к близкому камню, бочком, уютно, словно во сне, подтянув ноги, прикорнула… она сама! Такая же светловолосая голова, те же голубые джинсы, ярко-красная ветровка, зажатая в вытянутой руке. Даже спортивный рюкзачок, отброшенный чуть в сторону, и тот был точно таким же, что висел у самой Славиной за спиной.

А на камне, темном и ровном, как специальный постамент, лежали друг на друге близнецы. Рыжие головы радостно светились под лучами солнца. Руки и ноги странно раскинуты в стороны, словно Тимки исполняли какой-то неведомый танец, да так, прямо во время очередного па, и свалились друг на друга, не успев выпрямить конечности…

Не в силах ничего понять от ужаса и внезапной необъяснимой боли в висках, Ольга вгляделась в невероятную картину еще раз.

Они — убиты? Это по ним так страстно и долго молотил пулемет? За что?

Или это все же мираж? Странное воздействие поющего сейда, породившее эту невероятную оптическую галлюцинацию? Пять человек. Близнецы и еще трое.

Незнакомая недвижная троица, яркими праздничными пятнами расцветившая спокойное зеленое пространство вокруг постамента с близнецами, она…

Она была полным двойником их группы! Черноволосый в красной ветровке — Влад, блондин в сапогах и желтой куртке — Макс, а эта девушка — она сама, Ольга Славина!

Конечно, это мираж! И Рощин, и Барт — абсолютно живы, да и она сама — нисколько не менее! Значит, и близнецы — тоже ей чудятся! Слишком много она о них сегодня думала…

Эта мысль, какой бы невероятной она ни представлялась, Ольгу немного успокоила. Она глубоко вдохнула теплый воздух и спустилась ниже, почти к самой голове брюнета.

Легкий ветерок шевелил его волосы, из крепко сжатого кулака правой руки торчал пучок травы.

Мираж? Галлюцинация?

И только тут Ольга обратила внимание, что ветровка на мощной спине пузырится двумя ровными рядами дырок, вокруг которых влажно поблескивает какая-то застывшая пленка темной густой краски, почти черной на фоне бордовой ветровки. Словно влажные морские звезды рядком распластались на широкой спине, растопырив лучи-щупальца. А по центру каждой из них — неаккуратные черные оконца, будто разорванные ржавым тупым гвоздем.

Кровь?

Темная вязкая волна тошноты пришла из низа живота и обожгла кислотой гортань. Славина едва удержалась на ногах, поскольку единственным желанием всего тела, всего организма было закрыть глаза, упасть на мягкую траву рядом с этим брюнетом и ничего больше не видеть. Не ощущать. Не понимать. Не знать.

— Тимки, — тихонько окликнула Ольга. — Тимочки, вы живы?

В равнодушной тишине не раздалось в ответ ни одного звука.

Покачиваясь на неверных ногах, девушка начала пятиться от страшного места, запнулась о какой-то предмет, вгляделась. Под носком хрустнула черная пластмасса. Чуть левее сверкнуло выпуклое стекло объектива — телекамера…

— А! — сдавленно крикнула Ольга и, зажимая рот рукой, кинулась к покачивающемуся живому столбу дыма.

— Влад, Макс, — лепетала девушка едва раздвигающимися губами, — там, внизу… мы… все трое, мертвые… И Тимки мои… тоже…

— Оля? — Барт настороженно взглянул ей в самую глубину зрачков. — Ты бредишь? — И зло поворотился к Рощину. — Доигрался? Это и есть то самое изменение сознания, про которое ты говорил? Шаман хренов!

— Ольга, — Влад легонько хлопнул ее по щеке, — тебе плохо?

— Да, мне плохо, — прошептала Ольга. — Но это — хорошо, потому что я — живая, а они — мертвые…

— Кто — они? — приобнял ее за плечи Макс. — Тебе что-то почудилось?

— Там, — Ольга неопределенно махнула рукой. — Трое. Убиты. Мы. И даже телекамера. С вертолета. И Тимки. На камне. Друг на друге. Скрюченные.

— Глотни водички, — протянул пластиковую бутылку Влад.

— Не хочу я твоей водички! — вдруг зло крикнула Ольга. — Вы что, не слышите? Там люди! Они убиты! И мои ребята! Тоже! Они шли к нам! А может… — Она вдруг сообразила, что от страха не удосужилась проверить… — А вдруг они просто ранены? И им еще можно помочь? Побежали!

— Оля, успокойся! — встревоженный Рощин крепко взял ее за руку. — Там никого нет.

— Отстань! — зло выдернула руку девушка. — Не хотите — не надо! Я сама! — и кинулась назад. В то страшное жуткое место, где, может быть, она могла еще кому-то помочь.

Чуть помедлив, Барт и Рощин бросились за ней.

Клубящийся сейд они обогнули с разных сторон и одновременно выскочили на кромку плато. Ольга уже спускалась вниз, подвывая тонко и жалобно:

— Мамочка, мамочка…

Мужчины на мгновение остолбенели от жуткой картины, открывшейся перед глазами.

— Васильев, — ахнул Влад. — Саша…