Сочинения в 3 томах. Том 2. Диктатор

- Нордаги после отхода закрепились на границе, - докладывал Павел. - Концентрация войск была такая высокая, что облегчала повторное наступление на нас всеми полками, если понадобится. Сообщение о расстреле пленных передали с опозданием на шесть часов. Путрамент начал работу в своем кабинете в восемь, в десять позавтракал. В одиннадцать передали информацию о расстреле. В пять минут двенадцатого - последние известия еще продолжались - секретарь президента стал вызывать министров. В двадцать минут двенадцатого правительство собралось. В сорок минут того же двенадцатого часа из главного штаба полетели предписания в войска немедленно отходить на тридцать лиг в глубь страны. Отход еще продолжается. На самой границе остаются лишь сторожевые посты. Внутренний оборонительный рубеж спешно оснащается тяжелым вооружением.

- Слышали, Семипалов! - с силой бросил Гамов. - Не вы ли в том вашем удивительном разговоре пророчили, что, будь правители Нордага проницательней, они отвели бы свои войска от границы. Расстрел пленных породил в мозгу Путрамента озарение - и он ответил мгновенно исполнением вашего пророчества.

Гамов издевался надо мной! Он говорил моими словами - из словесных угроз ставшими реальным действием. И я не мог возразить ему потому, что сам желал именно такого превращения грозных слов в реальные дела. Расстрел пленных лежал в рамках нарисованной Войтюку программы дальнейшей войны с нордагами.

- Можно не опасаться, что вы уходите из правительства? - насмешливо поинтересовался Гамов.

- Остаюсь, - буркнул я.

- В таком случае, ведите заседание дальше.

Я спросил, что ответим на просьбу президента о встрече двух комиссий для решения пограничных споров и государственных претензий.

- Не понимаю Путрамента, - заявил Вудворт, я к нему первому обратился. - У нас с Нордагом никогда не было пограничных споров.

- Ничего не отвечать президенту, - предложил Пеано, счастливо улыбаясь. - Наше молчание еще нагонит на него страху.

Но я считал, что отмалчиваться несолидно, и продиктовал такой ответ: «Господин президент, от встреч правительственных комиссий воздерживаемся, пока вы не высосете из пальца несуществующие правительственные претензии и не придумаете пограничные споры».

Ответ приняли с воодушевлением. Гамов вдруг впал в восторг. Все же он втайне опасался, что я отойду от него.

- Семипалов, вы нагнетаете страх на врагов даже сильней, чем я хотел. Такая оплеуха Путраменту! Казнить его не только угрозами, но и презрением!

Вудворт тоже одобрил наглый тон ответа.

- На время проблему Нордага оставляем, - сказал я. - Главное - положение на фронте и положение в тылу. Начинайте, Пеано.

Пеано обрисовал военное положение со всех сторон. С одной стороны слышались ликующие барабаны победы: нам удалось отразить наступление кортезов с родерами, освободили осажденный было Забон, на фронтах устанавливается тишина и можно считать, что до весны ее не нарушат. Поражение на фронте, недавно почти реальное, в близком будущем не грозит.

Но с другой стороны, докладывал Пеано, вместо радостного гула медных труб слышится унылая тягомотина сопелок. Ни одна из стратегических целей не достигнута. Кортезы с родерами не отогнаны в глубь Ламарии. Патина на две трети оставлена. Ввязавшийся в войну Нордаг едва не захватил второй город страны. На южных и восточных границах надежность соседей сомнительна. Вывод: надежды завершить войну в этом году не оправдались.

Я спросил Вудворта, не хочет ли он дополнить доклад Пеано? Он заметил, что оправдывается старая пословица: когда говорят пушки, музы молчат. Он относит к сфере муз также и искусство дипломатии. Дипломатия вырождается. Дипломатию заменяет информация. Недавно объявленное диктатором удивительное предположение, что превращение ненадежных союзников во врагов принесет нам пользу, сможем вскоре проверить. В столицы союзных держав зачастили агенты Кортезии. Министр Прищепа подтвердит эту информацию.

- Подтверждаю, - сказал Павел. - Кортезия переманивает к себе наших союзников. Они выпрашивают условия повыгодней… Один Нордаг выступил без колебаний, но его пример скорей оттолкнет других от быстрых соглашений.

- С союзниками ясно, - сказал я. - Бар, обрисуйте хозяйство.

И Бар докладывал по формуле: с одной стороны - одно, а с другой - совсем другое. Промышленность работает лучше, чем при Маруцзяне, урожай собрали. Золотая реформа и разбронирование резервов вызвали энтузиазм. Но резервы почти исчерпаны, а урожай не такой, чтобы вызвать хороший приток товаров. К зиме снабжение населения снова ухудшится. Бандитизм не ликвидирован. Прежних наглых - при дневном свете - нападений на поезда, на склады, на жилье больше нет. Однако ночь - по-прежнему время разбоя. И близится зима, а в темную пору оживляются все темные силы.

- Гонсалес, - сказал Гамов, - докажите преступникам, что не просто щеголяете высоким званием министра Террора. До морозов истребить всех бандитов до последнего - вот ваше задание.

- А сколько бандитов в стране? - деловито осведомился Гонсалес.

Прищепа пожал плечами. Анкеты бандитам не раздают, они не информируют, сколько членов в каждой шайке. Можно лишь предполагать, что от 180 до 190 тысяч.

- Выловлю! Попрошу Пеано выделить мне десяток полков для внутренней войны и подчинить мне всю полицию.

- И то, и другое - пожалуйста! - сказал Гамов.

Пустовойт с упреком сказал Гамову:

- Вы даете Гонсалесу конкретные задания, а меня игнорируете.

Я впервые заметил в тот день, что к Гонсалесу и Пустовойту Гамов относится по-разному. И выражение лица, и голос, и слова менялись, чуть он поворачивался от одного к другому. Гамов словно выключал в себе одно душевное состояние и включал другое. К красавцу Гонсалесу, нежнолицему, широкоплечему, узкому в талии, - ему очень шел и прежний мундир майора, и нынешние черный костюм и плащ, оба на белой подкладке - Гамов поворачивался хмурый, глядел непреклонно, говорил властно. А некрасивому массивному Пустовойту - лишь Константин Фагуста превосходил его общей массой - Гамов улыбался, глаза делались добрыми, всем в себе он излучал внимание и готовность слушать. Я бы сказал, что Гонсалесу он приказывал, как генерал офицеру, а с Пустовойтом обращался как с ребенком, которого часто приходится обижать, но всегда хочется утешить.

- Вам тоже будут задания. Без милосердия не обойтись ни при каком терроре. Все виды снисхождения для разоружившихся бандитов разрабатываете вы. И получите право задерживать карающую руку нашего друга Гонсалеса.

Я закрыл заседание и попросил остаться Гамова, Вудворта и Прищепу - пока лишь они были посвящены в операцию.

- Подвожу итоги: Войтюк - шпион. У кого сомнения?

Сомнений не было ни у кого. Я поставил новый вопрос - как быть с ним дальше? Хранить у себя за пазухой бесценным сокровищем, как требует диктатор? Либо расправиться, как с обыкновенным шпионом, чтобы не создались непредвиденные обстоятельства?

Все согласились, что надо продолжать игру.

- Тогда ставлю два условия. Первое - я передаю Войтюку только правдивые сведения, чтобы в глазах его хозяев не потерять авторитета.

Вудворт высоко поднял брови.

- Передавать правдивые сведения для дезинформации? Простите, я дипломат, а у нас максимум успеха - удачно обмануть. Говорить правду, чтобы обмануть, - это выше моего понимания.

Прищепа разбирался в технологии обманов глубже Вудворта.

- Важен успех, а как он достигается - правдой или ложью - второстепенно. Семипалов передал Войтюку в общем верные сведения, а в результате так напугал Путрамента, что нордаги отшатнулись от собственного первоначального успеха.

- Но это ведь не значит, что вы дезинформировали противника, - настаивал Вудворт. - Не понимаю ваших хитрых ходов.

- Хитрость их в том, что они долгое время лишены обмана. Но наступит момент, и я передам лживую информацию, а ей поверят, потому что привыкли верить мне. Это можно сделать только раз - и надо рассчитать, чтобы был именно тот случай, что способен повернуть течение войны.