Робот

Под потолок я взмыл, когда уже было поздно. Громадная свинцово-железная масса срезала колонну прямо у меня на глазах. В ней я узнал тот самый металлический цилиндр, который сам полчаса назад вытолкнул из стенки камеры скелетов. Снаряд вылетел в свободное пространство под уровнем виадука. В самом начале он пролетел сквозь окно соседнего помещения и, преодолев около шестидесяти метров, добрался сюда. Временный недостаток кислорода и бегство из научного учреждения не позволили мне ясно осознать тот факт, что за собой я оставляю страшный пушечный снаряд, разогнанный до скорости чуть ли не в четыреста метров в секунду.

Совершенно в ином свете предстали передо мной теперь погоня за револьверной пулей, шутка с полицейской дубинкой, а потом и моральные проблемы, связанные с вопросом кому, собственно, следовало помочь, и что из этого могло получиться, спустя пару часов. До сих пор я разыгрывал из себя доброго ангела-хранителя, исправителя прошлого, не осознавая своей пугающей и страшной силы, результатом чего были ужас, смерть и ненамеренные разрушения. Разбитая у вершины колонна уже слегка отклонилась от вертикали, проявляя тенденцию к тому, чтобы свалиться на газон. То счастливое обстоятельство, что на газоне никого не было, никак не могло закрыть мои глаза на принципиальную проблему.

Выходило, что в мире замедленного времени не могло быть и речи о каких-либо осторожных действиях. Даже сам ураганный свист, но, возможно, рык или грохот воздуха, которые я возбуждал, плавая над головами статуй, в конце концов, могли привести к последствиям, которые просто невозможно было предусмотреть.

После этого я сразу же направился к каналу, оставляя позади каменный круг, полную напряжения ситуацию и самого себя за рулем мчащегося "ога". Оборванное в последующем явлении хода времени мгновение всеобщего бытия охватывала этот мир стальным зажимом, который было лучше оставить собственной судьбе.

14. РТУТНЫЙ ОКЕАН

Я увидал свет в темноте.

Вначале прозрачный столб. Затем светло-фиолетовый круг, который пронесся по стенке соседнего небоскреба, поднялся, колеблясь словно маятник, до самых высших его этажей, до самой верхней мелово-белой галереи, где превратился в удлиненный эллипс. Стекла нескольких десятков окон замерцали искрящейся синевой и тут же погасли. Прежде, чем вновь воцарилась темнота, я успел заметить, откуда вспыхнул луч: едва рисующийся в темноте конус прятал свою верхушку внутри одного из окон шестого этажа.

Я кружил у самого края стены, на значительной высоте, сразу же над выпуском канала, в который собирался опуститься, чтобы через зеркало попасть, наконец-то, в комнату теней. До сих пор я не принимал во внимание такого рода опасности: встреча с кем-то из убежища, который, вооружившись излучателем, устроил бы себе наблюдательный пост внутри одной из квартир, тем более, чтобы подобного рода встреча могла привести к смертельному поражению гамма-лучами. Я спрятался за выступом стены и погасил свой излучатель.

И в тот же самый момент по мрачному ущелью улицы промчался следующий каскад световых рефлексов: светящийся столб прошелся по окаменевшим фигурам на мостовой, метнулся над рядом автомобилей и, разбрасывая по кругу смолистые тени, пролетел дальше, поперек остановки; на сей раз - благодаря максимальному напряжению излучения - лучи проникли даже под купол ближайшего шахтного ствола. Одновременно я заметил и второй источник света, который нервной дрожью завторил первому. Свет загорелся совсем рядом, на противоположной стороне улицы, он раз за разом короткой дугой бил в асфальт - скорее всего, кто-то там, внизу, сигнализировал свое присутствие, чтобы предупредить несчастный случай.

Стена жилого блока за моей спиной отбрасывала плотную тень на ту часть мостовой, возле которой стояла машина Езы Тены. Пользуясь ею в качестве прикрытия, я опускался все ниже и добрался до выхода канала в тот самый момент, когда нижний излучатель повторил серию предупредительных сигналов. У меня были все основания опасаться того, что мой запас кислорода кончится в любой момент, посему немедленно погрузился бы в люк, если бы перед тем не распознал в отраженном от стен свете знакомый силуэт и лицо: над самым тротуаром проплывала Ина.

Нас делила лишь ширина улицы: небольшое расстояние, которое я тут же возжелал преодолеть, чтобы встретиться с Иной в этом необычном месте, но тут же застыл на самом краю люка, прибитый к нему неожиданным скачком направленного сверху светового столба. Широкий поток лиловых лучей заполнил пространство между мною и Иной, и прежде чем я успел подумать, что же все это означает, горло стиснула судорога беспокойства, измеренное же долей секунды время открыло в моем сознании фиолетовую картину, наводящий ужас абрис силуэта девушки, залитый излучением. Призрак погас столь же неожиданно, как кратковременная вспышка фотолампы. Но был ли он всего лишь иллюзией? Ина на мгновение замерла; но при этом она сохранила ясность мысли и метнулась прямо перед собой - в направлении единственного находившегося поблизости "щита", которым была статуя у самого края тротуара.

На место она успела добраться перед очередным ударом луча; я увидел, как девушка прячется за окаменевшей фигурой, и облегченно вздохнул, поскольку, если раньше я еще мог строить иллюзии относительно того, что спрятавшийся наверху человек оперирует излучателем, словно обычным прожектором, не понимая ужаса всей ситуации, то теперь мне было понятно наверняка, что с его стороны это сознательные и, скорее всего, намеренные действия. Я стал бессильным свидетелем безжалостной охоты. И я никак не мог ее предупредить, поскольку выстрел с моего месторасположения лишь скользнул бы по стене дома, не проникая вовнутрь комнаты, а безумный прыжок на другую сторону улицы под лавиной гамма-лучей ничем, понятно, Ине помочь бы не мог.

Перестроенный на узкую полосу излучатель врага прошил пространство интенсивной, слепящей полосой; луч уперся в руку статуи и перечеркнул асфальт у его ног. Отсюда белая игла перескочила выше, на спину и, свернутой в многочисленные петли спиралью, очертил несколько кругов вокруг вздувшегося пузырем пиджака. Светящаяся полоса несла в себе сконцентрированную в узеньком пучке громадную энергию, которую могло остановить и распылить лишь тело статуи. Я верил, что скорчившаяся за прохожим Ина не отважится выглянуть из-за спасительной тени, пока же она там находилась, ей можно было ничего не опасаться.

Про себя я назвал его прохожим. Насколько же я не понимал того, что здесь происходило! Я настолько был перепуган ужасом положения Ины и собственным бессилием, что даже толком не присмотрелся к фигуре, которая защищала девушку. Только сейчас я с изумлением открыл, что неестественная поза мужчины, странное положение его тела для меня ассоциируются с чем-то совершенно странным: мысль о бегуне, схватившемся со стартовых колодок, пока не прошла первая секунда после выстрела, и которому невидимая рука набросила на шею петлю, после чего резко рванула ее назад; человек этот изогнулся дугой, с выпихнутой вперед грудью (поскольку это вовсе не была спина, как показалось мне вначале) и, скорее всего, уже переламывался в позвоночнике под невидимым напором - столь сильно он откидывался назад, где на вытянутых наискось и вверх руках - дополнявших кривизну дуги всего тела - вздымался сорванный с туловища пиджак, но задержанный локтями, и подкладкой вверх тот самый главный экран для Ины - своей формой напоминающий фотографию, сделанную во время урагана.

Что-то заставило меня быстро глянуть на часы (было десять минут четвертого пополудни); я не знал, почему ни что-то иное, но именно это инстинктивное движение вызвало, что я связал теперь два отдаленных факта и понял в один миг, хотя еще пару десятков секунд не был в состоянии выйти из шока. Статуя медленно погружалась в грязь - так мне казалось, и хотя это не имело ничего общего с истиной, у меня не находилось никакого лучшего сравнения, чтобы передать главный признак этого движения, когда на моих глазах мужчина медленно, но неумолимо "стекал" вниз - и это в мире, в котором абсолютная неподвижность, казалось, была основным принципом поведения.