Шайтан-звезда (Часть 2)

- Не надо искать управу на аш-Шамардаля! - испугавшись, что старик, пожалуй, и впрямь кинется на поиски знакомого мага, возразила Джейран. Прежде всего нам следует покинуть этот город, ты понял меня?

Хашим задумался.

- Мы наймем комнату без окон в самом уважаемом из ханов, и сложим там добычу, и опечатаем двери, и хорошо заплатим хозяину хана, а сами выедем из Эдессы и поместимся в ближайшем караван-сарае, - поразмыслив, сказал он. Каковы твои замыслы, о звезда?

- У меня нет замыслов... - и, поняв, что звезда не вправе так отвечать, Джейран поправилась: - У меня пока нет замыслов. И я охотно бы отправилась сейчас на остров Серендиб, или к зинджам, или в Китай!

- А мальчики? - спросил Хашим. - Неужели ты хочешь покинуть нас? Ведь мы погибнем без тебя, о звезда, в этом мире, где все признали Аллаха и нет ни одного сторонника нашей веры! Мы уже чуть не погибли в Хире. Что мы будем делать без тебя?

Мальчики умели делать лишь одно - сражаться. Каждый из них был храбрецом, подобным горящей головне, и Джейран гордилась ими, но она предпочла бы, чтобы в будущих сражениях их возглавлял кто-нибудь другой.

Хашим изогнулся так, чтобы, всем видом являя беспредельную покорность, сбоку и снизу заглядывать ей в глаза.

- Придумай что-нибудь, о дядюшка, - обреченно сказала Джейран. - Найди для них какое-нибудь занятие... Хотя бы охранять караван... А я, разумеется, поеду вместе с ними, я их не покину...

- Хвала псам! - обрадовался Хашим.

А между тем мужчина, который лишил Джейран остатков разума и, что еще хуже, совести, продолжал красться вдоль стены, выставив перед собой джамбию с тем расчетом, чтобы нанести врагу удар без замаха, снизу вверх, и распороть ему живот, и вытащить кривым лезвием его мерзкие внутренности!

- Погоди, о Барзах, погоди! .. - бормотал он. - Я выследил тебя, о гнусный, о скверный! И если мне удастся отомстить - пост и паломничество для меня обязательны, клянусь Аллахом! И я раздам неслыханную милостыню, и ни один нищий не уйдет от меня без кошелька с золотыми динарами! И в каждом кошельке будет сто динаров... о Аллах, и увесистыми же получатся эти кошельки... драные халаты нищих не выдержат этой ноши за пазухой, и кошельки своей тяжестью прорвут ткань, и рухнут, и правоверные кинутся их подбирать, и возникнет суматоха... Нет, о Аллах, я погорячился, и довольно будет с этих голодранцев по пятидесяти динаров...

Свирепый мститель проскользнул в открытые ворота и замер, оглядывая двор.

Там было пусто.

Салах-эд-Дин затаился, прислушиваясь.

В это время дня здесь полагалось бы отдыхать в тени у водоема всем обитателям жилища, и кто-то наверняка тут был, и этот человек скрылся, оставив на ковре не только верхние шаровары и фарджию, но также и тюрбан. Причем тюрбан он не размотал и не сложил благопристойно, как подобает правоверному, уважающему в тюрбане свой будущий саван, а растянул едва ли не через весь двор.

- Может быть, я перепутал ворота? - сам себя спросил Салах-эд-Дин. Может быть, презренный Барзах нанял не этот дом, а соседний, и лежит сейчас совсем на другом ковре у другого водоема, и его тюрбан - при нем? Но что же за неряха живет тогда в этом доме - один, без женщин и невольников, которые присмотрели бы за его имуществом?

Салах-эд-Дин выглянул из ворот на улицу и, тыча пальцем в воздух, пересчитал стоявшие вдоль нее дома.

- Не может быть - это нужный мне дом, клянусь Аллахом! .. пробормотал он. - Но где же тогда Барзах? Что с ним стряслось? Может быть, он в приюте уединения? Но что же должен съесть человек, чтобы, спеша туда, уронить и размотать собственный тюрбан? О Аллах, этот несчастный и туфли разбросал...

Подойдя поближе к водоему, Салах-эд-Дин обнаружил и другие потерянные вещи, свидетельствовавшие о том, что их владелец предавался отдыху, не помышляя о неприятностях. Это был дорогой стеклянный кубок с заостренным дном, из тех, что втыкают в густой и высокий ворс ковра, и маленький серебряный кувшин для вина, и блюдо с финиками, и книгу аль-Мусаббихи, которую, очевидно, Барзах боялся не осилить без вина, а называлась она "Изложение религий и культов", а пространностью и весом намного превосходила Коран.

Озадаченный Салах-эд-Дин постоял немного над всем этим беспорядком.

- О правоверные! - наконец осторожно позвал он, перекладывая джамбию острием вниз и так сгибая кисть руки, чтобы клинок слился с пестрым рукавом. - Ради Аллаха, отзовитесь!

Никто не ответил ему. И тогда Салах-эд-Дин, уже догадываясь о случившемся, пошел вдоль размотанного тюрбана, и дошел до стены, и увидел на ней следы, оставленные подошвами упиравшихся сапог.

- О Аллах, за что ты караешь меня? - возопил тогда мститель. - Разве я желал дурного этому человеку? Я хотел всего лишь восстановить справедливость! А ты допустил, чтобы его похитили, и теперь его жизнь подвешена на волоске, и бедствия грозят ему! О Аллах, другие люди убьют его, а как же я? Подумал ли ты обо мне, допуская это безобразие, о Аллах?..

* * *

Стрелка на деревянной накладке водяных часов ползла чересчур уж медленно, так что аш-Шамардаль не знал, на что себя употребить - он уже полностью приготовился к посещению знатной гостьи, однако неточно рассчитал свои усилия.

Он еще раз оглядел разложенное на столике хозяйство мага - книги, свернутые таблицы, позеленевшие медные сосуды, помеченные еврейскими письменами ножи, талисманы из числа тех, изготовление которых приписывают Сулейману ибн Дауду, хотя это и сомнительно, ибо они написаны на белом китайском шелку сирийскими письменами, китайский же шелк появился в здешних краях незадолго до пророка Мухаммада, а также ярко-красные круги, каждый весом в полритля, со строчками, подобными следам муравьев, с обеих сторон, выточенные из больших кусков карнеола.

Немало лет ушло у аш-Шамардаля на то, чтобы собрать все эти сокровища, испытать их и убедиться в их полной непокорности. Он не мог извлечь из них ни малейшей для себя пользы - и хранил для случаев, подобных сегодняшнему, когда нужно было ослепить своим могуществом человека неопытного.

Абд-Аллах Молчальник приподнял дверную занавеску.

- Я слышал в конце улицы шум, о шейх! - сообщил он. - Клянусь Аллахом, это едут франки!