Пешка

Я довел Талиту до дома. Нэнни, как тень, поднялась с садовой скамьи и подошла к нам, чтобы увести пони в конюшню.

— Леди! — позвала няня, увидев грязные ноги Талиты. Ласуль вышла с веранды во двор, заслоняя ладонью глаза от солнца.

— Мама! Мама! — кричала Талита, подпрыгивая в седле и улыбаясь такой широкой и невинной улыбкой, что я перестал раскаиваться в чем бы то ни было.

Ласуль посмотрела на нее, на меня, и я почувствовал, как она пытается разозлиться, но ничего у нее не получилось: мысленно она смеялась.

— Полагаю все же, что вы — анархист, — сказала она. Я вздрогнул. Так вчера назвал меня Испланески. — Да ничего страшного, Нэнни, — успокаивала она няню. — Девочка слегка запачкалась.

Няня тяжело вздохнула и повела подпрыгивающую и машущую руками Талиту в дом.

— Джиро с джентльменом Дэриком, мадам, — объяснил я, чтобы она не подумала, что я его утопил.

Ласуль повернулась ко мне. Она заметила в моей руке букет полузавядших цветов, когда пони, которого я до сих пор держал за повод, начал есть их. Я вырвал цветы у него изо рта.

— Это для меня? — спросила Ласуль, наполовину с иронией, наполовину с удивлением.

— Э… да. — От Талиты.

Она взяла цветы и, глядя на меня, поднесла их к лицу, вдыхая сладкий аромат луга и солнца. Мимолетное разочарование, которое привело Ласуль в легкое раздражение, мелькнуло в ее мозгу.

Внезапно почувствовав себя ослом, я добавил:

— Думаю, и от меня тоже.

— Спасибо, — Ласуль улыбнулась, засовывая букет за пояс туники. Ее обнаженные ноги были само совершенство. Она взяла у меня повод, коснувшись пальцами моей руки.

— Дайте мне пони. У вас такой вид, словно вам не терпится избавиться от него… Вы хорошо ладите с детьми, и было очень любезно с вашей стороны провести время с моими чадами.

Она повела Бутси, оглядываясь на меня, словно желая, чтобы я последовал за ней.

Я и последовал.

— Очаровательные дети, — сказал я, потому что должен был что-то сказать и потому что понял, что это правда. Печальные дети. Но этого я не сказал. Я подумал о том, что они вырастут в следующее поколение командиров Транспорта Центавра.

Некоторое время Ласуль молча шла рядом.

— Я так их люблю, — сказала она наконец. Слова как будто преодолевали какую-то преграду в ее горле. — Иногда я теряю перспективу некоторых вещей… особенно, когда они близки мне. Я не хочу в один прекрасный день обернуться и обнаружить, что потеряла детей. Когда я думаю об этом и даже просто пытаюсь представить себя без них… мне не выдержать такую тяжесть… — Ласуль думала о своем первом муже. — Иногда вы так странно смотрите на меня, Кот.

— Это потому, что иногда вы слишком напоминаете мне Джули… мадам.

— О, Джули… — Она отвела взгляд и остановилась. Кто-то шел к нам от низкого каменного здания, стоящего неподалеку от дома. Этот кто-то взял пони и увел его. — Она замужем сейчас, не так ли? — Ласуль снова смотрела на меня — так пронзительно, словно хотела прочитать мои мысли. — За другим телепатом?

— Да, мадам, — ответил я, вспомнив, что она не знала, кто я. Лицо обычного человека — вот все, что видела Ласуль, глядя на меня.

— Не называйте меня «мадам», — мягко попросила она, — а то я чувствую себя старухой. Зовите меня Ласуль.

Я кивнул, внезапно потеряв всякую способность говорить.

Она улыбнулась, как будто понимая меня.

— Пожалуйста, давайте прогуляемся немного. Такой прекрасный день, а все сидят, как мыши в норах.

— Кроме леди Элнер, — вставил я.

Она рассмеялась:

— Мне нравится ход ваших мыслей.

Что бы Ласуль подумала о ходе моих мыслей, если бы она и вправду знала их, как Джули?..

— А вы хорошо знали Джули?

— Нет, почти совсем не знала. Только слышала о ней. Рассказы… Плохие. Бедняжка. — Ласуль думала, что ее двоюродная сестра, должно быть, счастливее сейчас.

— Джули не нуждается ни в чьей жалости, — заметил я.

— Простите. Вы и вправду заботитесь о Джули, не так ли?

Я кивнул, не в состоянии назвать Ласуль по имени.

— Вы любили Джули… да?

Раздражение и болезненные воспоминания разлились, перекрывая друг друга, в моем мозгу.

— Она — мой лучший друг, — ответил я. И говорил правду. Часть правды. Однажды я посмотрел на Джули и захотел ее тело, считая, что это и есть любовь. Но потом я разделил ее мысли. Зибелинг научил меня многому, вернул мне пси-энергию; но Джули открыла мой Дар. Она собрала меня, как мозаику, по кусочкам. Джули изменила мои представления о женщинах и мужчинах и обо мне самом. И наконец я понял, что не любил ее так, как Зибелинг… и что быть ее другом — вот все, чего я хотел и в чем нуждался.

Я чувствовал, как любопытство Ласуль рассеивается, но ее рука все еще держала мою. И она все еще слишком напоминала мне Джули… хотя не настолько, чтобы я чувствовал себя в безопасности… Мы шли в тени высокой каменной стены, оба сдержанные, учтивые и каждый сам по себе.

— Это требует много… мужества — близко общаться с тем, кого большинство людей боится и избегает, — сказала Ласуль.

Я выдавил из себя какое-то наподобие смеха. Но это не был смех.

— Она боялась всех вас сильнее, чем вы ее. И имела на то права и причины, поосновательнее ваших.

Ласуль помолчала, размышляя о том, поняла ли она меня, или я нарочно оставляю многое недосказанным. Моя голая рука под ее ладонью стала скользкой от пота. День дышал на нас зноем. Я почувствовал, как в Ласуль поднимается напряжение, не имеющее никакого отношения к нашему разговору. И, когда я понял, что это за напряжение, я почувствовал точно такое же.

— Что-нибудь не в порядке? — наконец спросила она.

— Я… Просто болит голова. Поболит и перестанет. Все нормально…

Но Ласуль повела меня вдоль окружающей сад ярко-зеленой живой изгороди к деревянной скамейке и заставила сесть. Воздух был наполнен жужжанием насекомых.

— Иногда, если потереть виски, вот здесь… — бормотала она. Ее пальцы дотронулись до моего лба, делая медленные мягкие круговые движения… лицо ее, волосы — такие знакомые, губы почти касались моих, я мог чувствовать аромат цветов и детский запах теплой, нагретой солнцем, кожи… Внезапно я понял, что не могу отвести взгляда от ее глаз, потому что видел сквозь них то, что скрывалось внутри.