Сын Неба

Известно, что отправленные в первое нашествие 30000 малопригодных для морского плавания монгольских воинов, а также нерадивых катайских и корейских мореходов высадились на отделенном от Чипангу необитаемом островке после того, как мощный шторм разметал их эскадру в лето Господне 1274-е. (Подобно тому как одиннадцатью годами спустя и мы оказались выброшены на берег этого уединенного острова.) Этим тридцати тысячам удалось спастись, хитроумно захватив японские корабли, посланные их уничтожить. Но когда в году 1281-м великий хан предпринял второе нашествие на Чипангу, флот его действовал еще неудачнее - и я хорошо помню, как..."

- Прекрасно известно, - заметил как-то великий хан в главном приемном зале Ханбалыка, слегка вороша свою пушистую бородку, - что все люди мне повинуются. Разве не так?

- О да, великий хан, конечно, великий хан, - разом откликнулись все присутствующие, а среди них - Никколо, Маффео и Марко Поло. Все трое Поло не расценивали подобное выражение согласия как ложь, трусость или лицемерие. Считалось простой вежливостью (а также проявлением здравого смысла) ответить "о да, великий хан" на любое заявление Хубилая, заканчивавшееся словами "разве не так?".

- Итак, все люди мне повинуются. А те, кто не повинуется, непременно будут. Верно, что я снисходителен. Я крайне снисходителен. Настолько, что даже не требую полной покорности и послушания от всех. Хотя так было бы лучше для мира, согласия и общего блага. Но я, в своем снисхождении, не отнимаю корон у ваших императоров и пап.

Тут Поло вспомнили, с какой относительной легкостью латинский Запад, куда слабее татарского Востока, сместил византийского императора. А великий хан тем временем задумчиво отхлебнул глоток пряного рисового вина из своей громадной, усыпанной самоцветами чаши. (Шепотом передавался слушок, что наедине с собой Сын Неба предпочитает перебродившее кобылье молоко своих предков. Тайна эта содержала в себе определенную деликатность. Ибо надменные коренные катайцы считали молоко всего лишь железистым выделением, годным только для варваров или несмышленых детей. Так что слушок этот распространялся как можно тише - и шепчущий рот приближался почти к самому уху собеседника.)

- И дело тут не в тщеславии, - продолжил Хубилай, оторвав от губ усеянный драгоценностями сосуд (пока Никколо, отчаянно морща лоб, прикидывал его безумную стоимость). - Нет, тут не тщеславие, а всего лишь точность, с какой я, внук великого властителя Чингис-хана, могу заявить: человек способен добраться от берегов Желтого моря к берегам Индийского океана, а оттуда до самого Средиземноморья - и остаться при этом целым и невредимым. Я повторяю: "способен".

Великий хан щелкнул пальцами - и перед ним тотчас возник черный лакированный поднос в форме цветка хризантемы, где разложены были горячие ломтики пряного мяса в тонких оболочках слоеного теста. Выбрав себе один, царственный внук непобедимого Чингис-хана положил его в рот и махнул рукой. Тогда слуга обошел с подносом всех высших сановников. Самое любопытное, что всем хватило как раз по ломтику. Утонченный внук могучего Чингис-хана наблюдал, как все, благодаря за оказанную честь, опускаются на колени и повергаются ниц. И цивилизованный внук безжалостного Чингис-хана наблюдал, как все едят.

- Мне просто приятно оказать вам честь, - сказал он, - и покормить вас так, как отец кормит своих любимых сыновей. Другие, не столь великие монархи, страшась яда, дали бы сначала поесть вам. Но не я. Ха. Нет, не я.

Еще один легкий жест - и в руках у Хубилая оказалось горячее и влажное полотенце. Великий хан неторопливо вытер рот и пальцы. Немой слуга тем временем склонился над черным лакированным подносом с нефритово-жемчужной инкрустацией, куда затем было брошено полотенце. Сын Неба милостиво наблюдал, как слуга предлагает поднос с полотенцем всем, удостоенным чести. И хан ханов наблюдал, как они вытирают пальцы и рты. Потом высказал надежду, что все теперь подкрепились. Все снова опустились на колени и поверглись ниц, заверяя повелителя, что воистину подкрепились.

Хубилай чуть наклонил голову, увенчанную золоченой, усыпанной самоцветами державной шапкой, столь отличной от небольших кожаных шапочек или кожаных шлемов монгольских воителей.

- По правде, - заметил он, - есть только три вещи, которые должны у меня быть и которых я не имею. Желать ли мне несметных богатств? Ха, они у меня есть! Желать ли мне беспредельного могущества? Ха, и оно у меня есть! Сынов? Внуков? Поднятого из руин и процветающего царства? Все, все это у меня есть. Все дал мне Тянь, Высший небесный владыка.

- И ты, - Хубилай назвал имя одного из влиятельнейших сановников, - и ты, - последовало еще одно имя. Великий хан называл имя за именем, благодаря своих верных слуг и заверяя их в своем настоящем и будущем благоволении. Называя одного за другим, он назвал их всех. А под конец сказал: - И ты, По-ло, и твой младший брат, и твой разумный сын. Все трое. Вы также мне помогли. Вас не ждет моя неблагодарность. Нет-нет.

И все-таки есть три вещи, которые должны у меня быть и которых я не имею. Первая и наиглавнейшая - это покровительство Бхайшаджья-хана, лазурно-лучистого Будды-хана врачевания, которое вернет доброе здравие моему любимому сыну, царевичу Чингину, и избавит меня от этой несносной подагры.

- Следующее - сюзеренитет островов Чипангу, этих неуступчивых островитян с их клановыми спорами и враждой. Для них же самих было бы лучше признать меня своим верховным властителем. Если они этого не сделают, я снова пошлю на них мои боевые флотилии. Священный ветер наполнит паруса... я сотру в порошок их золотые города... возведу башни из черепов... впрочем, достаточно. Еще не время. Надо посоветоваться с астрологами на императорской Террасе Управления Небесами. Они как раз вычисляют подходящее время для этого доблестного морского похода. Все знают, что из-за тех островов восходит солнце. И я буду ими править. Но пока что не правлю.

Тут великий хан не то тяжко вздохнул, не то фыркнул. Усеянная самоцветами чаша бесшумно упала на бесценные ворсистые ковры - подарок племянника Хубилая, хана Персии. И ни капли из чаши не вытекло...