Парадокс Глебова

Неделю спустя скорость звездолета упала до ста километров в секунду, перегрузки возросли до 1,2.

— Юль! — горячо сказал Евгений Николаевич, рассматривая свежие фотографии туманности. — Это похоже… Нет, в самом деле… Я думаю, что Материя Величайших Пространств, из которой, наверное, состоят оба течения, соприкасаясь, рождает… вещество. Возможно, это и есть прототело, о котором писал наш Амбарцумян?.. Перед нами редчайший Тайник Вселенной, Юль!

Наклон смерча был направлен в ту часть Галактики, где находилась туманность Ориона, точно питая ее новыми порциями вещества.

Полет протекал по-прежнему спокойно, приборы не поднимали тревоги (хотя показания их все еще вызывали сомнения), однако постоянная, непрекращающаяся нагрузка утомляла космонавтов. Решили возвращаться на Гаяну.

И тут они почувстовали грозное приближение опасности: круговорот материи цепко держал их в плену и не желал отпускать. Звездолет уже шел по орбитальной траектории и по существу начинал свой первый круг… Он становился маленькой планеткой зеленоватой туманности. Приборы не смогли вовремя предупредить, потому что слабо реагировали на среду… Кибернетика вынесла свой приговор: звездолет слишком близко подошел к туманности и запаса энергии не хватит, чтобы изменить курс в этих условиях — вихрь Материи Величайших Пространств сильнее!

Не хотелось верить, что беда неотвратима, но счетнорешающие машины холодно и бездушно сказали: если даже и хватило бы энергии, перегрузки достигнут разрушающей величины и из Тайника Вселенной «посыпятся одни осколки».

Это и был конец экспедиции…

— На этот раз, Юль, мы влипли, — так говорят шутники у нас на Земле, — мрачно резюмировал Евгений Николаевич. — Безрассудно тратить время, хотя у нас его хватит на десятки поколений.

— Я не поняла, Звездолюб.

— У нас же нет реальной возможности вырваться из плена?

— Так, Звездолюб.

— Стоит ли тогда попусту предаваться отчаянию?

— Разве я…

— Нет, моя Юль, я не думаю, что во Вселенной есть женщина, сумевшая бы на твоем месте проявить большее мужество.

— Так что же?

— Вот и я считаю: нет смысла ломать голову там, где ее можно сохранить целой.

— Да, Звездолюб.

— Мы вызвали с тобой на поединок Его Величество.

Время, Юль, хотели одержать верх. Не удалось, Я не жалею…

— Я тоже! — гордо вскинула голову Юль — Мы с тобой открыли еще одну важную проблему. Правда, к этому мы не подготовлены, потому что не знали, не все могли ожидать… Сюда прилетят гаянцы и земляне, подготовленные лучше, на более совершенных звездолетах. Наш труд не пропадет, если мы и погибнем.

— Ты права. Но можно и… не погибнуть, Юль.

— Я слушаю, Звездолюб.

— Нам не удалось победить Время… Так сделаем его своим союзником, может быть, спасителем… Юль прижалась к нему, задумалась.

— Мы отправим почтовую ракету на Гаяну с итогами наших наблюдений, дневником, Юль. Ее масса меньше, и она рассчитана на перегрузки, недоступные нам. А потом ляжем в биотроны и включим аппаратуру анабиоза без задания на пробуждение. — И, видя, что Юль оценила назревавшее в нем решение, он заговорил мягко, ласково, будто уговаривая: — В анабиозе наша жизнь замедлится в тысячу раз… Значит, мы сможем подождать полмиллиона лет…

— Это я смогу ожидать столько, — прервала Юль, и лицо ее побледнело. — Я и раньше мучилась тем, что земляне живут так мало, Я не хочу терять тебя, находясь сама в расцвете сил! Я надеялась, что наша наука позволит продлить жизнь и тебе, мой Звездолюб. А в анабиозе у меня не будет надежды на «равноправие». Ты состаришься через пятьдесят-шестьдесят тысяч лет.

— И этого срока достаточно, — убеждал Евгений Николаевич, — для того чтобы наука созрела для нашего спасения.

— Я могу согласиться, Звездолюб, — твердо сказала Юль, — при условии, что кибернетика разбудит нас, когда тебе, твоей жизни станет угрожать старость: тогда подумаем и поговорим о следующем решении.

— Пусть будет по-твоему, Юль, — произнес Евгений Николаевич. — Можешь считать мои слова решением командира.

Они тщательно подготовили почтовую ракету к вылету, рассчитали ее траекторию, определили точку старта и запрограммировали навигационную кибернетику посланца.

Окончив работу, они выпустили его в пространство и, когда убедились, что ракета прошла сквозь пограничный слой обоих течений и легла на курс, разнося по Галактике: «Ри узй-рон», — погрузились в анабиоз.

А «Ри» продолжал свой безостановочный бег по круговой орбите…

Я не знаю последних слов, произнесенных Юль и Евгением Николаевичем на прощание: то ли они шутили и смеялись до конца — по гаянскому обычаю, то ли по-земному оплакивали свою неудачу. Не знаю, что было произнесено у биотронов «Ри» в ту минуту. Но верю: они закончили экспедицию как жили — не теряя разума, человеческого достоинства.

Вот о чем подумал я, когда во Дворце Человека, перед членами Народного Совета демонстрировались кадры из дневника замечательных звездоходов, и я всматривался в дорогие мне лица незабвенных Юль и Евгения Николаевича Глебовых…

Изучение присланных ими материалов многое прибавило к тому, что имелось в энциклопедии о Материи Величайших Пространств, но проблема оставалась «запломбированной». Выручить Глебовых по крайней мере в ближайшие годы представлялось сомнительным: вначале предстояло разгадать само «пекло», а потом — идти в него.

Совет принял три решения, в равной степени взволновавших меня, Хоутона, Шелеста и наших гостеприимных хозяев…

1. Построить звездолет для возвращения землян на родину, тем самым отметить отличное выполнение ими полетного задания.

2. Увековечить память супругов Глебовых, их выдающуюся деятельность в истории планеты.

3. Считать проблему Материи Величайших Пространств главнейшей; создать специальный институт, передать в распоряжение Совета института группу космонавтов и спроектировать три звездолета повышенной прочности и мощности, превосходящих «Ри». Конечная практическая цель — спасение Глебовых.

О том, что делалось во исполнение первого распоряжения, я расскажу в следующей главе. Исполнение третьего пункта уходит в отдаленное будущее. Второй…