Настя СИ)

Тут я впервые за всё время пребывания в «Штуке» разозлилась по-настоящему.

— И что с того, что она со мной в одной комнате живёт? Из-за этого меня нужно бояться?

— Я тебя не боюсь, — смутилась Саша. — Просто я…

Всё оставшееся время, пока я мыла костюм, она, присмиревшая, сидела в стороне, посверкивая белками глаз. Несколько раз девочка порывалась мне что-то сказать, но не решалась.

Когда я закончила, Саша зачем-то проговорила.

— Мы их скафами называем.

— Кого?

— Ну, вот эти вот, — она указала подбородком на интернет-костюмы, — а то ты каждый раз говоришь «костюм», «костюм», а это неудобно.

— Ты мне лучше скажи, — попросила я, вытирая ладонями мокрый лоб. Мы стояли в туалете, и я мыла ведро, — ты по поводу того, что можно делиться очками шутила или нет?

Саша сначала не поняла.

— Ах, да, — вспомнила она, — ты же ещё ничего не знаешь! Говоришь имя, кому ты хочешь перевести очки, количество очков — и они тут же переходят на карточку того человека. Знаешь, что, — у Саши был такой вид, словно она на что-то решилась, — я в библиотеке в восьмом зале сижу. Если найдёшь меня — присаживайся, там и поболтаем.

Она убежала, так и не поблагодарив меня за те усилия, что я на неё затратила. Я едва ли обратила на это внимание, всё моё существо переполняла громадная радость. А ведь Полина могла бы уехать домой, так и не узнав, насколько просто было её спасти. (Долго думала, брать ли последний глагол в кавычки, но потом решила, что не стоит; спасение нашего «Генерального секретаря» должно стать самым настоящим, без всяких кавычек. А вот «Генеральный секретарь» — это, вне всякого сомнения, более чем сомнительный титул, вот его нужно обозначить кавычками. И вряд ли Полина согласится им стать.)

Две из свободных аудиторий, номера которых я запомнила, оказались на другом этаже. Лифт упорно возил меня с этого этажа на первый и обратно; на другой попасть не получалось. Те же аудитории, которые я могла осмотреть, оказались пустыми. Время — почти одиннадцать. Где так долго могут бродить наши ребята?

Та часть зала около лифта, где у меня в прошлый раз прибавилось количество очков, оказалась огорожена стойками с натянутыми между ними верёвками, вдоль которых бродили хмурые старшекурсники с красными повязками на рукавах.

Я посчитала, что немного начинаю разбираться в особенностях здешней жизни. Похоже, кто-то из учеников пытается разобраться в системе начисления и снятия очков. Времени было много: целое лето. Они думали, прикидывали, вычисляли и сейчас, в первые дни нового учебного года, проверяют свои летние выкладки.

Ну и ладно, удачи.

Только бы среди этих ребят не оказались такие, какие пристают к нам уже второй день. Или, может, это и есть они?

Все наши ребята оказались на крыльце. По тому молчанию, которое установилось при моём появлении, я поняла, что ждали именно меня.

— Где тебя носит? — Недовольно осведомилась Полина. На этом её выговор и ограничился; всё-таки она считала себя мне обязанной.

Неожиданно мне бросилось в глаза, как сильно она изменилась за несколько последних дней — похудела, осунулась, даже в глазах у неё появилась какая-то сумашедшинка. Казалось, что Полина за три дня прошедших дня повзрослела сразу на несколько лет.

Как она была не похожа на ту девочку, какой я впервые увидела её, когда она весело болтала с дежурным старшекурсником! Мне и самой казалось, что времени с тех пор прошло — месяц, не меньше.

Я уже упоминала, что очень не люблю быть в центре всеобщего внимания, но новая информация была настолько важной, что её нельзя было удерживать.

— Ребята! У меня есть для вас новость. Очень хорошая! — Я стояла на крыльце, словно на трибуне, все смотрели на меня снизу вверх. Как это ни странно, но у меня не было обычной робости. Может я начинаю привыкать к новой жизни? Общение с моей соседкой по комнате явно идёт мне впрок. С кем поведёшься, как говориться…

Я кратко пересказала, что мне удалось узнать про возможность делиться друг с другом очками. Закончила я свой монолог просьбой, хоть немного помочь Полине, у которой минус двести; мне показалось, что сама она попросить об этом напрямую постесняется. Я, например, про себя сказать постеснялась, хотя у меня было столько же.

— Пятьдесят моих — Ивановой! — Раздался первый несмелый голос.

— Семьдесят!

— Сто!

Ребята соревновались в щедрости, а Полинина карточка булькала беспрерывно.

Через минуту у Полины оказалось больше трёх тысяч очков. Сколько именно, я разглядеть не смогла: она быстро сунула карточку и расплакалась.

Впервые я видела, как она плачет по-настоящему, совсем по-младенчески закрыв лицо двумя ладошками, съёжившись и отвернувшись к стене. Я хотела её успокоить, но она только дёрнула плечом. Прошло много времени, прежде чем она успокоилась и, всё ещё продолжая всхлипывать, повернулась к ребятам, которые стояли перед ней, но смотрели в стороны: им было неловко видеть плачущую Полину.

Какой-то мальчишка года на два старше нас вышел из дверей школы и замер, очутившись на импровизированной трибуне и перед своеобразным митингом. Боком-боком, он прошёл мимо нас и быстрыми шагами стал удаляться прочь, беспрестанно оглядываясь.

Это разрядило всеобщую атмосферу, ребята рассмеялись. Полина тоже несмело улыбнулась.

— Когда моего папу выбрали Сенатором, — заговорила она прерывающимся от волнения голосом, — в самой первой своей речи он сказал, что постарается оправдать возложенное на него доверие. Я хочу повторить то же самое. И ещё. Если уж так получается с очками, я вам обещаю, что или мы всем курсом доучимся до конца или все сразу разъедемся по домам. Вот…

Это был очень трогательный и патетический момент. Забегая вперёд, с сожалением скажу, что за весь период нашего обучения в «Штуке» — единственный. Больше такого никогда не повторялось. Да и Полине, как мне кажется, уже через несколько минут стало стыдно за своё поведение, за то, что совершенно неожиданно для себя на виду у всех так расчувствовалась. А жаль. Мне, например, понравилось. Кажется, что за какую-то минуту мы все стали друг другу настолько близки, насколько это вообще было возможно.

Стало уже традицией, что именно я сообщала номера свободных аудиторий. Некоторые ребята подозрительно щурились в мою сторону, словно пытаясь разгадать секрет, как я так быстро могу их определять.

На сей раз свободная пара аудиторий находилась не напротив друг друга, а в противоположных концах здания.

— Мальчики — направо, девочки — налево, — распорядилась Полина излишне суховатым голосом. После происшедшего ей было немного не по себе.

— А можно наоборот? — Пошутил какой-то мальчишка.

— Можно, — не без юмора «позволила» Полина. — Девочки — налево, мальчики — направо.

Мы разошлись.

— Всё в порядке? — Шёпотом спросила она меня.

Я кивнула. Можно было бы сказать, конечно, сколько у меня очков, но я решила погодить с этим до вечера. А то как-то некрасиво получится, всё равно что брать в долг у человека, который час назад получил наследство. А до вечера со своим балансом я решила кое-как доковылять: всё-таки у меня работа не такая опасная, как у Полинки. Да и по жизни я не особенно высовываюсь.

Кстати, интересно, заметила ли Полина, что я ей баллы со своей карточки не переводила?

Аудитория оказалась как две капли воды похожей на вчерашнюю. Девочки забирались в костюмы, весело переговариваясь. Полина была задумчивой.

— Столько всего нужно сделать, — сказала она (наши костюмы висели рядом) — на обычный сайт можно спуститься с платформы персональника, понахватать всякой всячины — и подняться опять. А тут конструкция сайта — нечистый ногу сломит. Сейчас опять будет ночь, дождь, где наши домашние платформы искать — ума не приложу! И ещё не понятно, где нас выкинет! А на платформы как забираться? Маразм!

— Ты бы с Никитой поговорила, — предложила я. — Он целыми ночами в Сети висит. Наверняка об этом сайте он сейчас знает больше, чем все мы вместе взятые.