Проект «Миссури»

— В космос, — ехидно вставил Богдан.

— …батину еще гитару. Сейчас таких не делают.

— Еще чаю? — предложила Светка.

Солнце оранжевой вспышкой выглядывало то из-за одного, то из-за другого древесного ствола. Здесь было сердце сада — маленький островок старых деревьев, которые Георгий еще лет пятнадцать назад белил по весне известкой от вредителей. И не позволил вырубить, когда строил новый дом. И не дал модифицировать генетикам, когда закладывался большой сад в рамках того глобального агропроекта…

— Просто так вышло, — рассказывал он Звениславе. — Как раз проводилась земельная реформа, и можно было получить огромные площади практически бесплатно, под кредит на очень выгодных условиях. Конечно, объявили тендер, желающих оказалось полным-полно… я в последний момент решил попробовать. Подал проект аграрной разработки по самым перспективным направлениям с учетом последних инноваций: их на тот момент появилось очень много, требовалось только отследить и привести в систему… А до того ведь, знаешь, работал учителем в местной школе. Никогда не думал, что земля — это мое.

— Тяжело?

— Мне нравится. И ребятам тоже, Мишке с Богданом… Опять-таки, когда видишь конкретный результат — в государственных масштабах — своей работы, это, как-никак, оказывает моральную поддержку. Агрокорпораций такого уровня, как «Марка Солнцевых», у нас в стране раз-два, и…

Георгий прикусил язык. Вот только не надо хвастаться и сыпать рекламными слоганами. Ты не на аграрном съезде, не на сельскохозяйственной пиар-акции и не на «круглом столе» для прессы. Звенислава, певица (бывшая?..) — все равно человек искусства, — скорее всего вообще ни капли не интересуется подобными вещами.

— Я слышала, у нас надвигается кризис в аграрной сфере. — Похоже, она считала своим долгом поддерживать разговор. — Истощение земель и так далее в том же духе… Это правда?

Черт возьми, он тоже слышал! И опровергал эту чудовищную чепуху где только мог: и на тех же съездах, и на «круглых столах», а также просто перед неосведомленными людьми, принявшими на веру подобную чушь. С одинаковой, бьющей через край горячностью:

— Что ты, ни в коем случае! С нашей-то землей!.. При современных технологиях и фундаментальных разработках… Да если бы не «блестящая изоляция», мы бы весь мир кормили, можешь мне поверить! Лично я взялся бы за пять-шесть европейских стран… плюс половина Африки, не меньше.

Звенислава рассмеялась.

Он осекся. Любая мысль начинает казаться смешной, когда пытаешься адаптировать ее для тех, кто якобы ничего в этом не смыслит. Но она ведь умная женщина: не стоило, наверное, до такой степени… Снова по-мальчишески смутился, как тогда за чаем. Нить беседы ускользала; так всегда бывает, если разговаривать на разных, когда-то плохо изученных и к тому же давно позабытых языках…

А смех у нее был точь-в-точь такой же, как в юности. Звонкий, искренний — и в то же время словно зависший на грани обрыва. Как и голос — не тот, эстрадный, что крутила в свое время Светка и вся страна, а из гораздо более отдаленных времен. Замечательных и почему-то теперь неприличных, запретных, непроизносимых вслух: Георгий никогда этого не понимал. Впрочем, в его теперешней жизни и не с кем было говорить о… тех временах.

…Голос и гитара. «Ты хоть помнишь, КАК она пела твои песни?!.»

Откуда это?.. А-а, Гэндальф. И где он сейчас?

— Знаешь, а ведь я очень долго тебя искала, — вдруг сказала она. — Никто не знал, где ты и что с тобой. Давно, еще до «Марки Солнцевых». А потом… одно время я вообще была в жуткой депрессии, затем родилась Златка… и вот, только теперь.

— Я рад тебя видеть. — Получилось довольно по-дурацки, и он еще усугубил собственную неловкость: — Нет, честно.

Вопрос, крутившийся в голове весь вечер, скользнул к самому кончику языка; Георгий едва успел прикусить губу. Зачем ты приехала? Не для того же, чтобы пить Светланин чай, болтать с Мишкой о каникулах и со мной — о перспективах аграрной сферы. Зачем, Звенислава? Если учесть, что мы не виделись почти тридцать лет…

— Твой младший сын играет на гитаре? Правда?

Георгий улыбнулся. Он всегда улыбался, когда вспоминал Никиту.

— Тренькает что-то. У них компания малость принеформаленная, все понемногу балуются. Странно вообще-то: при нынешних компьютерных наворотах… Все равно что я бы в молодости увлекся народными инструментами. И вроде бы нормальные ребята, без каких-то ностальгических настроений… только музыка.

— КАКАЯ музыка?

Пожал плечами:

— Не знаю. Не вникал как следует. Кажется, Ник сочиняет что-то свое, но на что там оно похоже… Понимаешь, я теперь совсем не по этим делам.

Звенислава кивнула. Да, она уже успела понять, что он «не по этим делам». А ведь, внезапно догадался Георгий, когда летела сюда, наверняка надеялась, что…

Она заговорила:

— Я хочу записать новый альбом, Гера. Один-единственный альбом. Разумеется, в современном формате, с учетом всех новейших технологий. Кстати, я не согласна с Мишей насчет виртуал-аудиомоделирования: само по себе оно не может быть скучным, потому что это лишь способ, форма… Нужно только чем-то ее наполнить. Живым, настоящим!..

В ее голосе, как в зеркале, отразилась та недавняя горячность, с которой он сам разоблачал абсурдные домыслы вокруг сельского хозяйства. Разумеется, ведь музыка для нее — то же самое, что для него земля.

Музыка…

Пресное слово из чужого, полузабытого языка.

— …Если профессионально подойти к делу… Я имею в виду, не замыкаться, как в скорлупе, в том, что было двадцать лет назад, а выйти на новый качественный виток… Ну и плюс нормальная раскрутка, менеджмент шоу-бизнеса — знаешь, все это у меня рухнуло, когда умерла мама… Но я найду хороших специалистов. И, можешь мне поверить, этот альбом будет вполне конкурентоспособен!..

Георгий кивнул: он не видел, почему бы в это не верить. Его равнодушное согласие слегка обескуражило Звениславу; она еще немного повысила голос, продолжая что-то доказывать, опровергать не выдвинутые им возражения:

— Его будут слушать! Потому что люди не могут без музыки — а музыки как таковой сейчас нет. Вообще нет. Есть музыкальные технологии, которые, повторяю, я ни в коем случае не собираюсь игнорировать. Но ведь главное — живое… настоящее… — Она запнулась. — Знаешь, Гера, я думала…

Невесело усмехнулся:

— Ты прилетела ко мне за песнями?

Она даже не кивнула — опустила ресницы:

— Да.

Солнце скрылось ненавязчиво, незаметно, как всегда бывает в саду. Первые облетевшие листья шелестели под ногами. Немодифицированные деревья рано начинают терять листву.,. Жаль: надо было провести Звениславу на экспериментальную делянку, где огромные яблоки третьего в этом году урожая просвечивают на закате, словно рубиновые капли… ей бы понравилось.

Вздохнул:

— Вряд ли я смогу тебе помочь. Ничего не осталось: тексты, они ведь были только на бумаге… Светка их, наверное, лет двадцать назад на растопку пустила, когда у нас еще печь топилась. Кассета, что мы с ребятами тогда записывали… да черт ее знает, где она. Скорее всего тоже с концами. Но дело даже не в этом, Звенислава…

Вздрогнула, как будто и не слышала ничего, кроме своего имени. Георгий помолчал и продолжил:

— Все это было… так. Никому не нужное баловство. Если б оно имело какую-то ценность, то, наверное, не пропало бы. У тебя просто сохранились неадекватные воспоминания. Обо всем сразу: молодость, друзья, любовь, песни… ну и так далее. Все тогда казалось самым лучшим, гениальным и на всю оставшуюся жизнь. Когда мы учились в «Миссу…»

Замялся. Нет, лично он ничего не имел против общего студенческого прошлого, но стоит ли цеплять эту болезненную тему сейчас, когда вроде бы начала стираться грань между разными и чуждыми друг другу языками?..

— Мы уже взрослые люди. — Вышло скомканно, как обрывок бумаги. — И знаем жизнь.

Звенислава наклонилась, подняла сухой листок. Красивый, оранжевый с красным — даже в сумерках видно. Спрятала между створками электронного блокнота: