Вино грез

Классификационная служба хорошо оплачивалась, никто никогда на это не жаловался.

Но он жаловался. Быть может, из — за отсутствия ощущения реальности — атавизма, от которого его не смогла освободить клиника детского воспитания. Во всяком случае, с него довольно.

— Почему вы думаете, что в Директории будет лучше? — спросил Вейкман. — Мне кажется, вы питаете необоснованные иллюзии на этот счет.

— Дайте ему присягнуть, если это может составить его счастье, — равнодушно сказала Элеонора.

Вейкман покачал головой.

— Я не дам ему присягать.

— Ну, тогда это сделаю я, — ответила она.

— Прошу прощения, — произнес Вейкман. — Он достал из выдвижного ящика бутылку шотландского виски и налил себе. — Желает кто — нибудь присоединиться?

— Нет, спасибо, — сказала Элеонора.

— Какого черта все это означает? — раздраженно спросил Бентли. — Директория, f вообще — то, функционирует?

Вейкман улыбнулся.

— Вот видите? Вы уже начинаете утрачивать ваши иллюзии. Оставайтесь там, где вы есть, Бентли. Вы не знаете, что для вас хорошо.

Элеонора слезла с краешка письменного стола и вышла.

Почти тотчас же она вернулась, держа в руках обычное символическое изображение Ведущего Игру.

— Идите сюда, Бентли. Я приму вашу присягу.

Она поставила маленький бюст из пластика телесного цвета, изображавший Риза Веррика, посередине письменного стола.

— Начинайте.

Когда Бентли подошел, она дотронулась до маленького матерчатого мешочка, висевшего у него на шее — амулета, который подарила Лори.

— Что это? Расскажите.

Он показал ей кусочек магнита и щепотку белого порошка.

— Молоко богородицы, — сухо пояснил он.

— И это все, что вы носите? — Она указала на целый набор амулетов, покачивающихся между ее голых грудей. — Я не понимаю, как можно приходить сюда, имея только один амулет.

В ее глазах заиграла ирония.

— Может быть, поэтому вас и преследует неудача.

— Мой выбор хорошо продуман, — возразил Бентли. — Я ношу два этих. А этот мне подарили.

— Да? — Она наклонилась, чтобы поближе рассмотреть его. — Это должно быть, от женщины. Дорогой, хотя малозаметный.

— А правда, что Веррик никогда не носит амулетов?

— Совершеннейшая правда.

В разговор вновь включился Вейкман.

— У него нет в них нужды. Когда Директория выбрала его, у него был уже класс 6–8. Это ли не удача? Он прошел все степени до самой верхней точно так же, как проходят просветительные полосы для детей. Он чувствует удачу каждой клеткой своего организма.

— Я видела, как люди притрагивались к нему, надеясь, что это принесет им счастье, — надменно добавила Элеонора. — Я их никогда не осуждаю. Я сама это часто делала.

— И что же это вам дало? — спокойно спросил Вейкман.

— Я не родилась в тот же день и в том же месте, что Риз, — сухо ответила она.

— Я не верю в астрокосмологию, — произнес Вейкман тем же спокойным тоном. — Я думаю, что удача ведет себя волнообразно.

Он повернулся к Бентли и заговорил, отчеканивая каждое слово.

— Веррику, может быть, теперь везет, но это не означает, что так будет всегда. — Он неопределенно указал наверх. — Они хотят подобия равновесия.

Затем он поспешил добавить:

— Не подумайте, что я христианин или что — то в этом роде. Я знаю, это вопрос случая. — Его голос зазвучал желчно. — У каждого своя удача. Великих и могущественных под конец ждет падение.

Элеонора предостерегающе посмотрела на него.

— Осторожней.

Не сводя с Бентли глаз, Вейкман продолжал:

— Не забывайте то, что я вам сейчас говорю. Вы не связаны никакой клятвой облегчения. Пользуйтесь этим. Не присягайте Веррику. Вы станете одним из его слуг И это вам абсолютно не понравится.

Бентли был поражен.

— Вы хотите сказать, что я должен присягнуть лично Веррику? Это не просто позиционная клятва Ведущему Игру?

— Разумеется, — ответила Элеонора.

— Почему?

— В настоящий момент есть некоторая неопределенность. Я пока не могу вам это объяснить. Позже будет место того класса, который вы требуете. Мы вам это гарантируем.

Бентли прижал к себе портфель и отошел от них. Его план рушился. Он представлял все совсем не так.

— Итак, я принят? — почти с яростью спросил он. — Вы меня берете?

— Конечно, — небрежно сказал Вейкман. — Веррику нужны все специалисты класса 8–8, на которых он может наложить лапу.

Бентли в смущении и неуверенности опять отошел на несколько шагов. Что — то не ладилось.

— Погодите. Дайте еще немного подумать, прежде чем принять решение.

— Думайте, — сказала Элеонора.

— Благодарю.

Он отошел, чтобы с самого начала обдумать всю ситуацию. Элеонора кружила по комнате, засунув руки в карманы.

— Есть что — нибудь новое об этом типе? — спросила она у Вейкмана.

— Только частное уведомление по закрытому каналу. Его имя — Леон Картрайт. Он член своего рода секты уклонистского толка. Чокнутых. Хотел бы я посмотреть, на кого он похож.

— Я — нет. — Элеонора остановилась перед окном и со скучающим видом посмотрела на суету на улице и возле подъездов. — Так будет совсем недолго. Скоро они примутся вопить. — Она нервно сжала руками виски. — Господи, может, я не должна была так поступать! Но дело сделано, я не могу больше ничего изменить.

— Да, это было ошибкой, — согласился Вейкман. — Когда вы станете немного старше, вы поймете важность этого.

Страх мелькнул в глазах девушки.

— Я никогда не покину Веррика! Я должна оставаться с ним.

— Почему?

— Мне не надо будет ничего бояться. Он позаботится обо мне.

— Корпус составляет часть мебели так же, как этот письменный стол, — Элеонора постучала заостренными ноготками по поверхности стола. — Вы покупаете мебель, столы, лампы, инвик — приемники, Корпус. — Ее взгляд был полон отвращения. — Он престонист, не так ли?

— Так.

— Неудивительно, что вам не терпится его увидеть. Я сама испытываю некоторое нездоровое любопытство, как если бы речь шла о диковинном звере из колонии с другой планеты.

Бентли очнулся от своих размышлений.

— Давайте, — сказал он. — Я готов.

— Превосходно.

Элеонора проскользнула за письменный стол, подняла руку, а другую положила на бюст.

— Вы знаете клятву? Хотите, я помогу вам?

Бентли знал наизусть клятву подчинения, но, охваченный сомнением, он заколебался. Вейкман с неодобрительным и скучающим видом углубился в созерцание собственных ногтей.

Взгляд Элеоноры Стивенс приобрел холодное выражение, на ее лице непрерывно появлялись и сменяли друг друга разные чувства. Почти уверенный, что что — то не так, Бентли начал произносить присягу маленькому бюсту из пластика.

Он дошел до середины, когда двери раскрылись и группа людей шумно ворвалась в комнату. Один человек выделялся из всех своим ростом и широкими плечами. У него была тяжелая походка, серое с резкими чертами лицо, стального цвета волосы висели прядями.

Риз Веррик в окружении связанных с ним личной клятвой сотрудников остановился посреди комнаты, наблюдая за происходившим.

Вейкман перехватил взгляд Веррика. Он неприметно улыбнулся, не произнося ни слова, но его поведение красноречиво говорило само за себя. Элеонора Стивенс окаменела.

С пылающими щеками, вся в напряжении, она ждала, когда Бентли закончит. Как только он замолчал, она осторожно взяла бюст из пластика и вынесла его из комнаты, затем вернулась, протягивая руку.

— Вашу правовую карточку, месье Бентли. — Она нужна нам.

Бентли тихо достал карточку и снова лишился ее.

— Кто это? — спросил Веррик.

— Он только что присягнул. Класс 8–8.

Элеонора собрала на столе папки с делами. Амулеты запрыгали между ее грудей.

— Я пойду возьму пальто.

— Класс 8–8? Биохимик? — Веррик с интересом рассматривал Бентли. — Он стоит чего — нибудь?

— Он хорош, — сказал Вейкман. — Насколько я смог выяснить, он первоклассен.

Элеонора спешно закрыла дверь гардеробной, набросила манто на голые плечи и заполнила карманы массой разных предметов.