Дэви
Дэви читать книгу онлайн
Edgar Pangborn. Davy. 1964.
Один из лучших романов из творческого наследия Эдгара Пенгборна.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Когда она произнесла эту фразу впервые, я повернулся так же быстро, как и все остальные, однако у меня было ощущение, будто моя голова борется с неким сопротивлением, не готовая узреть того, кого я всю свою жизнь и боялся, и желал увидеть. На дороге я узнал зверя по запаху, с которым уже встречался как-то раз в гористой местности к западу от Скоара. От него несет хуже, чем от пумы, — запах, висящий в воздухе, кажется еще более тяжелым. В тот, предыдущий, раз он показался мне просто не таким, как у пумы, и я забрался на дерево и провел там всю ночь, дрожа, чувствуя его запах и думая, что увижу и слышу его, но этого так и не случилось. Утром я слез со своего дерева и обнаружил его огромные следы на пятачке голой земли неподалеку. Следы были глубокие, многочисленные, будто старый Огненный Глаз топтался там некоторое время, наблюдая за мной в темноте и думая: «Ладно, подождем, пока Рыжий не станет чуточку побольше и потолще…»
Теперь я увидел его.
Недалеко от вершины холма, с которого мы спустились, между лесом и дорогой, футах в тридцати от нее, лежал валун. Плоская верхушка камня была наклонена в сторону леса, так что с дороги ее было не видно. Лежал ли он на камне уже тогда, когда мы проходили мимо, или же прыгнул туда только что? Возможно, он не был голоден или же его сдерживал тот факт, что нас четверо. Возможно, он знал, что мой лук опасен. Я представил, как он играл, делая вид, что собирается прыгнуть на нас; как ходила туда-сюда его задница; как он наслаждался этими кошками-мышками и, наконец, по каким-то ему одному известным причинам, позволил нам пройти. А вот теперь, подчиняясь сиюминутному капризу, он стоял на камне во весь рост, и я видел это темное золото на фоне темнеющего летнего неба.
Он взглянул на нас, а может, и не на нас вовсе. Должно быть, он знал, что расстояние слишком велико для моей стрелы, если был опытен в подобных делах… Потом он грациозно, безо всякой спешки, повернулся и начал смотреть в противоположную сторону, на юг, через долину — наверное, с безразличным видом разглядывал дымки над другими населенными пунктами.
Постояв так, он сел и поднял переднюю лапу, лизнул ее и почесал макушку. Потом вылизал свой бок, задрал заднюю левую лапу — точь-в-точь, как большая кошка, — наклонился и обнюхал собственные причиндалы. И очень забавно скатился с наклоненной верхушки валуна, тут же непринужденно выпрямился, снова завалился на спину и принялся кататься по земле с задранными лапами. Когда эта игра ему прискучила, он прыгнул в сторону, прошествовал в лес и был таков.
16
Тогда я впервые увидел деревню изнутри. С тех пор мне пришлось повидать много больше, и далеко не все я могу ясно вспомнить, поскольку, когда я был с Бродягами Рамли, мы посетили массу деревень в Леванноне, Бершере, Коникуте, Катскиле и провели больше года в Пенне. Атмосфера и люди могут очень отличаться друг от друга, но общая ситуация в целом одна для всех стран. Где бы вы ни наткнулись на деревушку, они построены с единственной целью: дать маленькому человеческому сообществу немного безопасности в мире, где наше племя давно уже не многочисленно, не богато, не умно и не слишком храбро — как это было в Былые Времена.
Обычно они имеют форму прямоугольника и расположены в местечке, где ручей течет по довольно ровной земле. Питьевую воду берут вверх по течению, а ниже деревни он считается сточной канавой — можно не закапывать нечистоты в землю. Главная улица, делящая деревню пополам, бывает довольно широкой и, как правило, прямой, так что, входя в главные ворота, вы увидите на другом конце деревни ворота задние; остальные улицы будут узкими. Еще имеется расчищенная площадка, чаще всего называемая парком. Парк может располагаться за пределами изгороди, а может занимать центр селения, выходя на главную улицу. Обычно он оборудован эстрадой, скамьями для порки, позорным столбом и, возможно даже, симпатичным бассейном для детей. Вы непременно обнаружите один квартал, выглядящий лучше остальных — дворы больше; кроме обязательных овощных грядок, клумбы; даже раб выглядывает из-за сортира, демонстрируя всем, что семья владеет двумя-тремя слугами, а не арендует их в рабских бараках. Рядом с бараками вы можете найти то, что люди иногда называют «фабрикой», а на самом деле это склад для местной промышленности — домашнего текстиля, корзин, столярных работ и так далее. В том же районе будет полицейский участок, тюрьма, общественная конюшня, законный бордель, кузница и, возможно, яма для травли, если селение может позволить себе содержать ее. Будут еще и несколько кварталов, застроенных домишками, прижавшимися друг к другу, покосившимися, с хозяевами-пьяницами, предпочитающими чаще спать во двориках, чем в этих домах — в конце концов, будучи независимыми свободными людьми, они могут позволить себе такой ночлег. И если какие-нибудь свиньи из процветающих соседних кварталов заглядывают в эту часть селения, они предпочитают ходить парами.
Между этими крайностями стоят кварталы среднего класса, где общественные идеалы возвращаются назад, к Былым Временам; где дома абсолютно похожи друг на друга; где дворы и сады абсолютно похожи друг на друга; и даже сортиры абсолютно похожи друг на друга — с маленькими окошечками в форме полумесяца, абсолютно одинакового размера, испускающими одинаковый аромат общественно важного единения…
Теперь, когда я столь поспешно сделал Сэма Мистером, он уже не мог выйти из этого образа, обнаружив, что вполне может командовать и наслаждаться этим. Он все еще выдавал себя за любимого советника господа Бога, когда мы ворвались в «Черный Принц». В результате тощий старец, ответственный за спальные мешки, лебезил перед нами дальше некуда, но и содрал с нас вдвое большую плату за две своих лучших комнаты, которые сделали бы честь любой свиноферме; Сэм хотел было поторговаться, но испугался, что это испортит наш образ — большие шишки не торгуются. Позже он признался, что принятое решение очень опечалило его, происходившего из длинной династии знаменитых куриных воров. Он наверстал свое позже, когда мы присоединились к Бродягам. Я слышал, как папаша Рамли говорил, что Сэм смог бы задешево купить бороду пророка, имея в виду самого Иеремию, что было практически самой высшей похвалой в устах папаши Рамли. Вы же знаете, как пророки привязываются к своим бородам, а Иеремия был энергичным типом, сумевшим так преуспеть в скорби и стенаниях, что его в конце концов затолкали в ковчег и пустили по реке, чтобы избавиться от такого пророка.
Группа каких-то паломников с севера уже заняла самые лучшие комнаты в «Черном Принце», выходящие на Майн-стрит; наши две, полагаю, по лучшести были вторыми, каждая с длинным узким окном, смотрящим на север. Я бы удавился, если бы обнаружил что-нибудь менее комфортабельное. Стены над расшатанными койками, которые именовались кроватями, пестрели темными пятнами, свидетельствовавшими о постоянных столкновениях между человеческой расой и одной из наиболее близких к ней рас, искренне обожающей человечество. И поверх всего, точно святое благословение, витал капустный дух. В клопах, насколько я понимаю, нет ни радости, ни доброты. Даже человечество они обожают из-за глубоко укоренившейся жадности. Они обладают интеллектом, что правда то правда, — а как бы еще они могли определить точный момент, когда вы уже почти заснули, и выбрать этот момент для нанесения удара?..
Дион говорит, клопы действуют инстинктивно. Я спросил его: «А что такое инстинкт?» Он сказал: «Иди ты к черту!» Тогда Ники вставила замечание, что если вы делаете нечто чертовски умное, не зная почему, то это и есть инстинкт. Однако я все-таки считаю, что у них есть разум, и, возможно, они размышляют слишком много, до тех пор, пока излишние размышления не портят все их поведение, ибо сами посудите: я никогда не видел клопа, который продемонстрировал бы мне хоть намек на симпатию, что бы я для него ни сделал. Презрение — вот что они демонстрируют. Пре-зре-ни-е… Я знавал одного клопа, который смотрел прямо мне в глаза, когда с его пасти сочилась моя кровь, и по его язвительной морде кто угодно мог бы понять, что он сравнивает меня с другой своей едой и отмечает одни сплошные недостатки — слишком соленый, с душком, не хватает соуса и так далее… Он бы не похвалил меня, даже поперчи я свою задницу и намажь ее маслом. Так что я презираю их в ответ. И ненавижу, черт бы их побрал!..