Число погибших

Тут я моргнул, и видение исчезло — остались лишь капельки холодного пота на лице. Опасаясь внезапного приступа слабости, я достал карабин и пристегнул веревку к куртке комбинезона. Поглядев вниз, я увидел, что не прошел и трети пути. Надо было взять себя в руки и заняться делом.

Методично повторяя все манипуляции, я наконец достиг освещенной полосы. На всякий случай я огляделся по сторонам, но не заметил ничего подозрительного.

Подтянувшись к следующему крюку, я едва не ослеп и почувствовал себя слабым и незащищенным. Однако все было тихо. Я укрепил еще один крюк. Потом еще.

Когда я был почти у самой границы освещенного участка, запищал комп.

— Сюда кто-то едет! — срывающимся шепотом заговорила Джанет. — Не знаю, в чем дело, но вам лучше куда-нибудь спрятаться.

Сделав петлю, я пропустил веревку под бедром и через плечо и, захватив стремена, заскользил вдоль стены. На лбу у меня вновь выступил пот: если верхний крюк не выдержит, остальные тоже повылезают один за другим, и я разобьюсь в лепешку.

Оказавшись ниже освещенного участка, я немного успокоился. На свету оставались только несколько крючьев и веревка, достаточно тонкая, чтобы не отбрасывать заметной тени.

Покачиваясь на веревке, я обернулся назад. Я уже видел свет фар, но прошло еще секунд пять, прежде чем показался сам автомобиль.

Никаких опознавательных знаков на нем не было, и я терялся в догадках — то ли это замаскированная патрульная машина, то ли просто какой-нибудь любитель работать по ночам. Автомобиль, не останавливаясь, проехал мимо.

Я повисел еще несколько минут, готовый в любой момент начать стремительный спуск, но больше никаких признаков человеческой активности возле здания не наблюдалось.

Я торопливо поднялся на прежнее место. Еще два крюка — и на свету остались только мои ноги. Еще один — и я был уже в относительной безопасности и мог позволить себе не спешить и давать крючьям больше времени для закрепления.

Наконец надо мной показался край крыши. Когда я достиг его и высунул голову, меня чуть не сдуло. Здесь ветер был куда сильнее, чем внизу, и он приложил все усилия к тому, чтобы вернуть меня на землю.

— Я на месте, — сказал я в комп. — Надеюсь управиться минут за двадцать.

— Отлично.

Большой световой фонарь был слегка выпуклым. Он начинался примерно в метре от края крыши и шел по всему ее периметру. Я старался двигаться как можно осторожнее, чтобы мой топот не услышал какой-нибудь чересчур припозднившийся клерк.

Мне везло. План, который имелся в общедоступной базе данных, оказался точным, и никаких серьезных перестроек со времени его составления здание не претерпело. Подо мной в тусклом свете лампочек сигнализации маячили многочисленные ряды столов.

Архитекторы, строившие «Институт Моргана», явно придерживались концепции «открытого офиса». Собственно, поэтому он и задумали световой фонарь — чтобы сотрудники могли наслаждаться прямым солнечным светом. Все кабинеты выходили на большую открытую площадку в центре зданий, и если размеры кабинета имели какое-то значение, то чем выше он находился, тем более важный пост занимал его обитатель. Правда, самих обитателей, к счастью, видно не было.

Я снял с перевязи бинокль. Освещенность была довольно слабенькая, так что я переключил его в режим фотоумножения и поднес к глазам. Кабинеты были как на ладони. Ветер, однако, не способствовал наблюдениям, и чтобы изображение не дрожало, мне пришлось привязаться.

Кроме того, опасаясь термодатчиков, я уменьшил обогрев, и теперь трясся от холода.

В первую очередь меня интересовали верхние кабинеты: их обитатели обладали более широким доступом к информации, и мой репортерский опыт говорил мне, что они в большинстве своем довольно небрежно относятся ко всяким секретам, так как слишком долго имеют с ними дело.

Первый стол меня разочаровал. Он был абсолютно пуст, экран компьютера не горел, корзинка для входящих бумаг была предусмотрительно прикрыта. В мусорной корзине тоже ничего не было.

То же самое повторилось с двумя другими столами, но на четвертом я наконец увидел какую-то бумагу. Это оказался снабженный графиками результат последнего опроса общественного мнения о предвыборной кампании Слоана Олсопа. Эта информация вряд ли могла пригодиться, но раз уж я взобрался сюда, надо было брать все что можно.

Я поднес бинокль к наручному компу и нажал на кнопку установки передачи изображения. На компе замигала красная лампочка: он был готов к приему информации.

Снова сфокусировав бинокль на документе, я включил передачу. Индикатор компа показал, что принят и сохранен один кадр.

Еще через три стола в память моего компа попало изображение какой-то рекламной брошюры. Я чувствовал себя как ребенок, взявший в руки камеру: снимай все, что движется, и дело с концом.

Мне повезло: я решил протереть слезящиеся глаза как раз вовремя, чтобы уловить на нижнем этаже какое-то движение.

Я поспешно отпрянул за толстый переплет фонаря и, выставив из-за него только краешек бинокля, взглянул в направлении этого движения.

Там был человек. Охранник.

От удивления я буквально обмер, и мне понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя. Человеческая охрана используется крайне редко, но «Институту Моргана» и «Мидас корпорейшн» она зачем-то понадобилась.

Но еще больше меня удивила и обеспокоила звездочка, которую я заметил на рукоятке пистолета, торчащего из кобуры охранника. Дорогие модели обычно имели переключатель мощности. Установка на болевой шок обычно обозначалась изображением пера. Кулак символизировал тяжелый паралич конечностей, а изображение ножа означало, что можно ожидать физических повреждений, но я еще ни разу не видел человека с пистолетом, установленным на «звезду».

Конечно, я посвятил репортерской деятельности не всю жизнь, но все же никогда не слышал, чтобы кому-то удалось выжить после выстрела такой мощности. «Институт Моргана» уделял своей безопасности гораздо больше внимания, чем я предполагал.

Безуспешно пытаясь унять сердцебиение, я выглянул еще раз. Охранник двигался медленно и осторожно. Отлично.

Пора было заняться тем, что следовало сделать сразу же, как только я сюда вскарабкался. Тихонько перебравшись на другую сторону крыши, я отыскал там вентиляционную трубу понадежнее и привязал к ней веревку, чтобы в случае чего можно было быстро спуститься.

Потом я проделал ту же операцию над своей лестницей из крючьев и вернулся на прежнее место. Охранник продолжал методично осматривать окна. Как можно осторожнее я проверил, нет ли поблизости его напарника, но тот, вероятно, дрых где-нибудь в караулке.

Я уселся на крышу и взглянул на часы. Должно быть, они совершают обход каждый час. Я связался с Джанет и объяснил ей причину задержки. Несмотря на завывания ветра, я говорил шепотом.

В очередной раз выглянув из-за переплета, я наконец увидел, что охранник завершил обход и удаляется. После его ухода я на всякий случай выждал еще минут пять и только тогда возобновил осмотр.

Стараясь не шуметь, я обследовал все столы на этой стороне, но ничего интересного не обнаружил. Тогда я переместился на другую сторону светового фонаря и в третьем по счету кабинете заметил наконец нечто, достойное внимания.

В мусорной корзине валялись остатки того, что было когда-то листом бумаги, — многочисленные скомканные клочья. Я никогда бы не стал так стараться — разумеется, если бы не хотел, чтобы никто не смог ознакомиться с содержимым того, что я выкинул.

Поставив бинокль на максимальное увеличение, я с трудом различил на некоторых обрывках какие-то закорючки. Конечно, наверняка многие кусочки были перевернуты, а другие заслоняли друг друга, но все-таки существовал по крайней мере слабый шанс выудить из них что-то ценное, и поэтому я сделал несколько снимков под разными углами, а потом перебрался туда, откуда была видна другая сторона корзины, и сделал еще несколько снимков.

Обследуя оставшиеся столы, я заметил еще кое-что любопытное, но оказалось, что это просто забытая кем-то газета. Больше ничего интересного мне на глаза не попалось, и я почувствовал разочарование.