Школа 1-4

Это сияние красоты - лишь улыбка на губах огромной космической смерти, играющей в ч?рном небе ночи м?рзлой луной, как белым шаром, она начинает морозить нас, она хочет, чтобы мы почернели и треснули, как деревянные куклы, чтобы кровь брызнула из нас на чистый снег, она не понимает, что нам не нужно дышать, что мы уже практически мертвы, она же не знает, дурочка, что в секретной лаборатории имени Карла и Фридриха, только не тех, которых вы не читали, несколько лет назад разработали антифризную вакцину, благодаря которой советская молод?жь с песнями строила в тайге города, прокладывала железные дороги в вечной мерзлоте, благодаря которой отважные папанинцы выжили на недосягаемых льдинах, там, куда ни один белый медведь не мог дойти, и благодаря которой позже, в начале сороковых, выстояли и победили наши бойцы фашистского гада в м?рзлых окопах под Москвой и Сталинградом, выстояли и победили, прогнали этих околевших козлов до середины Европы, ведь им в кашу добавляли специальный состав, а зимы-то были страшные, рукой не пошевелить, что же вы думаете, об этом Партия не подумала? А она, глупая снегурочка, морозит и морозит, пока снег не становится под ногами сперва тв?рдым, как мрамор, а потом хрупким, как битое стекло. Ветер падает на нас с небес, ветер и смертный дождь, холодные капли сгустившегося воздуха, но ей не справится с нами так, не сковать морозом одиночества наши пылающие сердца, потому что нет для нас ничего теперь на свете, кроме жажды увидеть лужу е? крови, и е? саму в этой луже, распавшееся детское лицо, прилипшие к снегу волосы, о какой слабости может идти речь, когда мы напали на след, никто ещ? не спасся от нас, никто, никогда.

Василий видит лес впереди, и стрела отклоняется от прежнего направления она близко, она там, за деревьями. Мы снова ложимся в снег и полз?м впер?д, Василий говорит, что она оста?тся на месте, не движется, затаилась или уже умерла. Мы охватываем е? полукольцом, деревья вс? ближе, никуда ей теперь не деться, она теперь наша, живая или м?ртвая. Мы вста?м на окраине зимней рощи, нацелившись винтовками в стволы, Яков выходит впер?д, он всегда в таких случаях ид?т первым, потому что знает больше способов убить, чем все мы вместе взятые, он ид?т, безжалостно проламывая сапогами наст, мороз уже совсем ослаб, у снегурочки нет больше сил, мы озираемся назад, мало ли что, хотя стрела показывает: больше никого тут нет, на километры в округе, никто уже не может ей помочь, кто бы не поднял е? из могилы, он уже оставил е?, слышишь ты меня, ты снова проиграл, проклятая сволочь.

Яков делает движение головой, он увидел е?. Вот она, сидит, прислонившись спиной к стволу, в расст?гнутом ватнике, руки бессильно раскинуты по сторонам, ноги поджаты. Она смотрит на нас, она ещ? жив?т, если это называется жизнью, возле не? на снегу разбрызгана кровь, куда же ты попала, Варвара, наверное, в ногу, Яков подходит к ней, вс? ближе, ближе, он убь?т е? ножом, она беззащитна теперь, сейчас он возьм?т е? за волосы и ударит ножом в горло, раз, другой, она не будет сопротивляться, Василий бер?т е? лицо на прицел, Варвара разворачивается в сторону и назад, я тоже целюсь девочке в лицо, хотя Василий с такого расстояния не может промахнуться, ближе, ещ? ближе, и тут я вскрикиваю, я узнал е?, это не она, это же не она, это Ол?на Медвянская, и сразу, как только я вскрикнул, снегурочка прыгает на Якова, сверху, ногами, она прыгает ему на шею, бь?т его коленями и рв?т рукой по лицу. Вс? происходит так быстро, что никто не успевает среагировать, я стреляю, целясь выше, чтобы не попасть в Якова, Василий отпрыгивает в сторону, чтобы найти лучший угол обстрела, Яков валится в снег, всем своим грузным, могучим телом, валится у ног Ол?ны Медвянской, с винтовкой и ножом, кувырком летит снегурочка с него за дерево, в сугроб, Василий стреляет, не целясь, я бросаюсь впер?д, та, вторая, Ол?на, поднимается мне наперерез от ствола, и я наотмашь бью е? прикладом в зубы, несчастную Ал?нушку, я ломаю ей зубы, она падает, я стреляю ей в грудь, раз, перевожу затвор, и ещ? раз. Пули пропарывают е?, для не? это смерть, огромная, вечная, она, маленькая, и жила-то совсем немного, я поднимаю голову, сбоку гремит выстрел, это Варвара, а я не вижу, куда теперь стрелять, кругом ч?рные стволы деревьев, Василий быстро уходит, утяче переваливаясь, мелькая за стволами, на северо-запад, куда ушла снегурочка.

- Стой, Варвара! - ору я что есть силы. - Назад!

Я не вижу даже, где она, я переворачиваю железное тело упавшего навзничь Якова, он хрипит, лицо его разорвано наискось, из вздувшейся полосы теч?т темнеющая кровь. Пока я отсасываю и выхаркиваю е? в снег, приходит Варвара. Она плачет, не в голос, как сельские бабы, а без воя, лишь всхлипывая, и плача, она опускается возле Якова на снег и тоже начинает отсасывать кровь, командир вздрагивает и хрипит, роя руками снег, ледяными своими когтями снегурочка разорвала ему глаз, а самое главное - яд, Яков отравлен, он теперь умр?т.

- Мы должны были помнить, сука, - всхлипывает Варвара, - что она может сдвоить. Проклятая сука, она убь?т нас, всех, убь?т нас, сука.

Мы разводим возле Якова кост?р и растираем ему лицо снегом. Яков дышит хрипло и неровно, голоса моего не слышит. Варвара собирает снег с кровью снегурочки и бросает его в кост?р, как она, наверное, маленькая, стискивает челюсти вдалеке, как ей больно, крошке, раненую ножку рв?т адский огонь. Подожди, зайчик, поволокут ещ? тебя черти по скользкой от крови земле, быстро-быстро, за ноги, за руки, за волосы, разденут и голую окунут в кипяток, окунут и вынут, окунут и вынут, кожу будут срывать, как туалетную бумагу, ты не верь, зайчик, что чертей не бывает, ты ещ? покричишь, когда они тебя в крови твоей мучить начнут, ты знаешь, что они с тобой делать начнут, знаешь, и ты боишься этого, я же знаю, что очень боишься.

К ночи Яков приходит в сознание. Он хочет говорить, но горло и язык не слушаются его, он только тужится и хрипит, тяжело закрывает глаза, лицо его кривится от муки, пульс совсем слабый, наконец он снова теряет сознание и лежит пластом, потом вдруг, в третьем часу ночи, у полупогасшего костра вскидывается и рев?т, вместе с р?вом вырываются слова, он рв?т у себя на груди одежду, словно она мешает ему говорить.