Весёлый Роджер на подводных крыльях

Проснуться на Селентине

1

«Я назову ее Селентиной», – решил Ник.

Планета была красивая – голубовато-зеленый шар, похожий на елочную игрушку, маленькое чудо на фоне бестелесного космоса и равнодушных далеких звезд.

Ник не любил звезды. Впрочем, звезды способны любить лишь те, кто никогда не выходил в пространство. Это только считается, что космолетчики жить не могут вдали от звезд и шалеют от расстояний: без этого не сможет жить только законченный псих. Любят обычно то, чего лишены. Лишены хотя бы частично.

Космолетчики, например, любят кислородные планеты. А что еще любить? Не метеориты же…

Рейдер переходил из маршевого режима в маневровый, потом – в орбитальный; Ник, зевая, слонялся по рубке и пялился на услужливые экраны. Желтое, словно сыр, солнце какого-то там спектрального класса искрилось, как ему и положено, да сияло. Ника оно мало заботило – спецы будут с ним разбираться, а у него, Ника то есть, свои дела. Не заботил его и узкий серпик планеты-соседки на внешней орбите. Или, возможно, спутника Селентины – Ник не стал даже уточнять. «Сядешь – все само собой прояснится», – давно усвоил Ник. Подыскать имя луне можно и позже, внизу, через сутки-другие. Куда спешить? Вдруг луна снизу как-нибудь по-особому выглядит?

Ник ввел имя планеты в картотеку и пошел выращивать разведзонды.

Рейдер был огромен – даже по меркам дальнего флота. Идеальный цилиндр полутора километров в длину, километр в поперечнике. Летающий склад. Жилой сектор на двух человек занимал едва полпроцента объема. Ник, правда, летел один, без напарника. Бурундук на огромном мешке с орехами…

По идее он должен был испытывать какую-нибудь фобию – психологи перед вылетом голосили вовсю, предсказывая всевозможные ужасы. Однако Ник ничего подобного не испытывал, разве только раздражение, когда приходилось тащиться в дальние отсеки. Вместо привычных велосипедов в промт-ангаре оказались некие хромированные конструкции абсолютно Нику неизвестные и вызывающие ощущения, сходные с теми, что испытываешь при виде древней бормашины с механическим приводом. Трогать их Ник не решился и ходил пешком.

Запустив зонды, Ник отправился спать, потому что делать человеку на рейдере, как правило, нечего.

Часов через десять, взбодрившись душем и подкрепившись какой-то синтетической дрянью – безусловно, совершенно безвкусной, но зато страшно питательной, – Ник долго колебался: идти ли в рубку за данными разведки или же предаться гораздо более приятному занятию – подготовить к охоте любимую винтовку, которой Ник уделял больше внимания, чем всей аппаратуре рейдера вместе взятой.

Чувство долга победило – он поплелся в рубку. Впрочем, возможно, что победила самая заурядная лень: если на Селентине неподходящие условия, никакой посадки не будет, а значит, прощай охота и регулярно являющийся во снах шашлык по-крымски. Тогда винтовку и расконсервировать не стоит, до следующей планетной системы где-то там, в пустоте, на другом конце пути длиной в несколько десятков парсек. Но списать решение, разумеется, следует на чувство долга.

Ник даже прогудел нечто бравурное у самой перепонки: «Пам-парам-пам – пам!»

Перепонка лопнула и тут же затянулась, уже за спиной; Ник оказался в рубке. Усевшись перед терминалом, он уткнулся в экран и стал невнимательно перелистывать поступающие данные.

Так. Кислород, азот… проценты… В картотеку все, не глядя…

И зеленая рожица на весь экран – довольная, ухмыляющаяся.

Это означало, что вид homo sapiens sapiens, оказавшись без скафандра на поверхности Селентины, не помрет ни от удушья, ни от жары, ни от радиации; ни сразу, ни потом. Если бы рожица была красной и озадаченной – тогда Ник попросту развернулся бы и улетел. Если желтой, сомневающейся, тоже улетел бы, но сначала заставил бы лабораторию сделать все замеры, а резюме немедленно скормил бы ненасытному кристаллическому мозгу.

Цифры, по-прежнему не глядя. Ник сваливал в компьютер рейдера – они сыпались в бездонную память машины и оседали там плотными слоями, чтобы скучные спецы на Земле, Венере, Коломбине или Офелии могли в любой момент запустить туда любопытную руку и выловить необходимую информацию. А какое, к примеру, магнитное склонение на Селентине, система звезды такой-то (Ник не помнил), в точке с такими-то координатами? А такое-то!

Ник вздохнул и попытался представить себе человека, которого могло бы всерьез интересовать магнитное склонение на Селентине в какой-нибудь точке.

Ничего не вышло.

Сам он запоминал только то, что действительно понадобится там, внизу.

Полный оборот вокруг оси – тридцать два часа. Ровно.

«Здорово!» – обрадовался Ник. Биоритм у него перекрывал стандартные земные сутки чуть ли не в полтора раза. В результате, привыкнув в рейдах есть и спать, когда этого требовал организм, на Земле Ник бодрствовал то днем, то ночью, в самое непредсказуемое время, отчего родственники приходили в необъяснимый ужас? Почему-то они были твердо убеждены, что в темное время суток непременно нужно спать, а делами заниматься днем. Ник это утверждение с негодованием отметал, но частенько сам страдал от скачущего ритма, ведь нужные ему люди ночью, как правило, предпочитали спать. Приходилось ждать утра, а на рассвете вдруг наваливалась неодолимая сонливость и зевота, Ник падал на диван и отключался до следующей полуночи…

Два континента, площадь каждого – больше, чем у Евразии.

Гравитация – 106% от земной. Блеск.

Климат – преимущественно тропически-умеренный. На полюсах шапки; впрочем, обе довольно скромные.

Леса. Сплошные леса – странно. И странные какие-то леса.

Технологическая активность – ноль. Стало быть, людей нет. Точнее, разума нет, поправил себя Ник.

В целом Селентина являла собой курорт. Мечту космолетчика. Природа, сафари…

Ник скопом обрушил оставшиеся данные в картотеку, сделал себе обязательную инъекцию биоблокады, подготовил винтовку и пошел выращивать посадочный бот.

Через сутки единственный человек покинул рейдер и гигантский цилиндр погрузился во тьму, потому что автоматы включали освещение только там, где находился кто-либо из экипажа.

Нику предстояло вырастить первый на Селентине городок. На две с половиной тысячи жителей. Настоящий городок с коттеджами, пешеходными дорожками, энергетической станцией, посадочной площадкой, лабораториями, кафешками, детским садом, парком… Что еще бывает в небольших земных городках? Грузовой отсек бота до отказа был забит механозародышами, из которых постепенно разовьются здания, дороги, машины, приборы, – все, что понадобится первым поселенцам. Поскольку Ник работал в одиночку, на это уйдет около года. Через несколько месяцев, наверное, Земля пришлет еще одного человека на Селентину – биолога. Когда первые коттеджи будут выращены, кто-то ведь должен будет заняться огородиками, городским парком? К приходу поселенцев даже первому урожаю полагалось созреть.

Ник вздохнул. Здорово это все, конечно. Прилетает на Селентину, скажем, какой-нибудь абстрактный Ванька Жуков. Или Джон Смит с семьей, астроном. А здесь его уже ждет новенький, с иголочки, городок и домик, а перед крыльцом во-от такенные яблоки на ветках, прямо рви и наслаждайся, а за углом обсерватория, развернутая по полной программе, прямо садись, работай и наслаждайся, а комп даже успел принять и высветить первое распоряжение от шефа. И кофе в чашечке на столе дымится…

Покосившись на обзорник. Ник отвлекся от мыслей о городке, который покоился, еще не разбуженный, в грузовом отсеке в виде сотен одинаковых яиц-эмбрионов.

У экватора над океаном буйствовали мощные циклоны, плотные спирали облаков казались живыми. Чуть дальше к северу простиралась широкая полоса, свободная от туч, захватывая большую часть северного континента. В южном полушарии заканчивалась осень, поэтому Ник сразу устремился к северу.

Бот быстро снижался; светился слой плазмы, в которую превращался воздух Селентины, трущийся о силовой экран. Комп рассчитал траекторию и повел бот на посадку. Всматриваясь в картинку на мониторе, Ник впервые ощутил какую-то неправильность. Потом он отвлекся – автоматы потребовали, чтобы «экипаж пристегнулся», и пришлось подгонять ремни.