Журнал «Если», 1993 № 04

Спокойно глядя на них, я покачал головой.

— Что же вы все-таки за люди? Когда же до вас дойдет: не надо все время выкручивать мне руки, чтобы заставить работать! Разумеется, у меня была причина! — и я все рассказал им: про щипцы для ногтей, тиски для пальцев, крепкое «рукопожатие» и все остальное. — Вы должны молиться Богу, недотепы паршивые, что Ринг все так тщательно продумал, ведь Салад еще до встречи со мной знал о ваших планах.

— А если бы ты не нашел выхода, то мы бы по твоей милости оказались в руках этого изверга? — мрачно спросила Хана.

— А вы что — лучше? Да вы были готовы сделать со мной то же самое, причем вашей жизни ничто не угрожало! — я вскочил, закипая от злости. — Ишь, борцы за справедливость! А пинать все три мои жизни, как футбольные мячи? «Штрейкбрехеры, Инкорпорэйтед» — одно слово! — Я перевел дух и продолжал: — А теперь позвольте кое-что рассказать вам о настоящей боли. Боль — это очень скверная штука, — и я помахал у них перед носом своей больной рукой. — И не важно, какой у нее источник: дубинка или электрический ток.

Боль слишком реальная штука, джентльмены. Так что в следующий раз будете знать, когда вздумаете пошутить, что значит оказаться на месте того, для кого вы эти шуточки готовите. — Я сделал несколько шагов вперед и вырвал «Этанак» из рук Kpаyca. Никто даже не пытался мне помешать.

Я взял шнур и начал рыться под рубашкой в поисках розетки, но Хана остановила меня.

— Ярроу, подождите… — Я ждал, глядя ей в глаза. — Почему вы обо всем не рассказали раньше? Зачем все эти хитроумные сети и двойная игра?

— Я хотел рассказать вам, мисс Удача, — сказал я, устало улыбаясь, — я очень хотел. Но при голосовании я оказался в меньшинстве. Ринг — он же почти параноик, вообще никому не доверяет, а «Этанак» — сторонник жестких методов. Так что я искренне сожалею.

Выражение лица Ханы было трудно понять.

— И вы действительно совершенно другой человек? Не Этан Ринг?

Я кивнул.

— И вам доставляет удовольствие жить такой жизнью? Чувствовать себя зависимым, угнетаемым… Неужели приятно, когда кто-то присасывается к вам, словно пиявка?

Я улыбнулся.

— Если бы я признался вам, как это приятно, то, возможно, заработал бы пощечину. В Ринге очень много от меня. Равно как и от «Этанака». Лучшее, что есть в нас обоих. Без нас его бы просто не было.

Я сунул вилку в розетку и помахал на прощание рукой…

…И помахал рукой в знак приветствия. Какое все же блаженство — осознавать себя.

— Привет, друзья. Сожалею, что наш разговор так грубо прервали, — и я посмотрел на Крауса.

— Мои извинения, — сказал он, делая вид, что действительно сожалеет. И надо признать: у него получилось правдоподобно.

— Мы все приносим извинения, — подхватила Хана. — А также благодарим вас… всех троих.

— Принимается, — ответил я с поклоном.

— Мне бы только хотелось, чтобы вы поняли: для нас эта затея — вовсе не какая- то грандиозная шуточка, мистер Ярр… Ринг, — произнес Нтебе, наклоняясь вперед и сжимая свою голову обеими руками. — Согласен, мы не имели права втягивать вас в эту историю. Но поверьте: получить «глазок» в эту компьютерную систему — для нас не детская шалость. Это все равно что прорубить окно к свободе для нашего народа. — Он снова лег на койку, прикрыв глаза рукой. — Но поскольку мы не нашли входа в компьютерную сеть, все мои рассуждения — область чистой теории…

Выражение лица Ханы и хмурый взгляд Крауса хорошо гармонировали с его пессимистической интонацией. Краус присел на другую койку, а затем со вздохом лег на нее. Хана, прислонившись спиной к стене, скорбно качала головой.

— Ну почему же «теория»? Мне известно настоящее расположение входа.

— Что? — Хана посмотрела на меня, как на самозванца. — О чем вы говорите?

— Когда я порылся в секретах компьютера казино, мне удалось узнать, куда направляется почта Коррама Хабира. И это место…

Меня прервал короткий сигнал, и дверь камеры растворилась. Корректный и вежливый вошел Бирнбаум, страж Корпуса миротворцев; именно он и привел сюда всю нашу компанию.

— Все в порядке, мадам. Вы и ваш муж свободны. Прошу прощения за причиненные неудобства.

— Муж? — Я чуть не захлебнулся от удивления и посмотрел на Хану.

— Пойдем, дорогой, — она твердо взяла меня под локоть и потащила к двери. — Бедняга все еще не может прийти в себя, — сказала она с очаровательной улыбкой, — если он вообще когда-то был самим собой.

Краус и Нтебе привстали с коек, но Бирнбаум жестом остановил их.

— А вам придется подождать. Еще нужно разобраться: жертвы ли вы этой драки или ее зачинщики.

Хана задержалась.

— Как долго вы их продержите? Мы не собираемся бросать наших друзей в беде…

— Трудно сказать, мадам, — пожал плечами Бирнбаум, — сейчас освобождают вас, но не их. Сколько времени займет расследование, мне неизвестно. Так же, как и вы, я могу только предполагать.

И он указал нам на дверь, ведущую обратно в холодный мир.

— И что теперь? — спросила Хана, откинувшись на спинку скамьи. Мы сидели на площади, которая, как и большая часть туристического комплекса «Елисейские поля», располагалась под землей. Словно беспризорники, мы с завистью глазели tea праздношатающихся туристов.

— Ну, например, я могу бросить это в воду и загадать желание, — сказал я, доставая кредитную карточку и указывая на фонтан в центре площади. В его перламутрово-жемчужных струях вспыхивали золотые шары и мерцали разноцветные яркие звезды.

— Жаль, что мы не можем вызволить Цефаса и Базиля из тюрьмы, — сказала она с чувством, ударяя кулаком по колену. — Проклятье! Если у Са- лада есть хоть малейшее подозрение, что ты сумел что-то обнаружить, каждая минута может оказаться последней.

— Честно говоря, пользы от твоих друзей было маловато.

Она вздохнула. Вздох получился каким-то сердитым. Закинув волосы назад, она спросила:

— Но мне-то, по крайней мере, ты можешь рассказать, где скрывается Хабир?

— Он стал монахом.

— Брось шутить.

— Я вполне серьезно. Хабир прячется в монастыре на арендуемой христианами заполярной территории в арабском секторе. Монастырь основан группой чудаков с Земли, их называют Дебре Дамо, — это малоизвестная христианская секта.

— Я слышала о них. Читала статью в журнале «Этноцентристика»… Но клянусь всеми богами на свете, представить Коррама Хабира перебирающим четки в глухом христианском монастыре… Нет, это выше моих сил! — Она испытующе смотрела на меня, все еще думая, что ее разыгрывают. — Я знаю: он любит уединение, и никто толком не понимает, что он за человек, но увидеть его в монашеской рясе — это чересчур.

— Он большой оригинал, — пожал я плечами. — Возьми хоть этот его каприз — доставка почты курьером вместо обычных каналов компьютерной связи. Я готов поставить все свои деньги до последнего цента: вход в его компьютерную систему именно там, в монастыре. Никому никогда и в голову не придет искать там.

Она опустила глаза, размышляя.

— Но они не допускают в монастырь женщин!

— Послушай, — сказал я осторожно, — ты ведь сказала стражу Корпуса миротворцев, что я твой муж…

— Прости. Но они бы не позволили мне остаться в одной камере с тремя мужчинами, не будь я замужем хотя бы за одним из них. — Она выпрямилась, поправляя рубашку и разглаживая складки на своих брюках.

— А знаешь ли ты: стоит объявить себя замужней женщиной на арабских территориях, как брак автоматически считается зарегистрированным…

Она с подозрительностью посмотрела на меня.

— Мне казалось, это правило действует только в отношении разводов. И, кроме того, об этом нужно объявить не менее трех раз.

— Гм-м, — неуверенно произнес я, чувствуя, как почва ускользает из-под ног… — Кто _;вы, мисс Удача? Чем вы занимаетесь? Откуда и зачем вы приехали? И ЕЩЕ, ЗАЧЕМ МНЕ ВСЕ ЭТО НУЖНО ЗНАТЬ?

Она улыбнулась.

— Я полукровка, во мне течет японская и цыганская кровь. По профессии — этноисторик. Приехала я ниоткуда конкретно и отовсюду, если под «всем» понимать Землю. Подалась в известную вам организацию, потому что кое-кому понравилась моя докторская диссертация по ритуальной магии… И, пожалуйста, для нашего общего блага, не задавайте мне того вопроса, который вы так долго готовили, Этан Ринг, — я и так уже ответила почти на все. У вас своя жизнь, а мне пора возвращаться к своей. — Ее улыбка была похожа на сломанные цветы, увядающие прямо на глазах. -