Журнал «Если», 1999 № 01-02

С точки зрения внешнего мира яркая точка — мой корабль — затормозила и замерла у горизонта. Но я уже давно опередил свой медлительный образ и падаю себе к центру с невероятной скоростью. В самом центре располагается центр черной дыры, сингулярность: она несравненно мельче атома, это больше отвлеченное математическое понятие — бесконечное притяжение и неразрешимая загадка.

Кто бы я ни был, выживу я или погибну — я первый, кто пересек горизонт событий черной звезды. Хороший повод завопить «ура!» — жаль, никто не услышит моего крика. Теперь единственная моя надежда — атомно-точный расчет специалистов там, наверху. Надеюсь, они не подведут меня и во втором туре этого непростого танца. Если повезет, я останусь после этого живым.

Согласно теории, звезды надо мной уже погасли, и даже самый жалкий из всех красных карликов расстался со своим водородным топливом и потух. Вселенной не стало, звезды отсветили свое. Я все еще наблюдаю вверху ровное свечение, но это ископаемый свет, что бесконечно долго падала в черную дыру, пойманный ею в сети растянутого до бесконечности времени.

Для меня время перетекло в пространство, пространство — во время. Я все ощущаю по-прежнему, но мне никуда не деться от сингулярности, как никуда не деться от будущего. Если только не выкинуть фокус.

А он у меня припасен.

В центре сферического пространства надо мной сияет яркая фиолетово-синяя точка — ископаемый свет лазерного луча с орбитальной станции. Реактивные двигатели так корректируют траекторию корабля, что я все время остаюсь в этом луче, прямо под станцией. Любой предмет, брошенный со станции, должен повторить мою траекторию.

Я тем временем приближаюсь к центру; приливные силы, растягивающие мое тело, приближаются к миллиарду «g» на один миллиметр. Нет, они еще мощнее, и даже мое баснословно прочное тело вот-вот растянется, как спагетти. В моем распоряжении считанные микросекунды. Пора!

Я запускаю двигатель на полную мощь. В неописуемой дали, в непроглядном прошлом мои друзья со станции сбросили на горизонт событий червоточину. Если они не ошиблись со временем, то…

Из Вселенной, успевшей скончаться, грядет червоточина.

Даже для меня, с моей сверхчувствительностью, все происходит стремительно. Лазерный луч тухнет, и червоточина обвивает меня, как Божья кара, — быстрее, чем я могу отреагировать. Мерцающая сфера Вселенной гаснет, как выключенный фонарь, и черная дыра — а вместе с ней и приливные силы, терзавшие мое тело, — мигом исчезает. На короткое мгновение подо мной мелькает черный диск; червоточина начинает вращаться, дергаться, растягиваться — и беззвучно пропадает.

Еще одна жертва черной дыры.

Мой корабль вибрирует, как колокол на колокольне. Он выпущен из капкана приливных сил.

— Получилось! — кричу я. — Сработало! Сработало, черт побери!

Как и предрекали теоретики, я сумел проскочить сквозь червоточину, прежде чем ее съела сингулярность в центре черной дыры. Другой вариант — что сама сингулярность, бесконечно малая, но так же бесконечно могущественная, последует за мной сквозь червоточину — вызывал оглушительный смех у всех, кто что-то смыслит в физике червоточин. На сей раз теоретики победили.

Только где я?

Почему вместо того, чтобы оглушить меня хором поздравлений, радио молчит? Где толпы друзей и специалистов, где торжественные вопли победителей?

— Huit Clos, — несутся в эфир мои слова. — Я сделал это! Huit Clos вернулся, прием. Откликнитесь!

Теоретически я должен был вынырнуть вблизи Вольфа 562. Но почему-то я его не вижу. Честно говоря, то, что я вижу, вообще нельзя признать Вселенной.

Например, куда подевались звезды?

Вместо звезд небо расчерчено линиями — тысячами, миллионами параллельных белых линий. Доминирует в небе — там, где надлежит находиться звезде Вольф 562, — горящий красный цилиндр, прямой, без конца и без края.

Уж не перенесло ли меня в какую-то другую Вселенную? Не повредило ли червоточину чудовищной гравитацией черной дыры, не вырвалась ли она из нашей Вселенной, не стала ли мостом в другую?

Если так, мне конец. Червоточина, единственный путь бегства из чужого мира, уничтожена. Впрочем, сохранись она, ничего хорошего меня бы не ждало: я бы вернулся туда, откуда улизнул, и был бы немедленно раздавлен сингулярностью.

Можно было бы просто отключить мозг — невелика потеря. Тебя вывели бы из твоего подвешенного состояния, сообщили бы, что вариант твоей личности, провалившийся в черную дыру, не смог передать своих ощущений, и контакт с ним прервался после пересечения горизонта событий. Эксперимент закончился неудачей, зато тебе опасность толком и не грозила.

Но, как бы свято ты ни был уверен, что ты и я — одно и то же, я — не ты. Я — отдельная индивидуальность. Тебя оживят, но у тебя не прибавится воспоминаний. Ты останешься, я — нет.

А я хочу выжить. Хочу назад.

Вселенная с трубками света! Яркие прутья бескрайней клетки! Яркие полосы в небе несколько различаются цветом: от бледнокрасного до ярко-голубого. Я догадываюсь, что они аналогичны красному цилиндру рядом со мной, просто удалены на многие световые годы. Что же это за Вселенная с полосами света вместо звезд?

Я оснащен буквально до зубов, словно специально, чтобы найти ответ на этот вопрос, да и делать мне в предстоящие тысячелетия больше нечего. Чтобы отвлечься, я провожу спектральный анализ света, излучаемого красным цилиндром.

У меня и в мыслях нет, что в его спектре окажется пища для интерпретации, но, как ни странно, анализ имеет нормальный вид. Вопреки очевидности, он до смешного похож на спектр звездного света.

У компьютера уже готов ответ: он знает, что это за звезда. Свет цилиндра обладает спектральными характеристиками Вольфа 562.

Совпадение? Нет, исключено. Чтобы из миллиарда вариантов этот неведомый объект обладал в точности теми же спектральными признаками, что и звезда, которую я мечтал увидеть на его месте? Нет, заключение напрашивалось само собой: цилиндр и есть звезда Вольф 562.

Я делаю спектральный анализ трех взятых наугад небесных полос. Самую яркую компьютер идентифицирует как 61 Девы, ту, что потусклее, как Вольф 361, а сине-белую как Вегу.

Итак, полосы в небе — это звезды.

Что бы это значило?

Я не вылетел в другую Вселенную, а остался в прежней, только она изменилась. Но способно ли столкновение червоточины с черной дырой уничтожить всю нашу Вселенную, растянуть солнца в бесконечные прямые? Невозможно! Даже если бы это невозможное осуществилось, я бы воспринимал удаленные звезды как точки, ибо их свет путешествует сотни лет…

Нет, Вселенная не подвержена изменениям. Логика подсказывает единственный ответ: изменился я сам.

Из этого тоже следует одно-единственное заключение.

Математики утверждают, что в момент перехода через горизонт событий черной дыры происходит взаимозамена направлений пространства и времени. Я всегда считал это всего лишь математической причудой, но если они правы, если при переходе горизонта событий я сам преобразился и теперь воспринимаю время как направление в пространстве, при том, что я сам одна из осей пространства-времени… Тогда все встает на свои места. Звезды тянутся из прошлого в миллиарды лет в будущее; воспринимая время как пространство, я вижу полосы света. Если бы я подлетел ближе и нашел одну из каменистых планет системы Вольф 562, то она выглядела бы как бахрома вокруг звезды, как каменная спираль. Смог бы я на нее приземлиться? Каким образом взаимодействовать с миром, в котором то, что я воспринимаю как время, на самом деле является направлением в пространстве?

Сидящий во мне физик этим объяснением недоволен, однако лучшего выдумать не может. При таком своем странном, извращенном состоянии я должен непрерывно нарушать законы сохранения энергии, однако физик не находит других гипотез и нехотя соглашается: да, время превратилось в пространство…

Со стороны я должен напоминать то ли шпагат, то ли длинную узловатую веревку, один конец которой исчезает в червоточине, другой представляет собой мою смерть; не знаю, как такое вообще можно увидеть. Впрочем, меня никто и не увидит: если не растягивать время, то я всего лишь молниеносное событие, внезапно вспыхивающее и в то же самое мгновение прекращающееся. У меня нет способа подать сигнал, выйти на связь, сказать…