История безумия (СИ)

– Как жаль… – говорил Николас, глядя на отражение своего глаза в лезвии. – Как жаль…

Надрывное мычание, от которого у безымянного путника напрягалась и краснела шея, сменилось приглушенным рыданием. И снова это выражение лица, которое так ублажало Николаса.

– Вы, может быть, считаете, что я ничего не чувствую. Но это неправда. К сожалению, я устал доказывать, что испытываю эмоции, хотя и немного иначе.

Николас остановился перед ним и провел острием по голой грудной клетке, спускаясь к животу плавной линией. Живот отреагировал и втянулся, проступил пресс, и тогда острие ножа пошло обратно, от чего дрожащее тело продолжило выгибаться. Николас управлял им. Каждая мышца напрягалась тогда, когда он хотел.

– Мистер Колленберг предостерегает новичков от недопонимания. Но сам допускает ту же ошибку. Меня считают безэмоциональным созданием, не способным к сочувствию. Но знаете что? Если бы я не сопереживал, я бы не получал удовольствия. Я должен чувствовать то же, что и вы, чтобы бояться вместе с вами. Чтобы страдать вместе с вами.

 Дыхание жертвы участилось. Николас смаковал. Он вдавился лезвием, и на обнаженной коже проступила капля крови. Оставляя царапину над солнечным сплетением, он вызвал судорожные мышечные сокращения и сдавленный крик – крик, скорее означавший панику от приближения к смерти, чем реакцию на боль. Ведь самого главного еще не началось.

– Я могу убить его. Часть моего сознания хочет этого, но я сопротивляюсь ей. Какой же я после этого психопат? Мистер Колленберг мне дорог, несмотря на то, что я ненавижу его. Он… он прекрасный притворщик и лицемер. Возможно, он даже не знает самого себя. Я хотел бы показать ему на что он способен, но как жаль…

Под крики своей жертвы, Николас разрезал плоть. Проявилась алая линия, ведущая к верхней части живота. Он нанес еще один порез – теперь поперечный, и мужчина запрокинул голову от боли.

– Как жаль!..

Следующий удар ножом пришелся еще глубже, залезая под кожную ткань. Николас остановил движение лезвия и проник глубоко внутрь. Он повернул лезвие:

– Как жаль, что мистер Колленберг не обращает на меня внимания...

Он резал его, оставляя то мелкие, то глубокие порезы. Он становился вплотную и всаживал лезвие по самую рукоять, он отходил и, словно в танце, замысловатым движением руки оставлял кровавый след. Грудь и живот обливались стекающей кровью, и Николас добавлял новые штрихи.

– Как же жаль!..

Николас отбросил нож в сторону и вцепился пальцами в открытые раны, вглядываясь свирепыми глазами в пойманного путника. Он входил пальцами внутрь, его глаза становились все шире.

Психопат рассекал его кожу ногтями и представлял на месте жертвы Алоиса, он видел именно его черты лица, именно его светлые волосы, он чувствовал именно его боль.

Зеркало с раковиной, ванна и плитка забрызгались драгоценной кровью Алоиса, той, что текла по его венам, гналась его стучащим сердцем – сильной упругой мышцей, бешено бьющейся, которая выплескивала еще больше крови, пока его настоящая жертва билась в конвульсиях.

Николас опустился, чтобы подобрать упавший нож. Предстояло нанести последний удар.

Глава XX

Губернатор

1

Горничная разливала по фарфоровым чашкам душистый чай. Его аромат должен был расслабить собравшихся за небольшим столиком, но никакого эффекта не произошло. Разумом они были не здесь. Удерживая выработанную годами концентрацию, они пребывали в местах абстрактных, окруженные идеями и домыслами в центре логического противостояния. Горничная поставила маленький чайник на поднос и покинула их.

С одной стороны сидел директор Стивен Хайт, и по нему всегда можно было сказать, что он витает где-то в облаках. Напротив него – бессменный губернатор Иоганн Дресслер. Оба крупных габаритов – политические мастодонты, не одно десятилетие делившие между собой сферы влияния. Впрочем, следует заметить, на компромиссы они тоже умели идти.

Хайт вернулся из своих мыслей – да и грех было пребывать там слишком долго, находясь в таком живописном месте. Их столик из темного дерева, украшенный на ножках резьбой в стиле барокко, прятался в тенях гранитных стен. Там, где стены отступали, открывался вид на солнечный сад с редкими фиолетовыми тюльпанами и нежно-розовыми мединиллами.

– Сколько, говоришь, получает губернатор? Может, мне стоит сменить деятельность?

Дресслер засмеялся со свойственной его размерам тяжестью и хрипотой. Для уменьшения создаваемого весом давления, он сидел с расстегнутым пиджаком.

– Ох, Стивен! Все познается в сравнении. Ты же знаешь, я живу достаточно скромно. У моих коллег дворцом дело не ограничивается.

– Возможно, ты дальновидней. Вместо дворцов вкладываешь деньги в более перспективные проекты.

Дресслер не стал защищаться и сам перешел в атаку:

– К сожалению, не малая часть накопленных мною средств уходит на сдерживание журналистов. Люди пропадают. И пропадают все чаще.

– В пик двадцать третьего цикла солнечной активности несчастных случаев было намного больше.

– Больше, но ненамного. В этот раз цифры растут подозрительно быстро.

– Это же касается происшествий, не связанных с корпорацией. Обстановка в мире накаляется... Люди могут пропадать не только из-за наших экспериментов, но и из-за действий террористов.

– В том-то и дело, что я имею ввиду случаи, связанные исключительно с вами. Я говорю о так называемых инцидентах, когда ваши сотрудники устраивают кровавую резню прямо на улицах. Как прикажешь с этим разбираться?

– Не стоит преувеличивать. Давай посмотрим на ситуацию с другой стороны: мой филиал обеспечивает тебя лучшими разработками. Разве это не дает тебе преимущество? Мне кажется, без сотрудничества со мной, у тебя возникнут серьезные проблемы.

– Вижу, к чему ты клонишь, Стивен, но я на твоей стороне. Я всего лишь пытаюсь донести, чтобы ты как-то повлиял на своих подчиненных. Если проблемы начнутся у тебя, по мне это тоже ударит. В этом мы союзники. Но такими темпами я не смогу сдерживать армию СМИ.

Дресслер решил снизить напряжение и сменил тему:

– Должен признаться, я все еще не верю в связь солнечной активности с поведением масс. Но если это правда, а сейчас только начало цикла, то чего же ожидать через три-четыре года? Новую Холодную войну?

– Пока с корпорацией все будет в порядке, мы не допустим этого.

– И когда вы получили статус международного правительства?

– Пятьдесят лет назад, – спокойно напомнил Хайт, – в день основания.

Дресслер дружелюбно раскинул руками – он все пытался задобрить Хайта:

– Ты работаешь в организации с потрясающей историей. Но так получилось, что в ходе ее развития, вы были вынуждены противостоять государствам по всей планете. Ты, как человек старой формации, все еще живешь теми временами – думаешь, что это противостояние только усилилось. Надо идти вперед, ты так не считаешь?

– Честно сказать, – сонно отвечал Хайт, – мне все равно.

– Нет, не все равно. Я давно тебя знаю. Раньше мы работали в одной команде. Одни против всех. Жаль, что мы оказались по разные стороны.

– На тебя напала ностальгия?

– Я пытаюсь сказать, что я – не враг. Как я могу быть врагом после того, через что мы прошли?

– Очевидно, что каждый в зависимости от ситуации может оказаться союзником или врагом.

– Хорошо. Если ты так заговорил, я перефразирую: в данной ситуации я – твой союзник. И в доказательство, я сообщу тебе кое-что

Губернатор полез в карман и достал конверт. Он положил его на стол, приглашая Хайта ознакомиться с секретными сведениями, приговаривая:

– Видишь ли, так получилось, что у нашей страны тоже есть президент.

Хайт раскрыл конверт, и его сонные глаза забегали по вложенной бумажке.

– По его требованию к вам наведается гость из спецслужб.

– Не выяснится ли, что президент здесь не причем, и это твоих рук дело? – спрашивал директор, не отрываясь от текста.