Недремлющее око. Пионер космоса. Божественная сила

— Это, наверное, одна из самых старых улиц города.

— Я думаю, да.

— Послушай, черт возьми, куда мы в конце-концов идем?

Она загадочно улыбнулась. Фактически, впервые он увидел ее улыбку. Она продолжала улыбаться, и он вдруг почувствовал, что не прочь видеть ее улыбку и в будущем.

— Ты все увидишь сам, мистер Сын Леонарда Морриса.

Рекс тяжело вздохнул.

Они вошли в среднего размера и непонятного назначения здание, какие строились до эпохи высотных домов и суперквартир. Рекс вначале решил, что это один из домов, принадлежащих классу Исполнителей. Но даже если это так, все равно много непонятных вещей. Они прошли по коридору несколько ярдов и вошли, по-видимому, в служебный лифт. Опустились на два уровня и очутились в маленькой комнатке без мебели и Паула стала перед переговорным экраном.

Какой-то голос произнес:

— Мы узнали тебя, Паула Клейн, но кто этот незнакомец? Он не наш член.

— Я могу поручиться за него, — нетерпеливо сказала Паула.

Рекс Моррис почувствовал, что впадает в раздражение.

К чему это все приведет? Это решительно ему не нравилось. И у него не было ни малейшей догадки…

Голос продолжал:

— Может быть ты и можешь поручиться за него, иначе бы ты не взяла его с собой… Но, Паула Клейн, ты знаешь правила нашего заведения, и этот представитель класса Технологов незнаком нам.

Она сказала с нетерпением:

— Я говорю тебе, он совершенно безопасный. И, как тебе хорошо известно, я сама принадлежу касте Технологов.

— Но откуда мы знаем. Извините, сэр, но это частное заведение и…

Паула оборвала его:

— Это Технол Рекс Моррис, сын Героя Техната Леонарда Морриса. Этого достаточно для тебя?

Наступила долгая минута молчания.

Затем голос произнес, как бы извиняясь:

— Добро пожаловать в нашу разговорню, Технол Моррис.

Паула сердито фыркнула, пошла вперед, показывая путь, и остановилась у тяжелой, обитой войлоком двери, которая уже плавно раздвигалась.

— Разговорня, — повторил невольно Рекс.

Глава III

Она повернулась к нему с озорной улыбкой на губах и с некоторым видом триумфа.

— Я говорила тебе: поедем куда-нибудь, где мы сможем поговорить. Где же еще в Великом Вашингтоне можно поговорить, как не в разговорне?

— О, Великий Скотт, — пробормотал Рекс.

Внутри оказалось не менее полудюжины комнат различного размера. И в каждой из них было по полудюжине круглых столиков. Рексу они отдаленно напоминали столики для игры в покер, но только они были большего размера. За каждым столиком могли удобно разместиться около дюжины человек. Возле некоторых из них, однако, было вдвое больше человек, и они сидели или стояли. В центре каждого стола был автобар и, наверное, около половины посетителей клуба попивали кофе или другие напитки.

Но привело их сюда, разумеется, не желание выпить.

— Пойдем туда, — сказала ему Паула, и ее темные глаза сверкали.

И затем шепотом:

— Здесь только одно простое правило. Ты не должен никому возражать — ни в коем случае. Ты имеешь право говорить все, что пожелаешь, но все остальные имеют такое же право.

Рекс Моррис с печальным видом прокашлялся.

— Послушай, я бы попросил тебя не представлять меня по фамилии.

Она странно посмотрела на него.

— Хорошо, но ты можешь доверять этим людям. Они в одной с тобой лодке. Я назвала твою фамилию у входа, чтобы нас пропустили. Отныне тебя всегда будут пускать, даже если ты захочешь прийти сюда сам.

Они подошли к столику, окруженному плотным кольцом собеседников старшего возраста. Многие из них спокойно сидели и слушали, покуривая трубку или сигарету или же попивая кофе или пиво. Царила атмосфера расслабленности. Как раз в этот момент один из них решительно выдвинулся вперед. Это был худой и ершистый Старший исполнитель.

— Я спрашиваю, почему? — сказал он. — Почему, почему и почему? И никто не может ответить. На низких уровнях религиозной веры мы доходим до смешного. Нам объясняют, что есть высшее существо или существа, которые создают весь мир и человека, а затем проводят время в наблюдении за ним, как обычно требуя поклонения. Если человек «хороший», после смерти он вознаграждается навеки вечные; если же он «плохой», он карается навеки вечные. Явно детская концепция, возникшая первоначально в примитивных умах. Более того, что такое «хорошо» и что такое «плохо» обычно произвольным образом определяется духовенством.

Он перевел дыхание и продолжил:

— И очень часто их решения относительно того, что грешно, а что праведно, диктуются их собственными материальными выгодами.

Один из слушателей что-то пробормотал в этот момент, но было неясно, соглашался он с выступающим или нет.

Выступающий обратился к нему:

— Большой редкостью в истории являются случаи, когда духовенство не держало в своих руках общественного богатства. Есть исключения, но лишь исключения. Религиозное движение может возникнуть среди мечтателей и идеалистов, живущих добровольно в бедности. Иисус и его ближайшие ученики тому пример. Но примерно через столетие, когда новая религия завоевывает множество последователей, появляется новое поколение религиозных лидеров, живущих за счет страны.

Другой из слушателей заметил:

— Мне кажется, вы отклонились от своей первоначальной темы.

— Отнюдь. Мой вопрос, который я задаю всем религиям — почему? На таком низком уровне персонифицированных богов ситуация наиболее очевидна. Бог создает человека, навязывает ему почти невыполнимый правила, особенно в такой сфере, как, скажем, секс, а затем карает или вознаграждает по делам его. Но почему? Почему всесильного Бога это должно волновать? Вопрос остается в силе на любом уровне религиозной мысли. Если существует высшее, управляющее миром существо, что движет им? С какой целью он создал такое глупое и жалкое творение, как человек?

Один из слушателей постарше вынул изо рта трубку и мягко сказал:

— Тот факт, что мы не можем ответить на ваш вопрос, не означает, что ответа нет. Возможно, для Божества ответ очевиден. А возможно, по какой-то причине он не хочет, чтобы мы знали, почему он создал нас. И наконец, возможно, мы обречены никогда и не узнать этого.

Рекс Моррис отвел Паулу Клейн на несколько ярдов в сторону от стола. У него были пересохшие губы.

— Послушай, — прошептал он, — если бы Темплю стало известно об этом разговоре, эти мужчины были бы арестованы и, наверное, потеряли бы статус. Их могут изгнать из Техната или даже…

— Посадить в тюрьму или применить к ним силу, — Паула закончила фразу за него.

— Да, именно это я имел в виду, — сказал он озабоченно.

Она улыбнулась.

— Боюсь, что примеру, который подал твой отец, последовала наиболее интеллектуальная часть нашего общества. Это отнюдь не единственная разговорня в Великом Вашингтоне. А в каждом городе есть свои разговорни.

— Но какой в этом смысл? Рано или поздно Темплю удастся сломить этих мужчин. Нельзя говорить таких вещей, какие они говорят.

— Дело не только в Темпле. Какими, например, спорными вопросами интересуешься ты?

— Я? Ну…

— Пойдем вон туда. Я знаю того парня, который сидит в углу за столиком; думаю, что он развеселит тебя.

Рекс Моррис поднял к небу глаза, как бы в знак протеста, но последовал за ней.

— Материнство, — произнес, усмехаясь, грузный и бледный Младший исполнитель. — Что такого есть в каждой матери, что автоматически превращает ее в объект почитания и обожания? Возьмите какую-нибудь неряшливую, недовоспитанную и недообразованную, неискреннюю и несимпатичную девчонку восемнадцати лет и позвольте ей забыть принимать свои пилюли — и девять месяцев спустя — о, чудо из чудес — она превращается в настоящую святыню, которой поклоняются. Она ведь мать! Скажите что-нибудь против материнства, и толпа будет жаждать вашей крови. Это не значит, что я защищаю отцов. По моему мнению, ни один человек из ста не способен принимать участие в воспитании молодого поколения. В голове у них путаница, способностей никаких, словом, продукт им же подобных родителей.