Греясь в лучах мёртвого Солнца (СИ)

Ужасающая конструкция нарочито медленно приближалась, будто бы бездушный процессор внутри радовался моим страданиям. Клешня волочилась по песку, оставляя прерывистый, но обильный кровавый след. Выбитый "глаз" сканера мерно раскачивался на искрящем кабеле, арматура торчала точно посередине. Робот, словно рыцарь с пробитой грудиной, всё ещё шагал на врага, грозно размахивая оружием. Это мерзкое зрелище будто бы ударило меня током. Паника овладела моим сознанием, и я не выдержал, сбежал как последний трус, схватив чёртов мешок. Я не оглядывался.

Скрылась за спиной громада склада, просека перед ней, а я продолжал бежать, беспомощно скуля и подволакивая подвернутую ногу. Кожа, ободранная о колючку, сильно саднила, но я продолжал нестись даже тогда, когда из ран хлынула кровь. Лишь тремя километрами дальше силы покинули меня - сделав пару неуверенных шагов, я упал на землю, выронив мешок с проклятым концентратом. Так и не стало у меня единственного человека, которому было на меня не наплевать. И это я его убил, его кровь на моих руках. Все его надежды, стремления, амбиции - всё теперь лишь пыль, оседающая на землю после моего падения. И ведь всё, что я умею, все положительные эмоции в моей жизни - его заслуга. И я его подвел. А ведь он... Он просто хотел увидеть звёзды.

С тех пор у меня нет ни сил, ни желания воспринимать что-то близко к сердцу. Может, это защитная реакция, а, может, просто всё это выглядит ничтожно по сравнению с пережитым... Пожалуй, судьба всего мира не стоит жизни дорогого человека. Какое мне дело до того, что происходит в мире, если я не смог уберечь даже одного человека? Вот и живу как умею, пока что получается.

От неприятных дум меня отвлек пролетевший мимо беспилотник, покачивающийся в воздушном потоке. Бодрый женский голос вещал:

- Вчера, 26 апреля 3319 года по Единой Системе Измерения, была обнаружена база мятежников на планете, известной под названием Келлер-3. Предположительно, среди повстанцев находились люди, ответственные за теракт в берлинском метро, унесшем жизни 164 мирных граждан. По оперативным данным ГЕСТАПО, бойцами 123 аэрокосмической бригады, картирующейся на планете, в ходе непродолжительного боя были уничтожены 219 единиц живой силы мятежников, три тяжелых танка и один транспортный челнок, потерь нет. Цели расквартированной там ячейки сопротивления выясняются, возможна их связь с рядом других терактов, совершенных месяцем ранее. Теперь к другим новостям. В связи с уменьшением нормы выдачи...

Инфобот скрылся за углом, а я продолжал свой путь к условленному месту встречи с братом. Честно говоря, идти туда совершенно не хотелось. Мы с ним никогда не были хоть сколько-то близки, к тому же мне однажды довелось слышать, он не является мне родным. Поэтому, когда мы получали идентификационные карты, я специально назвал другую фамилию. Мне он вообще никогда не нравился. Я, конечно, понимаю, что он долгое время отсутствовал, пытаясь как-то заработать, но мог бы хотя бы иногда отвечать на звонки. В отличие от меня, у него был свой собственный инфолинк, и я пытался достучаться до него с помощью уличного голографического приёмника, ведь они работали даже в песчаную бурю, когда большинство сигналов безнадежно глушится.

К месту встречи я приближался с тяжелым сердцем. Говорить с братом совершенно не хотелось, да и не о чем особо. День тут похож на предыдущий как две капли воды: суровая борьба за выживание, издевательства, сдобренный кошмарами сон на полном клопов матрасе. Чем он занимался и где его носило меня тоже мало интересовало. Хорошенькое, нечего сказать, семейное воссоединение спустя четыре года.

Внутри небольшой двухэтажки, сиротливо торчащей на углу импровизированной улицы, пахло гнилью и сыростью, что было удивительно, учитывая отсутствие в таких нищенских домах водоснабжения. Здание было давно заброшено, но часть мебели сохранилась, не желая поддаваться песочному морю, неумолимо пожирающему старую кладку. Бархатный полумрак скрывал большую часть помещения, оставив лишь небольшой островок света в углу. Там, спрятавшись за лучом света из окна, притаилась долговязая фигура, чьи ноги беззаботно лежали на колченогом табурете, демонстрируя местами пробитую подошву старых сапог. Почувствовав движение, силуэт дернулся и через секунду меня препарировало взглядом мутное в горячих потоках воздуха лицо брата. Холодный взгляд мёртвых серых глаз, точёные скулы, месячная щетина на впалых щеках, гордо вздёрнутый подбородок. На соломенного цвета волосах угнездилось красно-черное кепи колониальной пехоты с кокардой, изображающей два скрещенных штыка. Внимание моё так же привлекла потёртая чёрная шинель и форменная серая рубашка, верхняя пуговица которой отсутствовала, а две другие были расстегнуты. К окончательно потерявшей цвет портупее была приторочена самодельная кобура, из которой торчала рукоятка пистолета. Да, братец, многого я не знал о тебе. Куда делся тот ярый идеалист, которого я видел весной 3315 года? Где блеск в глазах, сжимающиеся при виде нацистов кулаки? Интересно, много ли они тебе пообещали за то, чтобы ты нацепил форму этого отребья? Ну давай, чего я ещё о тебе не знаю, удивляй.

Лицо его переменилось, пытаясь изобразить подобие приветливости. Тонкие губы вытянулись в неприятной ухмылке, а прищуренные глаза сделали его ещё больше похожим на тощего, озлобленного добермана. Получалось откровенно плохо. Когда-то красивое лицо теперь превратилось в обветренную тряпку, перетягивающую череп. Недаром говорят, что дурная компания и скверный характер меняют лицо человека.

Сложив руки на животе, новоиспеченный "колониальполицист" уставился на меня, всё так же стоящего в центре комнаты.

- Ну здравствуй, Альф. Давно не виделись, а? Сколько там тебе сейчас?

- Да уж, давно, - невольно сжав зубы, процедил я. Он прекрасно помнил, что старше меня на пять лет. А если мне сейчас семнадцать, то...

- Кажется, кто-то не очень рад меня видеть, - мои размышления были бесцеремонно прерваны. - Я вроде нигде не успел отличиться.

Рассматривая меня, брат даже не удосужился сесть как следует. Более того, едва заметно подмигнув, он вынул из нагрудного кармана мятую пачку сигарет и закурил, ткнув в кончик папиросы универсальным источником энергии. Неприметная черная капсулка, тускло замерцав, подпалила бумагу. Свернув ограничивающий кожух источника, брат спрятал его назад и начал мусолить зажженную папироску в руках.

Выдохнув, я постарался сказать как можно спокойнее:

- Я, знаешь ли, ждал своего сводного брата, Пауля Шнайдера, а не... Вас, герр унтерштурмфюрер.

В глазах Пауля блеснул нехороший огонёк, который ничего хорошего мне не предвещал. Однако, изменений в голосе я не заметил: всё такой же хриплый бас, иногда прерываемый тихим покашливанием, видимо, результатом курения.

- Мы сможем уехать отсюда. Навсегда, понимаешь? Из этой чёртовой богом забытой дыры, никогда больше не спать в заброшках, не жрать жареных крыс... Болячку твою вылечим, - при этом он даже как-то поник, слегка опустив голову и разглядывая песчаный пол. Решил, значит, на больное давить.

- Я пока подыхать не собираюсь, даже в мыслях не было. Выжил же тут четыре года. Без тебя. Воровал, друзей терял, питался помоями, терпел все тычки и унижения. А ты мне про болячку рассказываешь. Неубедительно, извини. И это не оправдывает твоего отсутствия всё это время. Припёрся сюда, в чёртовой нацистской форме... Да какого хрена, Пауль?! - начиная закипать, я спрятал кулаки в карманы куртки, чтобы уберечь себя от поспешных поступков. - Гордость твоя где, мать твою? Пропил, прогулял? Не ты ли несколько лет назад кричал о том, как ненавидишь этих фашистов и как истребишь их всех подчистую? Неужели ты так легко отрекся от своих слов? Если ты преследовал какую-то светлую цель или выполнял важнейший план, то расскажи мне. Может, это и оправдает твое исчезновение на чертовых четыре года, в течение которых ты не удосужился отправить мне и весточки, словно тебе абсолютно плевать, жив я или нет и что думаю обо всем это. Так что же? Я слушаю.