Загадка «акулы». Научно-фантастические рассказы

— Очевидно, бацилла «а» действует, как вирус гриппа. Она пробивает брешь в защитных силах организма, а затем туда устремляются кокки. — прошептала Нина Львовна, будто боясь громким словом вспугнуть микробов на экране.

— Мы имеем дело с посланцем микровремени, продолжала Нина Львовна. — Смотрите, вот уже пошли кадры без бактерии «а». Видимо, она не окрашивается и принимает всегда цвет среды, а увидеть ее можно только в момент перед делением и в момент самого деления ядра. Этот момент составляет миллионные доли секунды, недоступные глазу. А вся жизнь бактерии до деления длится, возможно, секунды или десятки секунд. Теперь понятно, почему даже убив бактерию, нам не удалось увидеть ее. Ведь любой из наших химических препаратов убивает на протяжении какого-то отрезка времени, иногда мгновения, а этого мгновения достаточно, чтобы посланец микровремени прореагировал на яд прекращением деления и, значит, опять стал невидимым.

Нина Львовна нашла руку Юрия и пожала ее;

— Рада, что первая поздравляю вас, Юрий Аркадьевич, с открытием.

Когда-то такие слова профессора воспламенили бы его гордость, вызвали бы в его представлении восторженных людей на площадях, столбцы газет. Но многое изменилось в нем за эти тревожные дни, и он лишь подумал: «В чем состоит мое открытие? В том, что я применил созданную другими людьми кинокамеру там, где ее следовало применить?» Эти мысли мелькнули и исчезли, а взамен пришла надежда. Теперь можно будет проследить за развитием бактерии «а», выделить ее з чистом виде, ослабить приготовленную вакцину. Можно будет остановить смерть, заставить ее попятиться! Он забыл, что открытие причины болезни — еще не лекарство. Он забыл о времени, о долгих месяцах, которые понадобятся для создания его, о трудностях, он видел только одну картину.

…Из больницы вышла молодая женщина. Она еще очень бледна, кажется совсем тоненькой и прозрачной. Но длинные пушистые ресницы трепещут, и глаза смотрят на мир любопытно, с задором, как будто увидели его заново.

Улица заполнена, забита цветущими деревьями, и вокруг белых цветков летают золотистые работящие пчелы. Проносятся автомобили, спешат люди, улыбаясь своим мыслям. А над всем этим миром вздымается небо звенящей синевы.

Женщина улыбнулась, сделала нетвердый шаг и замерла. К ней, протягивая руки, идет он, Юрий.

Он хочет сказать: «Марина, вот мы опять вместе».

Он хочет сказать: «Милая, я сдержал слово, я спас тебя».

Он хочет сказать: «Любимая, как хорошо, что ты живешь на свете».

Но вместо этого он только крепко сжимает ее руки и говорит:

— Здравствуй!

И это слово приобретает свой первозданный смысл.

Юрий сидел в профессорском кабинете и смотрел невидящими глазами на экран.

А за стеной неусыпный глаз микроскопа кинокамеры был нацелен в пространство и время, и оно — всесильное и неуловимое — ложилось четкими кадрами на кинопленку.

ОТКЛОНЕНИЕ ОТ НОРМЫ

В фирме «Краузе и Смит» ожидали всего. Но когда подкупленный служащий фирмы «Пратт» сообщил, что все изобретения исходят из лаборатории Альвы Доумана, что они шифруются буквами «В» и «К» и порядковыми номерами, что авторская часть вознаграждения выплачивается семьям Венстена и Крюгана, даже самых больших скептиков охватил суеверный ужас.

Венстен и Крюган были инженерами электронно-исследовательской лаборатории фирмы Пратт». Первый из них умер в прошлом году, второй — пять лет назад. Оба они завещали свои трупы Альве Доуману для каких-то опытов.

Только благодаря выдающемуся уму Венстена «Пратт» процветала. Он не только сыпал изобретениями, словно из рога изобилия, но умел применять их наиболее экономично. К тому же Венстен нередко советовал директорам фирмы, как и когда применять изобретения с наибольшей выгодой. Но в то же время он отказался от предложения стать совладельцем фирмы. Огромные деньги, стекавшиеся в его руки, он расходовал самым неожиданным и нелепым образом. Он был составлен из противоречий, как из разноцветной мозаики.

Владельцам и директорам конкурирующей фирмы «Краузе и Смит» оставалось кусать локти. Никакие их уоилмя не могли задержать разрастания «Пратт», хотя у нее было меньше капитала и возможностей.

Лишь смерть Венстена давала им надежду на изменение положения. Но в новом деле, где старый Краузе готов был поручиться, что заказы на оборудование достанутся ему, их вновь перехватила фирма «Пратт». И каким образом? Типично венстеновским приемом. В последний момент, когда противник был убежден в победе и ослабил усилия, «Пратт» сообщила о крупном изобретении, разрешавшем выпускать реле с удвоенным сроком службы. Даже в том, как описывалось открытие, как подчеркивалось его экономическое значение, виден был «почерк» Венстена.

Если бы люди, хорошо знавшие инженера, не были уверены в его смерти, они бы определили, что м изобретение совершено, и описание составлено, и момент для сообщения выбран Венстеном.

Один за другим ни с чем возвращались агенты, в лабораторию лысого «безумца» никто из них He пробрался. Старый Краузе рвал на мелкие клочки ненужные бумажки — а это был плохой признак.

Когда было получено сообщение от служащего «Пратт», Краузе прервал совещание директоров и знаком велел остаться Конраду Дорту, одному из совладельцев фирмы.

— Вы знали всех этих… — «большой старик» сделал неопределенный жест. — Вам придется взять дело на себя.

Он пожевал губами и умолк. Это было равносильно приказу.

…Конраду пришлось немало потрудиться. Лучшие детективы ничего не смогли сделать. Оставалось надеяться только на себя самого. Две с половиной недели, пять неудачных попыток — и наконец он в этом проклятом шкафу в лаборатории Альвы. Конрад ждет. Сквозь щель в двери пробивается узкая полоска света, острая, как лезвие бритвы.

У Конрада затекла левая нога. Он повернулся, и дверца шкафа скрипнула, Конрад потянул дверь к себе cлишком сильно. Полоска света исчезла. Теперь нужно снова осторожно приоткрыть дверь.

Но тут послышались тяжелые шаги нескольких человек. В лабораторию что-то внесли. Прозвучал быстрый захлебывающийся голос Альвы — его Конрад различил бы даже в шуме толпы:

— Ставьте здесь и здесь.

Шаги удалились, потом стали приближаться. Но это уже были шаги одного человека, Альвы. Быстрый голос и шаркающие шаги, медленные мягкие движения и колючие слова — это было присуще Альве, «лысому безумцу», «чучелу льва», как его называли в тех кругах, где теперь вращался Конрад. Речь его была особенной. Мысли у Альвы били фонтаном, он не успевал их высказывать и в изнеможении умолкал. Несколько минут передышки — он собирался с силами потом снова строчил, палил словами, как факел искрами.

Вот Альва медленно зашагал из угла в угол лаборатории, слепка волоча ноги. Это была его обычная «разминка» — он еще раз продумывал план сегодняшних опытов. Затем спросил:

— Вы готовы, дружище Венстен?

В ответ раздался хрипловатый жестяной голос:

— Готов. Можно начинать.

Лоб Конрада стал липким от пота. Так вот оно страшное решение загадки! Он узнал второй голос это, несомненно, был голос Венстена.

В шкафу пахло металлом и краской. Болела голова от спертого воздуха. А за дверцей…

Конрад всегда побаивался и осуждал таких людей, как Венстен или Алыва. Их ненормальность была для него очевидной. Тридцать лет назад он учился вместе с ними в Колумбийском университете и работал в одной лаборатории. Там, где он и десятки других, нормальных людей, сказали бы «да», Венстен и Альва говорили «нет»; там, где надо было отрицать, они утверждали; там, где другие ничего не могли сказать и были уверены, что и сказать тут нечего, Венстен и Альва находили ответ. Они высказывали самые сумасбродные идеи, особенно Альва. И в конце концов оказывалось, что они правы, а все другие болваны.