Мир Реки: Темные замыслы

И вдруг Бёртон увидел, как от множества обнаженных фигур отделилась одна и зашагала к нему. И еще он увидел, что шагал к нему не человек.

Вот тогда Бёртон и уверился в том, что наставший День воскрешения не таков, каким его себе представляла любая религия. Бёртон не верил в Бога, каким его описывали христиане, мусульмане, индуисты — поборники любой веры. На самом деле он не был уверен в том, что вообще верит в какого-либо Создателя. Он верил в Ричарда Фрэнсиса Бёртона, ну и еще в кое-кого из друзей. Он был уверен в том, что, как только умрет, мир перестанет существовать.

Глава 4

Очнувшись после смерти здесь, на этой равнине у реки, он не мог защититься от сомнений, существующих у любого человека, который в раннем возрасте получил религиозное воспитание, а потом жил в мире взрослых, в обществе, при любом удобном случае проповедовавшем свои убеждения.

Теперь, видя, как к нему приближается чужак, Бёртон уверился в том, что у этого события должно существовать не только сверхъестественное объяснение. Он находился здесь по какой-то физической, научной причине и не обязан был довольствоваться иудео-христианско-мусульманскими мифами, чтобы объяснить это.

Существо… оно… нет, он — существо определенно было самцом… двуногим самцом ростом в шесть футов восемь дюймов. Его розовокожее тело было удивительно стройным. У существа было по четыре пальца на руках и ногах, длинных и тонких. На груди, ниже сосков, — темно-красные пятнышки. Лицо его было получеловеческим. Густые черные брови опускались к острым скулам и сливались с коричневатой бородкой. Края ноздрей заканчивались тонкой мембраной шириной примерно в шестнадцатую долю дюйма. Толстую хрящевую подушечку на кончике носа рассекала глубокая складка. Губы существа были тонкие, кожистые, черные. Уши — без мочек, и раковины их были изогнуты не как у людей. Мошонка выглядела так, словно в ней находилось множество маленьких яичек.

Бёртон видел именно это существо там, в том ужасном месте, похожем на ночной кошмар, в нескольких рядах от себя.

Существо остановилось, не дойдя до Бёртона нескольких футов, улыбнулось и при этом обнажило совершенно человеческие зубы. Оно сказало:

— Надеюсь, вы говорите по-английски. Правда, я умею довольно бегло разговаривать по-русски, на мандаринском наречии китайского и на хинди.

Бёртон немного испугался — примерно так, как если бы с ним заговорила собака или обезьяна.

— Вы говорите на среднезападном диалекте американского английского, — ответил он. — И, кстати, неплохо. Хотя и слишком старательно.

— Благодарю вас, — ответило существо. — Я пошел за вами, потому что вы показались мне единственным, кто проявил достаточно разумности и удалился от скопления народа. Вероятно, у вас имеются какие-то объяснения этого… как вы это называете… воскрешения?

— Не более, чем у вас, — ответил Бёртон. — На самом деле у меня нет никакого объяснения вашему существованию — как до, так и после воскрешения.

Густые брови чужака изогнулись, и Бёртон понял, что таким образом тот выразил удивление или озадаченность.

— Нет? Это странно. Я мог бы поклясться, что каждый из шести миллиардов обитателей Земли слышал меня или видел по телевидению.

— Телевидению?

Брови существа снова изогнулись.

— Вы не знаете, что такое телевидение… Он не закончил фразу и снова улыбнулся:

— Ну конечно, как это глупо с моей стороны! Вы же, наверное, умерли до того, как я прибыл на Землю!

— И когда же это произошло?

Брови чужака приподнялись (Бёртон решил, что это равноценно тому, как если бы человек нахмурился), и он медленно проговорил:

— Дайте подсчитать. Пожалуй, в соответствии с вашей хронологией это произошло в две тысячи втором году после Рождества Христова. А вы когда умерли?

— Наверное, в тысяча восемьсот девяностом после Рождества Христова, — ответил Бёртон. Существу удалось вернуть ему ощущение того, что все происходящее нереально. Бёртон пробежался кончиком языка по деснам и обнаружил, что зубы, утраченные им в тот день, когда сомалийское копье рассекло его щеки, на месте. Но при этом он был обрезан, и обрезаны были мужчины на берегу реки — а ведь большинство из них кричали по-немецки, по-итальянски, по-словенски — так, как разговаривали в Триесте. В его время большинство мужчин в этих краях не могли быть обрезаны.

— По меньшей мере, — добавил Бёртон, — я ничего не помню после двадцатого октября тысяча восемьсот девяностого года.

— А-аб! — воскликнуло существо. — Значит, я покинул мою родную планету почти за двести лет до того, как вы умерли. Моя планета? Это спутник звезды, которую вы, земляне, зовете Тау Кита. Мы погрузились в состояние анабиоза, и, когда наш корабль приблизился к вашему солнцу, мы подверглись автоматическому оттаиванию, и… но вы не понимаете, о чем я говорю?

— Не совсем. Все происходит слишком быстро. Мне хотелось бы потом узнать подробности. Как вас зовут?

— Монат Грраутут. А вас?

— Ричард Фрэнсис Бёртон, к вашим услугам.

Он слегка поклонился и улыбнулся. Несмотря на странную внешность чужака и кое-какие отталкивающие физические подробности, Бёртон начинал чувствовать к нему некоторую симпатию.

— Покойный капитан сэр Ричард Фрэнсис Бёртон, — уточнил он. — В последнее время служил консулом ее величества в австро-венгерском порту Триест.

— Королевы Елизаветы?

— Я жил в девятнадцатом веке, а не в шестнадцатом.

— Королева Елизавета царствовала в Великобритании в двадцатом веке, — отозвался Монат и повернулся к реке. — Почему они так напуганы? Все те люди, с которыми я познакомился, не сомневались либо в том, что жизнь после смерти существует, либо в том, что им после смерти суждено предпочтение.

Бёртон усмехнулся и ответил:

— Те, кто отрицал жизнь после смерти, теперь уверены, что пребывают в аду за то, что отрицали загробную жизнь. Те же, кто верил, что попадут в рай, наверное, шокированы тем, что голы. Понимаете, на большинстве картин, изображающих нашу загробную жизнь, голы те, кто попал в ад, а те, что попали в рай, одеты. Стало быть, если ты воскрес с голой задницей, ты в аду.

— Похоже, вы развеселились, — заметил Монат.

— Несколько минут назад я вовсе не веселился, — возразил Бёртон. — И я потрясен. Сильно потрясен. Но то, что я вижу тут вас, заставляет меня думать о том, что все не так, как представляли себе люди. Так часто бывает. А Господь, если и собирается явиться, что-то не торопится. Думаю, для этого существует объяснение, но оно не согласуется ни с одной из известных мне концепций.

— Сомневаюсь, что мы на Земле, — проговорил Монат и поднял вверх руку с длинными вытянутыми пальцами, на кончиках которых вместо ногтей красовались толстые хрящевые подушечки.

— Если, — сказал он, — вы внимательно поглядите на небо, прикрыв глаза ладонью, вы различите рядом с солнцем другое небесное тело. Это не луна.

Бёртон прикрыл ладонями глаза (при этом металлический цилиндр лег ему на плечо) и уставился туда, куда указывал чужак. Там он разглядел слабо светящееся небесное тело, размеры которого составляли около одной восьмой диаметра полной луны. Отняв руки от глаз, он спросил:

— Звезда?

— Наверное, — ответил Монат. — Похоже, я рассмотрел еще несколько слабо светящихся небесных тел на небе, но я в этом не очень уверен. Узнаем, когда наступит ночь.

— И как вы думаете, где мы находимся?

— Не знаю.

Монат указал на солнце:

— Оно восходит, значит, будет и садиться, а потом наступит ночь. Думаю, стоит приготовиться к ночлегу. И к другим событиям. Сейчас тепло, и становится все теплее, но ночь может оказаться холодной, может и дождь пойти. Следует построить какое-нибудь укрытие. Кроме того, следует подумать о пропитании. Наверное, это устройство, — он указал на цилиндр, — прокормит нас.

— Почему вы так думаете? — спросил Бёртон.

— Я заглянул в свое. Там миски и чашки, и все они сейчас пусты, но наверняка должны наполниться.