Откройте небо

– Отсутствие последовательности – это моя привилегия. Я бы даже сказал, это мой капитал, – он беззаботно фыркнул. – Сегодня хорошенько выспись. Завтра с утра мы сделаем облет лабиринта. Составим план, а потом будем посылать туда людей. Думаю, что мы сможем поговорить с Мюллером по крайней мере через неделю.

– И он захочет сотрудничать с нами?

– Сначала не захочет. Он очень зол на нас. Ведь мы отвергли его. Почему он теперь должен помогать людям? Но в конце концов, Нед, он нам поможет. Потому что он человек чести, а честь – это нечто такое, что не меняется ни при каких обстоятельствах. Даже если человек болен, одинок и измучен, как он. Настоящую честь не может убить даже ненависть. Тебе, Нед, не надо говорить об этом, потому что ты сам человек того же покроя. Даже я обладаю своеобразной этикой и честью. Как-нибудь мы вступим с Мюллером в контакт. Уговорим его покинуть этот проклятый лабиринт и помочь нам.

– Я надеюсь, что так и будет, Чарли. – Раулинс поколебался. – Но как подействует на нас… встреча с ним? Я имею ввиду его болезнь… влияние на окружающих…

– Отвратительно.

– Ты видел его после того, что с ним произошло?

– Да, много раз.

– Я не могу себе представить, что я нахожусь рядом с кем-то, чья ненависть извергается на меня… Но ведь это происходит при встрече с Мюллером, правда?

– Да. Это совсем так, если бы войти в ванную, полную кислоты, – сказал Бордмен, поколебавшись. – К этому можно привыкнуть, но полюбить это – никогда. Чувствуешь как бы огонь по всей своей коже. Что-то печет, какой-то страх, отчаяние, болезнь, и все это излучается из Мюллера, как фонтан гноя.

– Ты говорил, что у него есть честь… что он был порядочным человеком.

– Был, – Бордмен посмотрел в сторону далекого лабиринта. – И слава богу. Это как холодный душ на твою голову, правда, Нед? Если такой великолепный человек, как Дик Мюллер, имеет в мозгу такую дрянь, то что тогда кроется в мозгу обычных людей? Этих взбалмошных, измученных людей, ведущих свой привычный образ жизни? Если бы их всех постигло такое несчастье, как Дика Мюллера, то огонь, опаляющий их разум, сжег бы все на расстоянии во много световых лет.

– У Мюллера на Лемносе было достаточно времени, чтобы сжечь самого себя в своем несчастье, – сказал Раулинс. – А что будет, если к нему нельзя будет приблизиться? Если мы не выдержим силы его излучения?

– Выдержим, – ответил Бордмен.

2

В лабиринте Мюллер раздумывал над ситуацией и взвешивал свои возможности. В молочно-зеленое стекло видеоскопа он видел космический корабль, пластиковые укрытия, которые вырастали рядом, и возню маленьких фигурок вокруг них. Теперь он жалел, что не смог найти аппаратуру, контролирующие экраны видео, так как изображение было расплывчатым. Но он считал, что ему и так крупно повезло: у него есть и такая техника. Очень многие механизмы в городе давно перестали работать, потому что в них распылились какие-то основные узлы. Но его поражало то, что огромное количество их сохранило свою трудоспособность в течение стольких веков, и их состояние свидетельствовало о великолепной технике их создателей. Мюллер понял лишь немногие из них и хотя научился ими пользоваться, но был уверен, что использует очень немногие из тех возможностей, которые были в них заложены.

Он наблюдал туманные фигурки людей, занятых устройством лагеря на равнине, и думал: какую новую муку они придумали для него?

Он сделал все, чтобы замести за собой следы, когда улетал с Земли. Заполнил фальшивый формуляр на получение звездолета, сообщив, что летит на Сигму Дракона. Совершил большой круг по Галактике, тщательно продумав трассу, и по пути побывал на трех мониторных станциях, зарегистрировавшись под чужим именем. Сравнительный контроль на всех трех станциях должен был обнаружить, что его докладные – подделка, но он надеялся, что достигнет цели до очередной всеобщей проверки. Он хотел исчезнуть, и ему это удалось потому, что новые скоростные корабли не гнались за ним.

Рядом с Лемносом Мюллер совершил последний обманный маневр: оставил ракету на орбите, а сам спустился в капсуле. Термическая бомба взорвала ракету и разбросала ее микроскопические оплавленные обломки на миллионы орбит. Нужен был какой-то поистине фантастический компьютер, чтобы установить источник этих частиц. Бомба была спроектирована так, что на каждый метр поверхности приходилось по пятьдесят фальшивых векторов, а это делало невозможной работу трассера, по крайней мере, в течение некоторого времени. А времени Мюллеру надо было немного – лет шестьдесят. Он вылетел с Земли в шестидесятилетнем возрасте, дома он мог бы прожить еще лет сто жизни, полной сил, а здесь, на Лемносе, и того меньше. Без врачей, положившись на далеко не лучший диагностат, он знал, что едва ли сможет дожить лет до ста. Сорок-пятьдесят лет одиночества и спокойная смерть – все, чего ему нужно от судьбы. И вот теперь в его жизнь вторглись эти люди.

Действительно ли его выследили?

Мюллер пришел к выводу, что выследить его не могли. Потому что, во-первых, он принял все возможные меры предосторожности, во-вторых, не было ни какого повода гнаться за ним. Он не совершил ничего такого, за что его стоило преследовать, ловить и возвращать на Землю, в руки правосудия. Он просто человек, жестоко страдающий от непонятной, но незаразной болезни. Ему невыносимо противно видеть людей, и поэтому на Земле наверняка рады, что избавились от него. Там он был живым укором для всех, концентратором вины и жалости, темным пятном на совести всей планеты. Его не стали бы искать с таким упорством. Кто же в таком случае эти люди?

Вероятно, это снова археологи. Мертвый город на Лемносе вызывает их восхищение, притягивает их к себе. Однако он надеялся, что ловушки лабиринта, если и не отбили еще у них всякую охоту к исследованиям, то обязательно отобьют ее.

Город на Лемносе был открыт сто лет назад, но затем по вполне конкретной причине планету старались обходить стороной. Мюллер сам много раз видел тех, кто пытался проникнуть в лабиринт. Если он и попал сюда, то только потому, что доведенный до отчаяния не боялся смерти. Кроме того, огромное любопытство толкало его вперед, заставляя проникнуть в сердце лабиринта и разгадать эту тайну. К тому же только в лабиринте он и видел свое убежище, проник сюда и поселился здесь. Но прибыли эти люди.

«Они не войдут сюда», – решил он.

Устроившись в сердце лабиринта, Мюллер мог следить за всем, что происходило снаружи. Он располагал достаточным количеством уцелевших приспособлений, показывающих, хотя и не совсем резко, но зато бесперебойно. С их помощью он узнавал, где лучше охотиться, куда передвигаются звери, а также где находятся огромные бестии, которых нужно избегать. Отсюда он мог контролировать ловушки лабиринта. Собственно, это были пассивные ловушки, но и их при соответствующих условиях можно было использовать в борьбе с каким-нибудь врагом.

Не раз, когда хищник размером со слона направлялся к центру лабиринта, он ловил его в глубокий колодец в зоне Z. Теперь он задавал себе вопрос, сможет ли использовать эти ловушки в борьбе против людей, если они заберутся так глубоко? Люди не возбуждали в нем ненависти. Он только хотел, чтобы его оставили в покое.

Мюллер занимал низкую шестигранную комнату, по-видимому, одну из квартир в центре города, со встроенными в стену видеоскопами. Больше года он изучал, какие экраны каким зонам лабиринта соответствуют.

Шесть экранов в нижнем ряду показывали территорию зон от А до F. Камеры, или что бы это ни было, вращались вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов, позволяя контролировать входы в отдельные зоны из укрытия. Так как один вход в каждую зону был открыт, а остальные были замаскированными ловушками, то он спокойно мог наблюдать и контролировать зверей, которые в поисках пищи перемещались из зоны в зону. То, что происходило у ложных входов, его не касалось, создания, которые пытались проникнуть через них, погибали.