Властелин мира

ейте, как у собаки начнет усиленно выделяться слюна. Условный рефлекс!.. И подумать только, что самые «святые» чувства человека, как долг, верность, обязанность, честность и даже знаменитый кантовский «категорический императив», являются условными рефлексами совершенно такого же порядка, как и выделение собачьей слюны! Процесс создания таких рефлексов сложнее, но существо то же. При таком научном освещении, признаюсь, все эти высокие добродетели не возбуждают во мне особого почтения…

Вот поэтому-то мне подчас и кажется, что кому-то выгодно это слюнотечение добродетели, кто-то играет на флейте религии, морали, долга, честности, а мы, глупые, распускаем слюни. Не пора ли бросить весь этот старый хлам и перестать плясать под дудку старой морали?..

Зауер решил изменить разговор и вновь задал Штирнеру вопрос, почему он оставил ученую карьеру.

– Вы так много знаете, Штирнер, – сказал он. – Быть может, на ученом поприще вы скорее достигли бы известности и всяческих успехов.

– А вот почему оставил я ученую карьеру, уважаемый Зауер, – ответил Штирнер с лукавой искоркой в глазах. – Я анатомировал около тысячи человеческих мозгов и, представьте, нигде не нашел ума. И я решил, что с мозгами гораздо приятнее иметь дело, когда они лежат, хорошо зажаренные, на обеденном столе нашего добрейшего патрона.

– Какие гадости вы опять говорите! – услышал Штирнер за собой голос Фит.

– Тысячу извинений! Но уверяю вас, что наш Готлиб не питается человечиной. Разве только иносказательно, ха-ха! Я чувствую, например, что завтра утром он скушает банкирский дом Тепфер и К°… Я же хотел только сказать, что средневековым властителям хорошо было заниматься наукой, когда у них под руками были горы всякой снеди и бочки вина. А теперь.., вот я и Зауер всего только скромные служащие банкира, и даже вы, прекраснейшие фрейлейн, его машинистка и стенографистка, получаете больше, чем молодой доктор великолепнейших наук. Как видите, я откровенен. Не я первый и не я последний предпочел чечевичную похлебку будущим благам первородства. Впрочем, как знать? В школе нас учили, что прямая линия – кратчайшее расстояние между двумя точками. Но ведь вся эта математика – сущая абстракция. В реальном мире нет прямых линий… Стоп! Вот мы и приехали. Ну а теперь, – обратился он к Эмме Фит, – дайте мне вашу руку и позвольте проводить до станции.

Штирнер и Фит ушли вперед.

Зауер расплатился за прокат лодки и под руку с Эльзой медленно направился к железнодорожной станции.

Стемнело. Небо усеяли звезды. Дорога была безлюдна.

– Смотрите, как мерцают звезды! Вероятно, наступит ненастье… – сказал Зауер.

– Да, но мы успеем добраться, – ответила Эльза.

– Вы довольны нашей прогулкой, Эльза?

– Не слишком ли фамильярно вы зовете меня? – улыбаясь, спросила Эльза и, не давая Зауеру говорить, продолжала:

– Ну не оправдывайтесь. Я была бы довольна, если бы не этот несносный болтун, Штирнер. Бывают же такие пустые люди! Трещит как сорока, никому не дает вымолвить слова. И какие претензии!

– Да,