Второе Установление

— Любопытно. Да. А вы что скажете об этом предмете? Подпишетесь ли вы под соображениями об их умственной мощи?

— Нет, клянусь Галактикой! Вы думаете, что этакие существа будут сидеть на своей планете?

Нет, сударь. Я думаю, что Второе Установление остается скрытым потому, что оно слабее, чем мы считаем.

— Раз так, я смогу очень легко пояснить свои намерения. Не хотите ли вы возглавить экспедицию по обнаружению Второго Установления?

На миг Чаннис, казалось, был ошарашен стремительным ходом событий, не оставившим ему должного времени на подготовку. Его язык словно заело. Молчание затянулось.

Мул сухо произнес:

— Ну?

Чаннис наморщил лоб.

— Разумеется. Но куда я должен отправиться? У вас имеется какая-либо информация?

— С вами будет генерал Притчер…

— Так значит, руководить буду не я?

— Судите сами, когда я кончу говорить. Послушайте, вы ведь не с Установления. Вы уроженец Калгана, не так ли? Да. Так вот, ваши представления о плане Селдона могут быть смутными. Когда первая Галактическая Империя рушилась, Хари Селдон с группой психоисториков, проанализировав будущий ход истории с помощью математических методов, недоступных в нынешние времена вырождения, основали два Установления, по одному на каждом краю Галактики — таким образом, чтобы медленно развивающиеся экономические и социальные силы сделали их фокусами Второй Империи. На достижение этого Хари Селдон отвел тысячу лет, — а без Установлений это заняло бы тридцать тысяч лет. Но он не мог предугадать меня. Я — мутант, и я непредсказуем для психоистории, которая может иметь дело только с усредненными реакциями больших масс людей. Вы понимаете?

— Полностью, сударь! Но какое отношение это имеет ко мне?

— Вы сразу поймете. Я намереваюсь объединить Галактику сейчас — и достичь целей Селдоновского тысячелетия по истечении трехсот лет. Одно из Установлений, мир ученых-физиков, по-прежнему процветает — под моей властью. Учитывая расцвет и стабильность Союза, разработанное этими учеными атомное оружие, мы будем в состоянии справиться с чем угодно в Галактике — за возможным исключением одного только Второго Установления. Поэтому я должен знать о нем побольше. Генерал Притчер убежден, что его не существует вообще. Мои же знания свидетельствуют об обратном.

Чаннис деликатно осведомился:

— Откуда же вы черпаете свои знания, сударь?

И тут из уст Мула вырвались слова откровенного негодования:

— Потому что в сознания, находящиеся под моим контролем, кто-то вмешивается! Искусно!

Осторожно! Но не столь осторожно, чтобы я не смог этого заметить. И вмешательство возрастает, поражая ценных людей в важные моменты. Покажется ли вам теперь удивительным, что известное благоразумие держало меня все эти годы в бездействии? Вот в чем ваша значимость. Генерал Притчер — лучший из оставшихся у меня людей, так что впредь он тоже не находится в безопасности. Конечно, он об этом не знает. Но вы — Необращенный и, следовательно, не можете быть распознаны немедленно как человек Мула. Вы можете водить за нос Второе Установление дольше, чем кто-либо из моих собственных людей — возможно, настолько долго, насколько это вообще необходимо. Вы понимаете?

— Хм-м. Да. Но простите меня, сударь, за следующий вопрос: как именно изменены эти ваши люди? Чтобы я мог заметить перемены в Притчере, если таковые произойдут. Становятся ли они опять Необращенными? Становятся ли они нелояльными?

— Нет. Я же говорил вам, это делалось осторожно. И это еще опаснее, поскольку такие изменения труднее заметить. Временами мне приходится ждать, чтобы выяснить, нормальные ли это странности человека, на которого я рассчитывал, или с ним что-то сделали. Их лояльность остается нетронутой, но инициатива и изобретательность стираются напрочь. Я остаюсь с как будто бы совершенно нормальными, но абсолютно бесполезными личностями. За последний год так обработали шестерых. Шестерых самых лучших, — уголок его рта приподнялся. — Они теперь руководят учебными базами — и я самым искренним образом желаю, чтобы там не случилось неожиданностей и им не пришлось принимать решений.

— А предположим, сударь… предположим, что это не Второе Установление. Что если это еще кто-то подобный вам — еще один мутант?

— Этот замысел слишком осторожен, слишком далеко рассчитан. Один человек был бы куда торопливее. Нет, это целый мир, и вы явитесь моим оружием против него.

Глаза Чанниса сверкнули, когда он произнес:

— Я восхищен этим шансом.

Но Мул уловил внезапный всплеск эмоций. Он сказал:

— Да, вам, видно, представляется, что вы сослужите великую службу, достойную великой награды — возможно даже, назначения моим преемником. Да, именно так. Но существуют, знаете ли, также и великие наказания. Моя эмоциональная гимнастика не ограничивается только внушением лояльности.

И слабая усмешка его тонких губ стала жестокой, когда Чаннис в ужасе вскочил со своего кресла.

Ибо лишь на миг, только на один стремительный миг Чаннис почувствовал, как на нем сомкнулись когти всеподавляющего горя. Они соединились, принеся ощущение физической боли, невыносимо затуманившей его сознание — и исчезли. Остался лишь сильный прилив гнева.

Мул сказал:

— Гнев не поможет… да, вы его теперь пытаетесь скрыть, не так ли? Но я его все равно вижу.

Так что помните — дела могут обернуться и так, и хуже — и продлиться долго. Мне приходилось убивать людей с помощью эмоционального контроля — и нет смерти более жестокой.

Он помедлил.

— Это все!

Мул снова остался в одиночестве. Он дал светильникам погаснуть, и стена перед ним опять сделалась прозрачной. Небо было черным, и восходившее тело Галактической Линзы рассыпало свои блестки по бархатным глубинам космоса.

Весь этот туманный флер был массой звезд, столь многочисленных, что они сливались одна с другой, превращаясь в облака света.

И все они будут принадлежать ему…

А теперь остается договориться лишь еще кое о чем, и он может заснуть.

Исполнительный Совет Второго Установления собрался на заседание. Для нас это просто голоса. Ни подробного описания места встречи, ни указаний на то, кто именно явился, нам пока не требуется.

Строго говоря, мы не можем даже рассчитывать на точное воспроизведение любой части заседания — если только мы не хотим полностью пожертвовать даже тем минимальным пониманием, на которое мы имеем право надеяться.

Мы имеем здесь дело с психологами — но не просто психологами. Скажем лучше, с учеными психологического направления. То есть с людьми, чьи фундаментальные концепции и научные принципы указывают в совершенно иную сторону, чем все известные нам направления. «Психология» ученых, воспитанных на аксиомах, которые выведены из наблюдательной практики физических наук, имеет лишь отдаленнейшее сходство с психологией.

Все это выглядит примерно так же, как попытка объяснить слепцу, что такое цвета — при том, что рассказчик так же слеп, как и его слушатели.

Смысл же заключается в том, что собравшиеся интеллекты полностью понимали ход мыслей друг друга — исходя не только из общей теории, но и из специфических приложений этой теории к отдельным личностям на протяжении долгого времени. Знакомая нам речь стала ненужной. Даже краткий фрагмент предложения был бы здесь избыточен. Жест, смешок, изменение черт лица, даже рассчитанная пауза — от всего исходили токи информации.

Итак, изложим происходящее со всей возможной свободой, даже рискуя упустить особенно тонкие нюансы. Расскажем о небольшой части заседания в тех предельно специфических комбинациях слов, которые необходимы для нормальных сознаний, с детства привыкших к естественно-научному мировоззрению.

Ведущим был «голос», принадлежавший личности, известной просто как Первый Спикер. Он сказал:

— Теперь, видимо, совершенно ясно, что именно остановило Мула в его первом бешеном натиске. Я бы не сказал, что это делает нам честь… ну, скажем, при подготовке этой ситуации.