Время льда и огня

— Еще один такой фокус, и ты имеешь шанс прибыть прямиком в морг. Хотя приказано доставить живым.

Вот это самое «приказано доставить живым» и подкосило мои последние надежды. Я вдруг понял, что громилы рядом со мной — всего лишь водила да шестерка в распоряжении каких-то куда более могучих сил.

Еще через полчаса под свист приближающейся песчаной бури, то и дело сбиваясь с еле угадываемой колеи, лендровер вкатил под бетонный решетчатый свод впускных врат. Поодаль, за стройной высокой оградой из колючей проволоки, торчал целый лес толстенных вентиляционных труб. Я понял, что мы в преддверии пограничного мегаполиса южан.

В камере, где ко мне тут же подсадили южанина-рецидивиста, я в первый же день наслушался от него самого странного вздора за всю мою жизнь. Вот что он нес, к примеру:

— Южане — это еще не худший народ в мире. Среди них есть отдельные выродки вроде меня, — он имел в виду именно себя, — но вообще-то это вполне пристойные люди. Вот жители Терминатора, он же Рассветная зона, говоря откровенно, куда хуже — это просто жлобы. Им зачастую не хватает элементарного воровского таланта, — он так и выразился. — Это сборище посредственностей.

Я сказал ему, что других людей не знаю, мне трудно судить. Жители Рассветной зоны хороши хотя бы тем, что людей не воруют, подчеркнул я.

В ответ этот ворюга прямо-таки зашелся в панегирике южанам, людям, бросившим вызов стихиям и создавшим под тонкой корой пустынного ландшафта, под испепеленными песками разветвленную, мощную цивилизацию мегаполисов, на каковую лишь и может теперь уповать обездоленное человечество. Но хуже всех, всех мерзее, утверждал вор, ночники!

Я и раньше наслышан был всякого о ночниках, обитателях Темной стороны, но с такой яростью их при мне не испепелял никто. Ночники меня, кстати, не слишком интересовали: меня захватили не они. Потому я и старался направить разговор с рецидивистом именно на быт и особенности столь рьяно любимых им южан, на устройство мегаполисов и их тюрем, на возможность побега. Рецидивист смеялся:

— Слушай, подпасок! Слушай сюда! — и он постучал кулаком по стальной стенке. — Вот тебе и весь побег. Свинопас, а туда же — бежать! От южан так просто не удерешь…

Скоро рецидивиста увели на допрос, а я в одиночестве продолжал прикидывать варианты побега — теперь без расчета на помощь. Прошло уже два дня с момента похищения, но ничего не выяснилось: ни кто меня похитил, ни зачем…

Еще у ворот, у самой входной штольни, брезжила слабая надежда — хоть здесь окажутся какие-нибудь официальные люди, привратники, стража, будет же какой-то досмотр, и я смогу что-то крикнуть — при любом режиме, самом людоедском, должны ведь среагировать! Но лендровер беспрепятственно въехал под свод, в полном безлюдье закатил в просторную кабину лифта, спустился (со страшной скоростью и гулом), и на каком-то незнаемом уровне меня вывели два моих друга и тут же впихнули в капсулу подземки. Минут через десять они представляли меня на тюремной вахте верзиле-смотрителю, которому я наспех выпалил все мои претензии, уже понимая, что все это зря.

— Сто семнадцатая, — бросил верзила подошедшему надзирателю, не поведши и глазом в мою сторону.

И вот я третьи сутки в этой камере 117, и до сих пор меня никто не востребовал, не поговорил, даже не выставил условий. Я опять обследовал камеру — металл, сварные швы, вентиляционные решетки из арматурной стали в палец толщиной. Это вам не замок Иф… Я забрался на койку и стал прикидывать — а что, собственно, сейчас может предпринять Полковник в деле моего розыска? Да ничего, явился ответ, ведь они меня прячут не в частном каком-то чулане, а в государственной тюрьме, и что поделает одинокий военный отставник против государственной машины, да еще чужой! И вдруг представились оба мои старика — да, мои, хоть и неродные! — истерзанные тревогой обо мне и неизвестностью, — и я так лупанул кулаком в стальную стену, что потом рука долго еще болела.

Дверь отворилась. Но, как оказалось, вовсе не на звук удара среагировал страж, это попросту привели с допроса рецидивиста, и он, отплевываясь, тут же заковылял к раковине. Вор был избит, причем весьма серьезно, и не раз еще в течение ночи я поднимался с койки, чтобы намочить ему компресс. Само собой, теперь он был не так разговорчив и тем более не хвалил сограждан.

— За что они тебя? — спросил я наутро.

— Так. Разница во взглядах…

Он рассматривал в зеркало над раковиной свой заплывший глаз.

— У вас такой порядок допроса?

— Скоро сам узнаешь. — Рецидивист повернул ко мне свою разукрашенную морду. — Дадут — мало не покажется…

— Мне не за что.

— Все так говорят поначалу…

— Я и в конце скажу. Подумать только, сволочи, крысы подземные — я, само собой, не тебя имею в виду, — хватают человека с поверхности, вообще из чужой зоны и держат в этом сейфе! Да по какому праву!

— А по такому, козий ты пастух, что у вас там, на Терминаторе, вся армия — тридцать свинопасов верхами, а южане — сплошной военный комплекс. Захотели б — в пять дней заняли бы всю землю, да только на фиг ее такую завоевывать! Трудитесь, пашите спокойно, сельские пентюхи.

Я заметил, что патриотизм стремительно возвращается в его душу, и бросил:

— Это у тебя до следующего мордобоя.

Вор, не отвечая, добрался до своей койки и вскоре опять заснул, постанывая и похрапывая. Я тоже улегся, руки за голову, и от нечего делать стал вспоминать, что мне самому известно о южанах.

Великий Стоп, как известно, перемешал и сдвинул с места все нации без исключения, и совершись он мгновенно — все бы погибли, тут не о чем говорить. Но времени на торможение было отпущено достаточно, чтобы сообразить, как будет выглядеть концовка. От чего страдали в прежнее время? От недостатка энергии. Где теперь прямо-таки океаны энергии? На солнечной стороне Земли…

Я машинально нарисовал пальцем кружок на запыленной стенке.

Но жить там невозможно, испепелишься в момент. Все древние пустыни прошлого, вроде Сахары, — ничто, фитюльки по сравнению с великой пустыней, что занимает почти целиком солнечную сторону. И освоена она едва лишь на четверть, правда, осваивается стремительно. А какой принцип освоения — известно каждому школяру: водяной щит! Водяной щит — это масса трубопроводов на поверхности, что-то вроде гигантского радиатора, оттуда в подземные установки южан идет перегретый пар на лопатки бесчисленных турбин. Как говорится, совершенно бесплатно, еще и нам в Рассветную зону кое-что перепадает.

Я изобразил линию электропередачи в виде простой линии.

О нефти и газе забыто. Основная ценность — вода, теплоноситель, и ее вроде всегда было в избытке, буквально хоть залейся. Это когда еще существовали океаны. После Остановки — Великого Стопа — все океаны слились на темной стороне в один планетарный ледник. Он подтаивает по краям, там, где наш Терминатор становится уже приполярной областью, испускает реки и речушки (я вспомнил нашу мирную Рысь), но этого не хватает и на сотую часть нужд южан. Они стали подтоплять ледник искусственно, а им принялись мешать ночники…

Ночники… Нужники…

Я повернулся на бок и тоже заснул.

3

Меня разбудили, грубо сдернув одеяло. Я открыл глаза и зажмурился — кто-то светил фонариком мне прямо в лицо.

— Эй, полегче! Горит же лампочка…

В самом деле, горел синий дежурный свет. В камере находилось по меньшей мере четверо, и один из них продолжал все так же безжалостно светить мне в лицо.

— Ну что, тот?

— Не похоже… Может, потому что зарос?

— Кто знает.

— Там разберутся. Подъем, парень, — это уже ко мне, — хватит дрыхнуть. Ты ведь вроде бы все время рвался поговорить. Ну вот, тебе пошли навстречу.

— Полегче, — повторил я и нашарил башмаки под койкой. — Я вам не какой-то ваш ворюга, а гражданин другой зоны, Терминатора, и требую соответственного обращения. Надеюсь, консула уже догадались вызвать?