За вдохновением...: Роман. Мавраи и кит: Повести

— Их несколько, я полагаю, — отвечал Скип. — Во-первых, практические. Люди так долго показывали, что они смогут сделать что-то, что устранит трудности нахождения общего языка. Для этого гораздо более удобно, когда ощущаешь вес. Во-вторых, если мы будем подвергаться ускорению, почему бы не совершить кругосветное путешествие? Фактически, это дает бесконечные возможности сравнить свои впечатления, — и ну, как мы с капитаном делаем рисунки одного и того же пейзажа, осваивая технику, о которой даже и думать не могли — разве он не этого хочет от нас? Наша наука и инженерные приемы — смешны. Наша биология и так далее были описаны, возможно, тысячу лет назад. Но взаимопроникновение искусств…

— Как Китай воздействовал на европейское искусство в восемнадцатом веке, — кивнул Вань, — или как позднее — африканское.

— Или как буддийские мотивы из Индии повлияли на Китай раньше, — сказал Скип, — и они в свою очередь были вдохновлены греками. Или же как восемнадцатая династия в Египте, самый прекрасный период их искусства за все время, потому что на некоторое время они были под впечатлением Крита и Сирии. Ну, вы поняли в чем суть. В-третьих, причина этой поездки… — Он замолчал.

— Что же?

— Неважно.

Глаза Вань, в которых отражался свет Марса, устремились на него. Остальные почувствовали, как его охватило напряжение.

— Вы опять что-то предпринимаете за моей спиной?

— Утихни, — сказал со злостью Скип, — и вали отсюда, — Он с силой ударил кулаком о поручень. — Ты что, все время собираешься демонстрировать нам свое недовольство, час за часом? Хорошо, приятель, я скажу тебе, что я думаю о третьей причине, по которой он покинул земные окрестности. Чтобы избавиться от таких назойливых персон, как ты, чтобы они не смогли присоединиться к нашей компании.

— Скип, — Ивон схватила его за руку, — Пожалуйста.

— Мне лучше удалиться. Мои сожаления, доктор Кантер, — Вань поклонился и пошел с моста вниз. Скоро он затерялся среди звездных облаков.

На корабле были небольшие тендеры для посещения поверхностей планет. В одном из них все четверо спустились на Марс, пронесясь через тысячи километров, паря над поверхностью, чтобы произвести осмотр с близкого расстояния. Их судно представляло собой узкий, заостренный на концах цилиндроид, в котором не было ничего такого, что могло бы размещать в себе двигатель, приборы управления и другие инструменты, их корпусов совершенно не было видно.

— Я полагаю, он управляется радаром, — сказал Вань. Его голос стих. Одна и та же мысль не давала покоя трем человеческим умам: Какой бомбардировщик! Какой метательный снаряд!

Ивон сказала поспешно, чтобы восстановить хрупкое перемирие:

— Но опасные лучи должны быть блокированы. Сигма Дракона холоднее, чем Солнце, дает намного меньше ультрафиолета. Это должно означать, что жизнь там гораздо более уязвима для УФ и всего остального, чем мы.

— Что касается меня, я все бы отдал, чтобы узнать, как работает эта штука, — сказал Скип. Никаких реактивных двигателей, ни ракет, ни пропеллеров, ничего заметного, и ничего не было слышно, кроме звука, похожего на скрип привидений разреженного марсианского воздуха, когда внизу под ними разворачивалась пустыня. — Гидромагниты? Недостаточно для открытого космоса, возможно, но когда поблизости ощущается воздействие огромной массы…

Он отправился к Сигманианцу, одна пара «рук» которого, похожих на клешни ракообразных, изображала действия пилота. Задние глаза на ниточках повернулись в его сторону. Он открыл свой блокнот.

— Что ты задумал? — спросил Вань подозрительно.

— Ну и расспросить, исследовал ли наш приятель Землю. Лодка, как эта, могла путешествовать незамеченной, за исключением, возможно, редкого блеска, который наблюдатель мог бы принять за мираж или обман зрения, или же, он подумает, что ему это примерещилось спьяну. Во всяком случае, он мог бы, если бы избегал густонаселенных мест, или же наблюдал за ними с большой высоты. Ведь вы бы не хотели приземлиться на Таймс-сквер, не так ли?

Скип убедился, что его предположение было верным. Он подозревал, что Сигманианец избегал контактов в этих полетах, поскольку ему мешала гравитация, которую он не мог переносить долгое время. Кроме того, он подозревал, что виды с большого расстояния на архитектурные произведения были всем тем, что способствовало продолжению попыток войти в контакт с гением человека.

Вскоре после этого они произвели первую из нескольких своих посадок. Надев космические скафандры, они вышли наружу. Защитный костюм Сигманианца представлял собой прозрачный пластиковый мешок, который аккуратно закрывал его конечности и низ тела, свободный наверху, чтобы не стеснять движения его чувствительных щупалец. («Почему же давление не выпустит из него воздух как из воздушного шарика», — изумлялся Вань, и не находил ответа.) Места высадки были выбраны предусмотрительно, потому что не все они были такими однообразными, чтобы не произвести впечатления на землян, которое они привезли бы домой. Пейзаж из дюн в приглушенных красных и черных тонах, скала, которая, казалось, была сделана из драгоценных камней, утес, застывший на фоне темно-пурпурных небес. Вероятно, Сигманианец был разочарован, когда понял, как неудобно было Скипу в перчатках, и быстренько прервал прогулку, чтобы продолжить рисование и писать красками.

Марс стал сдвигаться вбок. Корабль уходил все дальше.

Почему-то земляне стали называть Сигманианца Агасейрусом. Им не удалось установить, были ли у его расы имена.

— Я бы сказала, что нет, в нашем смысле этого слова, — сказала Ивон. — Никакие звуки не соответствуют индивиду. Вместо этого есть целый комплекс ассоциаций, внешность, личность, запах, походка, всю индивидуальность запоминают и воспроизводят целой группой символических действий, когда требуется идентификация, — Задумчиво: — Если это вообще нужно. Индивидуальность Сигманианца может иметь фундаментальные отличия от рода человеческого. Ключ, который у нас есть, не настолько…

Тем не менее Бродяга Агасейрус быстро научился произносить специальные звуки, которые обозначали определенного его гостя. И он взял на себя инициативу в развитии определенных требований. В полете между Марсом и Юпитером он часто говорил: «Ивон Кантер и Вано Ли — уходите. Скип — останься» или: «Скип идет со мной. Ивон Кантер и Вань Ли, не беспокойте нас, если вы тоже идете».

Это были случаи, когда он хотел осуществить изучение земных материалов, или показать собственные работы — которые не так просто было описать человеческим языком — или сравнить методы изображения определенного предмета, такого, как цветок или частичка небесного свода. Вань быстро свел на нет его интерес к китайской каллиграфии, и вскоре после того он стал частенько игнорировать лингвистов.

Они извлекали пользу из этих эпизодов, планируя дальнейший словарь и грамматические структуры для следующего сеанса Агасейруса со звуковым синтезатором. Постепенно их взаимное недоверие исчезало.

— Я понимаю, что вас нельзя винить за те установки, которые возложило на вас ваше правительство, — сказал однажды Вань, когда они с Ивон были наедине. — Конечно же, вас следует пожалеть. На вашу жизнь дважды покушались…

— Дважды! — воскликнула она в изумлении. — Откуда вы знаете об этом?

Вань на мгновение не справился с досадой.

— Я высказался опрометчиво. Вы правы, об этом не сообщалось. — Он принял обиженный вид. — А почему?

— Чтобы избежать того, что и без того плохая ситуация стала еще хуже, — она отступила от него на шаг. — В таком случае, у вас есть шпионы среди нас.

— А у вас — среди нас, — бросил он ей в ответ. Смягчаясь — Да, меня проинформировали о вашем повторном несчастье. Я сожалею об этой неприятности, и надеюсь, что больше покушений не будет. Ради вас же самих, умоляю, отбросьте эту свою наивность.

— Что вы имеете в виду, профессор Вань?

— Вы слишком доверчивы. Вы и в самом деле верите, что об этом не сообщалось из-за альтруистических соображений. Неужели вам не приходило в голову, что широкая известность этих фактов сможет повлечь за собой и другие факты, которые американское правительство предпочло бы держать в секрете? — голос Вань был металлический. — Правда ли, что этот молодой человек, который сопровождает вас, и в самом деле такой простодушный невежда, каким притворяется? Какое давление он оказывает на Сигманианца в данный момент? Что он узнал, что он скрывает, о чем он нам с вами не говорит?