Серебряный век фантастики (сборник)

Эта простая мысль ударила его, как боксер, прямо в одну из самых уязвимых точек – и он поплыл в «грогги» и перестал дышать.

– Умеете, хотя и не все. И часто – не так, как следует. Слишком утилитарно. Венеру ведь вы не примеряли к себе в постели?

– Нет, – улыбнулся он.

– А просто женщину, если она красива?

– Но она ведь живая!

– Да. И поэтому ей поклонение еще нужнее.

– Вы правы, – сказал Юниор. – Но этому надо учить. Как и восхищению Венерой, кстати. – Он поднялся, отодвинув кресло. – Позвольте поблагодарить вас…

Зоя протянула руку, Юниор поцеловал ее и в очередной раз удивился точности работы программистов. Все, буквально все – даже запах духов, какими пользуются много лет подряд, так что он как бы въедается в кожу… А ведь еще несколько часов назад этой женщины не существовало в природе.

– И все же меня терзает совесть, – сказала Зоя. – Вы так и вышли из-за стола голодным.

– Не ваша вина. Я рад тому, что и не моя: я не простил бы себе, если бы обидел вас как хозяйку дома.

– Посидите еще. Я попытаюсь разбудить Георга, он ведь вам нужен…

Зоя снова ушла в дом. Юниор глядел ей вслед, размышляя. Не так-то просто было понять, что побудило Георга снять матрицу именно со своей жены. Желание, чтобы и в других мирах увидели ее, поняли, что такое красота в земном понимании (в понимании Георга точнее; но в этом случае никто, пожалуй, не стал бы с ним спорить). Может быть. Или… процесс матрицирования вовсе не так безвреден, как уверяли специалисты, и Георг не хотел подвергать риску постороннего? Кажется, времена трагической медицины давно миновали. И потом, Георг при всех приписываемых ему подлинных и вымышленных недостатках человек порядочный: нет никаких доказательств иного. Он прежде снял бы матрицу с самого себя. Может быть, он так и сделал? В таком случае Георг вскоре покажется в дверях, заспанный и немного злой. Странная была бы ситуация: фикция Георга приняла бы участие в испытании и, наверное, у нее возникли бы какие-то идеи по улучшению аппаратуры, создавшей его самого… Ну а если ни то и ни другое? Какие-то причины более личного порядка? Ходят слухи, что он смертельно ревнив. Остроумно было бы: создать фикцию собственной жены – для поклонения всех желающих, подлинник же держать поближе к дому. Да (фантазия обрадованно разыгрывалась, как жеребенок, выпущенный на никем не тронутый лужок), но можно представить, что фикция возвращается домой. А она неизбежно вернется домой, больше ей идти некуда, и потом – она его жена, и ее не убедишь в другом, их просто стало две абсолютно одинаковых женщины; она вернулась – и сможет ли Георг сам различить их? Нет, наверное: близнецы, по сути дела. И пришлось бы Георгу срочно выключать поле, чтобы разобраться: та, что останется, и будет настоящей. М-да, вот какие коллизии могли бы возникнуть. Нет, никакие личные интересы тут, конечно, не замешаны. Тут…

Зоя вышла из комнаты; она казалась слегка удивленной.

– Странно: в спальне его нет…

Юниор пожал плечами:

– Наверное, встал уже. Принимает ванну.

– Нет. Я посмотрела.

– А когда вы вставали – он еще спал?

– Н-не знаю… – Зоя чуть замялась. – Мы пользуемся отдельными спальнями. Но вечером он приехал, поужинал, ушел к себе и сразу лег, по-моему. Ушел… купаться? Мы бы его встретили. Может, отправился пройтись по парку?

– Вероятно.

– Я схожу посмотрю…

Зоя сбежала с крыльца. Юниор кивнул собственным мыслям. Никакой трагической медицины. Себя копировать Георг не стал. Он пребывает сейчас на Земле вместе с Зоей – настоящей, но теперь не единственной в мироздании.

Какая великолепная работа, просто не устаешь удивляться! Не только структура тела, организма, – в конце концов, об этом мог бы судить разве что сам Георг, – но и сознание воспроизведено до невероятного правдоподобия, до едва уловимых мелочей. Значит, учтены все потенциалы мозга, все рассчитано, а еще вернее – гениально угадано. Однако… не очень мне это нравится, Георг. Ведь обнаружив, что тебя нет, Зоя неизбежно будет потрясена, будет тяжко переносить все, что ей предстоит узнать о себе – фикции. Не кажется ли тебе, конструктор, что это жестоко? Как ни называй ее – фикцией или как угодно, – пока поле не убрано, она живет: чувствует, переживает… Или это месть? Месть той Зое, которая осталась там, с тобой? Месть – через копию, изображающую того, с кем человек опасался испортить отношения и предпочел, так сказать, лупить палкой куклу? Был, говорят, такой способ снятия стрессовых ситуаций… Это жестоко, Георг, как ни верти. Бедной молодой женщине будет нелегко. Да и мне с ней – тоже.

Однако, Юниор пытался развязать этот узелок, Георга здесь нет, ладно. А кто же есть? Я. Почему? Еще одна проблема. Если фикция человека, как и все прочее, предназначена для демонстрации Курьеру, то, по логике вещей, должны быть запрограммированы два человека. Мужчина и женщина. Двойка, на которой зиждется все. А существует пока только женщина. Должен быть еще кто-то. Но не я. Я – за скобками. Я не экспонат. Но, может быть, кто-то другой и существует? В таком же домике, в километре отсюда, в противоположном конце парка? Интересно, кто? Кто-то из знакомых? Фу, черт, если бы вовремя подумал обо всех этих сложностях – пожалуй, и не стал бы реализовывать третью степень, обошелся бы без бунгало…

Послышались быстрые шаги. Зоя поспешно взошла по ступенькам. Она была взволнована.

– Юниор, его нигде нет.

– Вы хорошо посмотрели?

– Он же не булавка! Обошла весь парк, звала – никаких следов.

– И никого другого?

– Мы здесь как бы на отлете, к нам редко забредают случайные люди. Нет, никого не было.

– Вот как, – пробормотал Юниор.

– А что? – Зоя с тревогой глядела на него. – Вы думаете, кто-то мог забраться, и… Но это невозможно, Юниор, мы живем не в каменном веке! – Она поднесла ладони к вискам. – Как вдруг голова разболелась… Обождите, я приму что-нибудь. Только не уходите, пожалуйста…

Но еще не дойдя до двери, Зоя вдруг остановилась, повернулась, глаза ее расширились, в них промелькнул ужас.

– Юниор, я, кажется, поняла…

– Говорите, Зоя.

– Это нечто ужасное… Неужели вы могли?..

– Не понимаю.

– Георг иногда, если не спалось, любил ночью выйти в парк, прогуляться, подумать…

– И что же? Думаете, он упал в пруд и утонул?

– Как вы можете шутить в такой момент!

– Я не шучу.

– Утонуть он не мог: он прекрасно плавает… Не в этом дело. Вы садились ночью, Юниор! Вы, конечно, могли не заметить его сверху – такая махина и маленький человек…

Теперь он наконец понял.

– Зоя, Зоя! Вы что, в самом деле подумали…

– Разве не бывает несчастных случаев? Георг, бедный мой…

Сейчас она расплачется, предположил Юниор. Этого я терпеть не могу, с плачущими я теряюсь. Мало было Леды?..

– Зоя! – Он почти выкрикнул ее имя строгим, «командным» голосом. – Вы были рядом с кораблем! Вы хоть потрудились разглядеть его?

– Он так велик, что я решила сделать это потом.

– Вы предполагаете, что я, садясь, раздавил Георга? Сходите туда и убедитесь, – это невозможно. Корабль опирается на три амортизирующие фермы, сам он – высоко над грунтом. Амортизаторы раздвигаются лишь тогда, когда машина зависает над землей и приборы убеждаются, что внизу нет никаких помех. Я не только человека, я и мыши не мог раздавить, даже если бы хотел! А опускается машина на антигравах, это не ракетные двигатели, у них нет никакого выхлопа, нет пламени. Да и кроме того…

Он чуть не сказал: «Да и кроме того, когда я садился, тут вообще ничего не было, кроме черного песка!» Но вовремя сдержался. Сказав это, пришлось бы говорить и обо всем остальном.

– Я не палач, – заключил он мрачно. – Ну, Георг, это уж прямо садизм какой-то с твоей стороны. Погоди, встретимся…

Зоя смотрела на Юниора, ужас в ее глазах постепенно исчезал. Она даже попыталась улыбнуться.

– Вы думаете, Юниор, с ним ничего не случилось?

– Более чем уверен, – ответил он искренне.