Инопланетянка (или: No Fate) (СИ)

– Согласен. Но, чтобы как-то нормально жить, человек должен следовать какой-то морали…

– Да ради Бога! Но почему – лживой?!!!

– А если объективная недоступна?

– Чушь! Она доступна всем существам, способным к здравомыслию.

– А если общественная мораль настолько свихнула мозги набекрень, что понятие 'здравого смысла' само по себе уже искажено?

– 'Свихнуть мозги набекрень' можно отдельно взятому человеку. Познакомившись с Землей, я соглашусь: можно – даже обществу, хотя и не надолго. Но невозможно – самой природе (диким стайным животным, например). И, поскольку психология их взаимоотношений близка к человеческой…

– Хорошенькая новость…

– Ничего нового… Так вот, поскольку она достаточно близка – вполне можно при определении многих понятий опираться на неё. Кстати, на будущее: если хочешь заняться общественной моралью – займись для начала психологией волчьей стаи… Когда освоишь – просмотри львиную; думаю, что после этого ты поймёшь достаточно, чтобы не спорить о морали… Ты не будешь нуждаться в споре для познания истины: большинство вещей ты будешь просто знать, а остальные будут логически вытекать из твоих знаний…

– Извини, но… К такому повороту я просто не готов…

– Я знаю… Поэтому и говорю: 'на будущее'.

– Линда, послушай…

– Слушаю…

– Извини, ради бога, но после такого вечера… Я просто вижу, что для тебя там не было просто ничего необычного… Я хочу спросить: а как ты – вообще, в принципе – относишься к моногамии?

– Никак,- пожала плечами челланка.- Хотя, признаться, я не совсем понимаю, при чем здесь моногамия… В смысле – какое отношение она имеет к происходящему…

– И всё же?

– Ну, это… просто одна из форм семейного сосуществования – кстати, далеко не самая лучшая… Принудительная моногамия наиболее распространена при патриархальном строе, предельно трудных условиях жизни и безобразно низком уровне развития общественного производства. Я не жила в таких условиях и смею надеяться, что не буду; и потому такая форма семьи меня особенно не привлекает.

– А какую же ты, извини, предпочитаешь?

– Свободную.

– То есть?

– Ну, как тебе сказать…

– Так и скажи.

– Это в двух словах не объяснишь…

– Я готов долго и терпеливо слушать.

Линда задумалась.

– Ладно слушай, раз готов…- наконец произнесла она.- Ваша 'законная' моногамия в большинстве случаев является, по сути дела, завуалированной формой рабства – либо заурядного, либо сексуального… Реже – сделка, договор об экономическом сотрудничестве.

– Ну, ты даёшь…

– Да нет, это как раз вы даёте… Не забывай: я ведь прибыла сюда, чтобы заниматься статистикой… Так вот, статистика эта совсем неутешительна: более 2/3 ваших 'моногамных' семей явно таковыми в чистом виде не являются. Это как раз понятно: любое принудительное ограничение круга общения (в том числе – сексуального) неизбежно приводит к возникновению конфликтной ситуации, в результате дальнейшего развития которой участники либо попросту плюют на это ограничение и построенную около него общественную мораль, либо имеют в жизни массу проблем, нередко приводящих их в кабинет психиатра…

– Ты предлагаешь полигамию?

– Я предлагаю свободу.

– Поясни.

– Слушай. Во-первых, у нас не принято каким-либо способом принудительно ограничивать свободу общения людей, с которыми ты общаешься, в том числе – свободу сексуального общения. Если я провела с кем-то ночь, это, в общем случае, не даёт права ни ему, ни мне требовать от другого, чтобы тот 'больше ни с кем – ни-ни!' Это считается настолько нелепым, нелогичным, что даже не приходит в голову…

– То есть вы там как – все – со всеми?

– Не разочаровывай меня, Гарри. Очень тебя прошу. Выслушай до конца – и, я думаю, ты всё поймёшь – так же, как с вечеринкой. Я расскажу тебе немного о своей жизни, а морально это или нет – решай сам.

…Первый раз я испытала труднопреодолимое влечение на такой же примерно вечеринке: нас было три пары пятнадцатилетних разбойников, высоко в горах; в сутках ходьбы – ни одной живой души. Поскольку обнажение у нас в принципе не считается чем-то неестественным, мы развлекались тем, что голышом прыгали в сугроб из окна второго этажа. Это было весело и совершенно нормально. Естественно, допрыгались до того, что 'зуб на зуб не попадал'. Одеться, естественно, никому в голову не пришло. Чтобы согреться – забрались все вместе в небольшой бассейн с тёплой водой. В бассейне я оказалась между двух крепких, мускулистых парней, причём оба мне нравились: весьма неглупые ребята, достаточно корректные, доброжелательные, искренние, веселые… Здесь я впервые в жизни почувствовала, что если любой из них пожелает меня прямо сейчас – я не найду в себе сил отказать и буду ему благодарна за такую инициативу. Но – ничего не произошло. Осталось только такое 'ждущее желание'… Оно росло, росло… и вылилось в бурную, совершенно необузданную страсть, которой совершенно случайно воспользовался Джерри.

– Тот самый?

– Именно. Причём произошло всё до смешного просто: на каком-то весёлом игровом вечере он ('принц') получил меня ('принцессу') по сути дела, как 'приз'. По логике развития событий он должен был взять меня на руки и отнести на 'трон', что должно было вызвать у публики бурю восторга. Однако мы вовсе не обязаны были этого делать – я могла пойти и сама… Джерри, как истинный джентльмен, поглядывал искоса на меня, пытаясь определить моё отношение к подобному поступку: мы ведь вообще друг друга не знали. Может, благодаря этой элементарной корректности, а может – просто я уже 'чего-то неясного хотела' – и 'только тут поняла, чего именно', но тут я почувствовала к нему такую симпатию и какую-то неведомую раньше нежность, что, сама плохо понимая, что делаю, подошла к нему, потупив глаза, покраснела 'до ушей' и… Очнулась уже у него дома, в постели, утром. Конечно, уж на этот раз всё произошло… Похоже, и не один раз. Предельная корректность Джерри теперь раздражала – я толком не понимала, нужно ли мне было всё это делать или нет; кроме того, я совершенно не помнила, что творилось на сцене а что – уже дома. Какая-то растерянная и опустошённая, я убежала домой.

Несколько дней меня не видели. Потом я решилась 'выйти в люди', но какая-то неясная тревога оставалась: если я вела себя на сцене, как в постели – это слишком неэтично, чтобы отношение ко мне не изменилось; а мне бы этого вовсе не хотелось. В тот же день меня представили: 'знакомьтесь: это та принцесса, которая, как только её берут на руки, тут же падает в обморок…'. Сказано было без иронии – у нас как-то не принято иронизировать над слабостями, тем более – над женскими, просто всем было весело и эта шутка вызвала ко мне общий интерес. Но – я смутилась, и это было слишком хорошо видно… При этом присутствовал Джерри. Он только молча встал – наступила тишина. Тогда, метнув какой-то 'неопределенный' взгляд сквозь говорившего, Джерри подходит ко мне и берёт меня за руку. Это было как нельзя кстати – я почувствовала себя гораздо увереннее. По сути, этим он 'поставил точку' в общественном мнении: нас теперь воспринимали, как сложившуюся пару. В тот же вечер он рассказал, что случилось: как я потеряла сознание (похоже, просто от перевозбуждения), как он 'не захотел отдавать свой приз' и отвёз меня к себе домой, как только я немного пришла в себя. Я жила в тот вечер, как в тумане, плохо соображая, что происходит; меня оставили ночевать у него, а ночью я, стуча зубами, забралась к нему в постель и вцепилась в него, как в свою последнюю надежду в этой жизни… Той же ночью я стала женщиной, даже не определившись – нравится мне это или нет…- Линда замолчала, задумчиво глядя в окно…

– А сейчас?

– Ну, сейчас-то я знаю, что мне надо!- Улыбнулась она,- Хотя… Признаться, до сих пор не могу понять, как я могла попасть в постель к совершенно незнакомому парню, даже не зная его имени…

– У вас это не принято?

– Не то слово… Это – вообще нонсенс…

– А как считается нормальным?