Птица малая

– В такие вот моменты, – философски произнес Джон, – я вспоминаю, что любил говаривать мой старик.

Подняв голову, Эмилио устало посмотрел на него, смиряясь перед новой атакой.

– Какого дьявола ты торчишь в ванной день и ночь? – внезапно заорал Джон. – Почему бы тебе не выйти оттуда и не дать шанс еще кому-нибудь?

Эмилио опустил голову на скалу и рассмеялся.

– Ну вот, совсем другое дело, – усмехаясь, сказал Джон, довольный достигнутым эффектом. – Знаете что? А ведь я никогда не слышал, как вы смеетесь.

– «Юный Франкенштейн»! Это из «Юного Франкенштейна»! – выдохнул Эмилио. – Мы с братом знали этот фильм наизусть. Наверное, смотрели его сотню раз, когда были детьми. Я любил Мела Брукса.

– Один из великих, – согласился Джон. – «Одиссей». «Гамлет». «Юный Франкенштейн». Некоторые вещи не умирают.

Эмилио засмеялся опять, вытирая глаза руками и хватая ртом воздух:

– Я думал, вы собираетесь сказать: утро вечера мудреней или что-то в этом духе. Приготовился вас убить.

Джон задумался, но решил, что это лишь оборот речи.

– О Небо! В таком случае я полагаю, сын мой, что мое присутствие едва не стало причиной прегрешения, – чопорно сказал он, пародируя Йоханнеса Фолькера. – Могу я присоединиться к вам на вашей скале, сэр?

– Будьте моим гостем.

Эмилио подвинулся, освобождая ему пространство и пытаясь избавиться от затянувшегося нежелания видеть Фелипе.

Предваряемый выдающимся носом, Джон вскарабкался наверх – со всеми своими локтями, коленями, большими ступнями, – завидуя компактной подтянутости Эмилио и его спортивной грации, заметной даже сейчас. Вскоре Джон вполне комфортно устроился на неподатливой поверхности скалы, и некоторое время они любовались закатом. По лестнице им предстояло взбираться в темноте, но оба знали тут каждую ступеньку.

– Насколько я вижу, – нарушив молчание, произнес Джон, когда свет сгустился до голубого, – у вас три варианта. Первый: вы можете уйти – как сами сказали вначале. Оставить Орден и сложить с себя сан.

– И куда отправиться? Чем заняться? – требовательно спросил Сандос. Его профиль был так же тверд, как камень, на котором они сидели. О том, чтобы уйти, он не говорил с того дня, когда в его комнату ворвался репортер, когда реальность жизни прокричала ему в лицо. – Я в ловушке. И вы знаете это.

– Вы могли бы стать богатым человеком. Ордену предлагали огромные деньги за разрешение взять у вас интервью.

Эмилио повернулся к нему, и в сумерках Джон почти ощутил вкус желчи, поднявшейся к горлу другого. Он подождал_г давая Сандосу возможность сказать что-нибудь, но Эмилио снова отвернулся к пасмурному морю.

– Второй: вы можете довести расследование до конца. Объяснить, что случилось. Помочь нам решить, как поступать дальше, Эмилио, а мы поможем вам.

Уперев локти в колени, Эмилио поднял кисти к голове и обхватил ее длинными костистыми пальцами, бледными на фоне его волос.

– Если я начну говорить, вам не понравится то, что вы услышите.

Он считает, что правда слишком уродлива для нас, подумалось Джону, когда он спускался по ступеням после торопливого обмена мнениями с братом Эдвардом и отцом Рейесом. Эд полагал, что Сандос, возможно, не сознает, как много из его истории уже известно публике.

– Эмилио, мы знаем о ребенке, – тихо произнес Джон. – И знаем про бордель.

– Никто не знает, – сказал Сандос сдавленным голосом.

– Все знают, Эмилио. Не только Эд Бер и больничный персонал. Консорциум по контактам опубликовал всю эту историю…

Внезапно поднявшись, Сандос спустился со скалы. Обхватив грудь руками, чтобы спрятать кисти под мышками, он зашагал прочь вдоль темневшего берега, направляясь на юг. Джон спрыгнул за ним и побежал следом. Догнав Сандоса, он схватил его за плечо, развернул к себе и закричал:

– Сколько еще, по-вашему, вы сможете держать это в себе? Как долго вы собираетесь нести все один?

– Столько, сколько смогу, Джон, – угрюмо сказал Сандос, высвобождая плечо из хватки Кандотти и отступая от него. – Столько, сколько смогу.

– И что затем? – заорал Джон, когда Эмилио отвернулся от него.

Сандос развернулся, чтобы посмотреть ему в лицо.

– А затем, – произнес он с тихой угрозой, – я выберу третий вариант. Вы это хотели услышать, Джон?

Он стоял, мелко дрожа, глаза его сделались тусклыми, а кожа туго обтянула скулы. Гнев Джона улетучился так же быстро, как и вспыхнул. Он открыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но Сандос заговорил снова.

– Я бы сделал это месяцы назад, но, боюсь, во мне еще достаточно гордости, чтобы противиться Божьему замыслу, какую бы садистскую шутку ни доигрывал я сейчас, – сказал он небрежно, хотя глаза его были страшными. – Вот что держит меня среди живых, Джон. Крупица гордости – все, что у меня осталось.

Гордость, да. Но также и страх. Ибо в этом сне смерти может присниться такое!..

15

Солнечная система: 2021

«Стелла Марис»: 2021 – 2022, земное время

– Энн, она такая классная! Подожди, скоро сама увидишь. Эта скала смахивает на гигантскую картофелину. И когда я ее увидел, то все, о чем мог думать, было «Маппет Шоу». Картошка в ко-о-осмосе!

Энн засмеялась, изумленная такой картинкой и радуясь, что Джордж снова дома, пусть всего на несколько дней, пока он и Д. У. собирают дополнительное оборудование. Минувшие четыре недели были тревожными для женщины, чья вера в технику зиждилась больше на невежестве практика, чем на убежденности знатока, но Джордж вернулся к ней восторженным и уверенным, похоронив ее опасения под лавиной энтузиазма, пока она везла его домой из аэропорта Сан-Хуана.

– Двигатели находятся на одной стороне, а дистанционные камеры и все такое – на другой, но углублены в камень, причем несколько сбоку, то есть нацелены не прямо по линии полета…

– А почему так?

– Чтобы уберечь их от «межзвездного дерьма», как ты деликатно выразилась, моя дорогая. Камеры сфокусированы на комплексе зеркал. Зеркала установлены снаружи, но когда изображение будет ухудшаться, мы сможем снимать слои – как это делают с многослойным лицевым щитком мотоциклетного шлема при гонках по грязи… Боже, ты выглядишь потрясающе!

Энн не отвела взгляд от дороги, но тонкая сеть морщин вокруг ее глаз сделалась глубже от удовольствия. Ее волосы были уложены в прическу, которую Джордж мог охарактеризовать лишь словом «вверх», а оделась она в кремовый шелк, довершив наряд ниткой жемчуга.

– В общем, – продолжил он, – если представить ее в виде картофелины, то мы причаливаем к длинной стороне, куда кладут масло…

– Или основанную на сое маслоподобную нежирную субстанцию со вкусом настоящего маргарина, – пробормотала Энн, следя за движением.

– Ты влетаешь в эту трубу, а затем сюда, в воздушный шлюз, но чтобы перебраться из катера в воздушный шлюз, нужно надеть скафандр. Затем идешь по вырубленному в скале коридорчику, все дыры в котором тщательно заделаны, и тут имеется другой воздушный шлюз, просто на случай…

– Просто на случай чего? – Энн хотелось это знать, но он едва ли ее слышал.

– Затем попадаешь в жилые помещения, расположенные прямо в центре, где самое безопасное место, и, Энн, там внутри чудесно. Смахивает на японский дом. Большая часть стен в действительности световые панели, так что из-за темноты мы не свихнемся. Они вроде бумажных ширм. Она кивнула.

– Итак, внутри есть четыре концентрических цилиндра, понятно? Спальни и туалеты находятся во внешнем цилиндре. Комнаты напоминают по форме пирожки…

– Ты оставил одну для тренажерного и медицинского оборудования?

– Да, доктор. Я сложил там необходимое барахло, но тебе придется самой устанавливать все по своему вкусу, когда туда попадешь.

Джордж закрыл глаза, дорисовывая картинку, затем устремил взгляд вперед, но видел не транспорт и не Сан-Хуан, а уникальный чудо-корабль, который скоро станет им домом, уютным и привычным: все на своих местах – аккуратно, упорядочение, удобно.