Хронокосмос

— Я не видел, как они подплыли, — сообщил Мец шепотом, словно боясь, что солдаты могут его услышать. — Я чинил одну штуку под пультом и не знал, что они здесь.

— Я кое-что слышал, — кивнул Фрэнк. — Лодка прошла над затопленным краем «Оберона», и гребец, должно быть, задел корпус веслом. Маскировочный режим включен?

Мец бросил быстрый взгляд на один из экранов.

— Пока работает. Они нас не видят, но если им придет в голову подойти вплотную…

Он не договорил, но все было ясно и без слов. Солдаты знали, что хронолет находится здесь. Первые грузовики появились на песчаном берегу меньше чем через час после того, как «Оберон» совершил вынужденную посадку, и хотя режим «хамелеон» хорошо скрывал хронолет от их глаз и аппаратуры, все же неясные очертания его корпуса вполне можно было различить, если смотреть под определенным углом при ярком полуденном свете. Несколько раз над островом пролетали вертолеты, еще никогда обитатели этой эпохи не подбирались к хронолету так опасно близко.

К счастью, диафрагма входного шлюза оказалась под водой. В данный момент она была прямо под надувной лодкой, и найти ее без аквалангистов было весьма затруднительно. Впрочем, если судить по бурной деятельности на берегу, появления ныряльщиков следовало ожидать в самое ближайшее время.

Фрэнк и Мец молча смотрели, как солдаты в лодке сделали еще несколько кадров — с такого близкого расстояния, словно они снимали свои собственные искаженные тени, — а потом поспешно уплыли. Когда они удалились на порядочное расстояние, Мец шумно выдохнул.

— Они попали почти в яблочко, — проговорил он нормальным голосом. — Это даже хуже, чем в Далласе.

— Гораздо хуже, — сказал Фрэнк, впрочем, без тени упрека. Обвинения были бессмысленны: что бы ни случилось в 1937 году, положение экспедиции было отчаянным. Том Хоффман — главный специалист проекта — был мертв, он сломал шею во время первого удара «Оберона» о воду. Сам хронолет оказался на земле, и было неизвестно, какие он получил повреждения и сможет ли снова подняться в воздух. Кроме того, обитатели этой исторической эпохи засекли место посадки «Оберона», и они, увы, были вполне цивилизованными людьми, а не троглодитами, способными зафиксировать появление хронолета лишь в расплывчатых легендах и таинственных наскальных рисунках.

Да, это последнее обстоятельство было, пожалуй, хуже всего. Конец двадцатого столетия всегда считался самым опасным периодом человеческой истории.

— Они напуганы, но они вернутся. — Фрэнк подобрался поближе к пульту управления, чтобы взглянуть на экраны. — Как наши дела?

— Тебе какую новость сначала, хорошую или?.. — Мец осекся, перехватив напряженный взгляд Фрэнка. — Извини. Я проверяю всю систему, вплоть до главной силовой установки. Она по-прежнему в аварийном состоянии, но ИИ сумел найти, в чем там дело. Повреждена главная энергетическая шина, придется заменить с полдюжины распределительных ячеек. Я перепрограммировал несколько ремонтных устройств на ликвидацию последствий аварии; они уже работают, так что через час или около того все должно быть готово. Резервные системы, однако, в полном порядке, так что…

Фрэнк нетерпеливо постучал пальцем по пульту, и Мец вернулся к главному.

— Гондолы негатронов целы, и отремонтировать главный движитель будет довольно просто; правда, решетка модулятора затоплена, но она начнет нормально функционировать минимум через шестьдесят секунд после того, как мы поднимемся в воздух.

— Стало быть, мы можем выбраться отсюда, верно? Мец не ответил.

— Ну же, говори, — поторопил его Фрэнк. — Можем или не можем? Что нам мешает?

— Два обстоятельства. О первом ты уже знаешь — силовая установка дает лишь пятнадцать процентов нормальной мощности: этого едва хватает, чтобы поддерживать работу искусственного интеллекта и маскировочный режим. Я поставил ядерные синтез-батареи на полную перезарядку; к счастью, необходимый нам водород мы можем выделить из воды… — Он улыбнулся. — В этом смысле посадка в озеро имеет свои преимущества. По расчетам ИИ, мы сможем подняться в воздух часов через шесть, если все пойдет нормально. Даже раньше, если будем экономить внутренние энергетические резервы.

— Ты имеешь в виду выход на низкую орбиту и открытие переходного тоннеля? — спросил Фрэнк, и Мец кивнул, но его лицо оставалось мрачным. Фрэнку даже показалось, что пилот внутренне напрягся, стараясь держать свои чувства в узде.

— А что это за второе обстоятельство, о котором ты говорил?

Meц вздохнул.

— Мы не знаем, когда мы. Где — более или менее известно. ИИ рассчитал наши координаты незадолго до падения. Мы находимся в Теннесси, на плато Камберленд, в озере Сентерхилл… точные данные о широте и долготе хранятся в банке памяти бортовой навигационной системы. И судя по тому, что мы до сих пор видели, это конец двадцатого столетия, скорее, даже 90-е годы. Но вот точнее…

— То есть какой сейчас год?..

— …я не знаю. — Мец покачал головой. — В этом-то и заключается самая главная проблема. Основной приемник телеметрической информации не работает, так что мы не можем задействовать внешние источники. Даже сейчас мы не можем подключиться к местным информационным сетям. Я мог бы попытаться сделать это до аварии, но у меня не было такой возможности…

— Понимаю…

В критических обстоятельствах Мец действовал практически безупречно. Он сделал все, что было в его силах, чтобы спасти экипаж и благополучно посадить хронолет на землю. Увы, без точной даты бортовой ИИ «Оберона» не мог правильно рассчитать траекторию возврата к воронке тоннеля; приближенные данные тоже не годились — ИИ должен был знать предельно точно, где и когда находится хронолет. Пространственные координаты были вычислены им без труда, но временные оставались неизвестны, и, следовательно, в алгоритме четырехмерного перехода недоставало самой важной компоненты.

— Извини, Фрэнк, — проговорил Мец, и в голосе пилота впервые не прозвучало ноток самоуверенности. — Мне очень хотелось бы порадовать тебя лучшими новостями, но…

— Как ты думаешь, что могло вызвать этот парадокс, эту аномалию? — спросил Фрэнк.

— Леа пытается это выяснить. Если хочешь, попробуй ей помочь. — С этими словами пилот снова повернулся к пульту управления и не поднимал головы до тех пор, пока Фрэнк не покинул командную рубку.

Фрэнк нашел Леа в библиотеке. Она просматривала кадры, запечатленные «наблюдателями» на борту «Гинденбурга». Как и Фрэнк, Леа потратила несколько минут на то, чтобы смыть нанокожу, и теперь снова выглядела так, как обычно. Длинные черные волосы были собраны в тугой конский хвост, падавший на широкие плечи. Стоя у консоли счетно-решающего устройства, она даже не обернулась, когда Фрэнк вошел в аппаратную.

— Есть что-нибудь интересное? — спросил он.

— Да, пожалуй, — откликнулась Леа. — Кажется, я нашла точку дивергенции.

Фрэнк оперся на консоль, и Леа набрала на клавиатуре команду.

— Материала было слишком много, поэтому я сосредоточилась на последних трех часах перед посадкой. «Гинденбург» был бы над Лэйкхерстом уже часа в четыре, но ему пришлось долго маневрировать из-за порывистого ветра и высоких кучевых облаков.

— Да-да, я помню.

— Мы долго летели на юг вдоль побережья Нью-Джерси, чтобы обойти грозовой фронт. Согласно историческим записям, через полтора часа такого полета капитан Прусс получил с аэродрома телеграмму, в которой говорилось, что погодные условия остаются неблагоприятными и ему следует подождать с посадкой. Капитан Прусс ответил, что он не подойдет к Лэйкхерсту, пока ему не дадут с земли разрешение. Эта телеграмма была отправлена в 17 часов 35 минут по местному времени. А теперь — смотри…

Леа нажала на клавиатуре кнопку «воспроизведение», и на настенном экране появилось изображение просторных внутренних помещений «Гинденбурга». Фрэнк сразу понял, с какой камеры производилась съемка: на экране был металлический мостик под отсеком-4, где они установили «наблюдатель» во время экскурсии по кораблю. Цифры в нижнем углу экрана показывали 06.05.1937/ 17:41:29, когда на мостках появилась одинокая фигура в мешковатой одежде. У подножия ведущего наверх трапа человек ненадолго задержался, чтобы оглядеться по сторонам, и на мгновение его лицо попало в поле зрения камеры. Это был Эрик Шпель — матрос воздушного судна, заложивший в газовом отсеке бомбу.