Транзитом до Скорпиона

Благодаря двойной силе закона и обычая, все права, звания и привилегии Дома Стромбора перешли к Дому Эстеркари.

Каждый анклав Дома был сам по себе городом: с мозаичными мостовыми, мраморными, гранитными и кирпичными стенами, сводчатыми крышами, колоннадами, башнями и шпилями, со всей великолепной путаницей роскошной архитектуры. Эвадское пиво оказалось на редкость хорошим. Зеникка вообще славилась пивом, хотя оно, в общем-то, было слабым и малоградусным. Мы, молодые бойцы, проходили, фланируя, долгий путь ради глотка только что сваренного пива, мудро и часто икая, когда обменивались замечаниями о его качестве и крепости. Кларет Зеникки тоже совсем неплох. Я весьма положительно смотрел на перспективу стать гражданином Зеникки и иметь право на город-анклав Эвардов с его каналами, улицами и площадями.

По всему городу стояли храмы, воздвигнутые по большей части в честь Зима и Генодраса, но каждый Дом имел также собственные храмы и святилища особого анклавного божества.

При всем этом безумном поиске удовольствий, в который я погрузился в то время, я даже тогда видел, что все это — лишь поиски болеутоляющего. Проблема Делии вечно оставалась со мной, и ничто не могло ее снять. Я лелеял свою боль про себя, ненавидя ее и все же не в состоянии забыть. Делию требовалось вернуть на родину, но найти эту родину было весьма затруднительно.

Мы сосредоточенно разглядывали в библиотеке морские карты и чертежи земли, и я с уколом ностальгии обнаруживал, какими похожими и все же иными были местные карты. В большой библиотеке Эстеркари хранились портуланы, но добраться до них мы не могли. Глобусы походили на глобусы средневековой Европы — уверенно нарисованы побережья близлежащих стран, но определенность постепенно теряется, когда расстояние набрасывает на знания тень неведения — до тех пор, пока на противоположной стороне глобуса не остаются только самые общие очертания континентов и островов. Афразои не было нигде, так же как и Дельфонда.

Глядя на карты, Делия покачала головой.

— Очертания моей страны не похожи ни на одну из этих.

Я разделил драгоценные камни на три части. Глоаг, по-волчьи оскалившись, взял их, но остался со мной как беспутный собутыльник. Делия, с презрительным выражением лица и поджав губы, оттолкнула камни обратно через сверкающий стол из дерева струм .

— От той женщины я ничего не возьму.

Я спрятал камешки в сундуке, пообещав себе, что они будут сохранены для Делии с Синих гор.

Ванек и его сын, Варден, настояли, чтобы мы считали трофейный аэробот своим. Делия взяла меня полетать и показала, как управлять судном, которое я находил волшебным и чудесным.

Во время этого периода я заговаривался с тетей Шушей далеко за полночь, так как она мало нуждалась в сне. Она была свидетельницей ужасного нападения на ее Дом и видела, как уводили молодых девушек и убивали мужчин. Я заметил, что она не держала большого штата рабов и, вообще, Эварды во всех делах со своими рабами были настолько человечны, насколько это возможно, учитывая обстоятельства и природу самого института рабства.

Наконец мы составили план, и пришло время сыграть в нем роль. Я дал слово Вардену, что помогу ему. Эстеркари, как мы раскрыли, готовили крупное выступление против Эвардов, Рейнманов и Виккенов — Домов, находящихся в блоке с Эвардами.

План отличался дерзостью, но его можно было осуществить, только нам требовалось нанести удар первыми — иначе мы пропали. Почти неизбежно, чем бы ни кончилось соперничество, город встанет на уши. Ставки в рискованной игре были огромными.

Из зорок и снаряжения, захваченного нами, когда я помог отбить нападение кланнеров на караван, я отобрал отличного скакуна и экипировку. Я облачился в алую набедренную повязку и надел поверх нее красно-коричневую кожанку кланнера, украшенную бахромой. Как ни странно, именно в этот день я узнал, о какой именно девушке мечтал принц Варден. Он рассказал мне об этом во время наших обходов таверн и фланирования по городу. Варден, оказывается, — и я почувствовал неуместный укол вины — был по уши влюблен в Натему. Он видел ее много раз в сопровождении отряда телохранителей, и в груди его горела безнадежная страсть.

— Она обещана другому, этому придурку Працеку из Дома Понтье. И в любом случае, разве могут два наших Дома согласиться на такой союз?

Я от души посочувствовал принцу, ибо мне следует сказать вам, что он был настоящим другом и доблестным человеком.

— Случались и более странные вещи, Варден, — сказал я.

— Да, Дрей Прескот. Но никогда столь странной, как возможность для меня заключить Натему в объятия!

— Она знает?

Он кивнул.

— Я добился, чтобы ей передали весточку. Она пренебрегает мной. Она послала оскорбительный ответ — довольно и того, что она отказалась.

— Это подстроил ее отец. Она не могла такого сделать.

— Ха, Дрей! Ты пытаешься подбодрить меня и еще больше насмехаешься надо мной!

Если бы я сказал принцу Вардену, что прибыл с планеты Земля, находившейся, как я теперь знал, в четырехстах световых годах от Крегена, — он уставился бы на меня, разинув рот. Это, пожалуй, намного страннее, чем то, что девушка может изменить свое решение. Я снова подумал о Натеме, о ее своевольном упрямстве и полном отсутствии понимания, что у кого-то, кроме нее, есть собственные желания, с которыми следует считаться. Ее упрямство, знал я, все равно что колеблемый ветром тростник по сравнению со стальным упорством Делии с Синих гор. Делия была рядом со мной, когда мы дрались с враждебными нам людьми, чуликами и дикими животными. Делия улыбалась мне сквозь дым лагерного костра, кода мы ели мясо убитой ею дичи. Делия носила белые меха, содранные мной с убитого для ее защиты зверя.

Я заметил, что Делия с Синих гор по-прежнему носит эти белые меха, хотя могла выбрать сотни куда более великолепных мехов. Должно быть, она делала так, думал я, чтобы посмеяться надо мной и унизить меня. Я не мог винить ее за это, ввиду несчастий, принесенных мной. Теперь мне стыдно за свои недостойные мысли, но тогда я мучился из-за Делии из Дельфонда, зная, как мне думалось, что она ненавидит меня, не уважает и презирает за неотесанность.

Если бы Варден испытывал в отношении своей Натемы то же самое, что и я, если бы он пережил то, что пережили мы с Делией, интересно, как бы он смотрел на нее?

Делия всегда была добра с Варденом и, мне казалось, изо всех сил старалась быть с ним любезной. Он будет подходящим мужем, если Эстеркари не перережут ему глотку. Но я отказывался позволить ревности омрачить нашу дружбу.

Итак, утром я отправился повидаться с Делией, надеясь попрощаться с ней. Она сидела в зеленовато-синем платье и читала старую книгу с выцветшими и хрупкими страницами. На низком кресле рядом с ней шелковисто поблескивали белые меха линги.

— Что?! — вскочила она, когда я кончил говорить. — Ты уезжаешь! Но — но я думала…

— Ненадолго, Делия. В любом случае, не думаю, что мое отсутствие будет тебе неприятно.

— Дрей! — Она прикусила губу, а потом толкнула ко мне книгу, показывая идеально подстриженным сверкающим розовым ноготком на смазанную гравюру.

Искусство книгопечатания на Крегене широко варьируется как по качеству, так и по технике. Эта книга была древняя, гравюра — темная, а печать грубовата.

— Я считаю, Дрей, что это карта моей страны.

Я почувствовал вспышку интереса.

— Мы можем добраться до нее — скажем, на аэроботе?

— Я считаю, что да, но нужно сравнить ее с более современными картами. Поэтому…

Тут я вспомнил, зачем пришел повидаться с ней, вспомнил о своем обещании Вардену. Я почувствовал, как сходятся мои брови и сжимаются губы. Мое лицо приобрело безжалостно-угрожающее выражение.

— Я обещал Вардену. И должен ехать.

— Но… Дрей…

— Я знаю, с каким презрением ты должна смотреть на меня, Делия с Синих гор. Именно мой эгоизм вовлек тебя во все несчастия, которые ты претерпела. Сожалею, искренне сожалею и желаю вернуть тебя к твоей семье.