Искатель. 1966. Выпуск №1

В. МАРИН

КОЛЕСО

Еще раз взглянув на бумажку с адресом, я поднялся на пятый этаж большого серого дома. Длинный скучный коридор изучал меня равнодушно-тупыми глазницами дверей и настороженными взглядами жильцов. Нужная мне дверь находилась в самом конце коридора и ничем не отличалась от остальных. Пожалуй, только номером на медной, давно не чищенной табличке. Я постучал.

— Кто? — голос был хриплый, настороженный.

— Эксперт патентного бюро. По вашему заявлению.

Долго не было слышно ни звука. Потом за дверью что-то звякнуло. «Опять вечный двигатель», — с тоской подумал я.

— Войдите…

Я вошел. Сначала я ничего не увидел. Комната барахталась в полумраке. Окна были плотно занавешены. Пол устлан стружками, слесарным инструментом и обрывками газет.

Он сидел в углу маленького дивана и смотрел на меня ослепительными стеклами огромных очков.

— Садитесь…

Я сел на табуретку, и она сжалась под моей тяжестью.

— Иван Сергеевич Заболоцкий, — представился он. — Вы не очень устали, поднимаясь так высоко?

Вместо ответа я скрипнул табуреткой.

— Разумеется, я изобретатель, — продолжал он. — Изобрел массу небезынтересных вещей. Заметьте, я говорю не ценных, а небезынтересных… У меня семнадцать патентов. Семнадцать за сорок лет изобретательства… Это не мало, как вы считаете?

Я снова скрипнул табуреткой. Его очки зло блеснули в ответ.

— Вы думаете, что я изобрел вечный двигатель, — сказал он с саркастическим смешком. — Вы ошибаетесь! Закон Майера я изучил еще младенцем… Я изобрел нечто другое. Вы знаете основы цивилизации?

— Знаю, — ответил я. Мне надоело скрипеть табуреткой. Он долго изучал меня блестками своих очков. Осмотр, по-видимому, не удовлетворил его. Вздохнув, он сказал:

— То, из-за чего вы пришли сюда, стоит в правом дальнем углу. Во-он там! Оно накрыто газетами. Я не буду зажигать свет. Вы меня, конечно, простите — у меня слоистая катаракта глаз…

Я встал и осторожно пробрался в угол комнаты. В полутьме ничего нельзя было разглядеть, и я долго ворошил кипу старых, выцветших газет. Под ними угадывалось что-то круглое. Наконец мне удалось добраться до этого «что-то». У моих ног лежало колесо — самое обыкновенное, деревянное, сделанное от руки. Я вытащил колесо на середину комнаты и стал внимательно изучать его. «Самоходное колесо? Складной велосипед? Саморегистратор пути?» — теснилось у меня в голове.

— Вы не зря изучаете его так внимательно, — услышал я голос Заболоцкого. — Это действительно гениальное изобретение.

Я разогнулся. Колесо с глухим стуком упало к моим ногам.

— Я сорок лет посвятил изобретательству. У меня семнадцать патентов, — напомнил мне Заболоцкий. — Всю жизнь я старался изобрести что-то новое, оригинальное. И вот… — Он помолчал, затем сухо спросил:

— Вы давно работаете в бюро?

— Три года.

— Скажите честно, часто вам встречалось за это время абсолютно новое изобретение? Изобретение на неизвестном ранее принципе?

Я задумался.

— Вы не так много встречали таких изобретений, — довольно откинулся на диване Заболоцкий. — За сорок лет я понял одну простую, как дважды два, и глубокую, как бездонный колодец, мысль: трудно изобрести что-то гениальное и что не было бы уже запатентовано.

— А это колесо? — спросил я.

— Да, это колесо! Это мое изобретение! Я сделал его собственными руками. И пригласил вас посмотреть на него. Вы не находите мое изобретение гениальным?

Я ответил ему тихо и ласково:

— Мне понятна ваша мысль. Это действительно очень любопытно. Но я должен кое-чем огорчить вас: колесо было изобретено несколько тысяч лет тому назад…

— Не знаю, не знаю! — выкрикнул он, перебивая меня. — И я не соглашусь с вами! Не соглашусь, если вы не назовете мне имя изобретателя колеса и номер патента!

Я пожал плечами и собрался уходить. Очки торопливо блеснули в темноте.

— Нет имени, — свистящим шепотом сказал Заболоцкий. — Нет патента… Нет колеса… Вы поняли? Ничего нет! И лучше всего это знаете вы, представитель патентного бюро. Но вот вы пришли ко мне, и перед вами, у ваших ног лежит колесо… Мое колесо! Я сам сделал его!..

Он догнал меня уже у двери, судорожно глотнул и заторопился, словно опасаясь, что его перебьют:

— Запатентуйте его! На мое имя… Пожалуйста… Что вам стоит?! Ведь это особенно важно сейчас. Сейчас, когда колесо стали третировать, стали презирать, стали заменять гусеницами, лыжами, плицами, воздушными подушками. Поверьте, придет время, и люди вообще откажутся от колеса. И тогда… — Очки блеснули вызывающе и гордо. — Тогда историки техники стряхнут пыль со старых патентов и увидят мое колесо. И узнают, что я… я…

Глазницы дверей ехидно смотрели мне в спину. Сбегая по лестнице, я радовался, что вместо колес у меня обыкновенные допотопные конечности.

Спустя некоторое время кто-то сказал мне, что Заболоцкий все сорок лет работал экспертом патентного бюро…

Э. ЗЕЛИКОВИЧ

СЛЕДУЮЩИЙ МИР

В 1930 году в журнале «Борьба миров» был напечатан научно-фанта-стический роман-утопия «Следующий мир» Эммануила Семеновича Зеликовича.

Профессор математики Джемс Брукс и его ассистент Вилли Брайт загадочным образом исчезают. Столь же непонятным образом Брайт возвращается и рассказывает удивительную историю: Брукс нашел способ проникнуть в «четвертое измерение», литературный прием, с помощью которого герои оказываются в «соседнем мире», на неизвестной планете.

Об их необычайном путешествии, пережитых приключениях читатель и прочтет в публикуемом отрывке.

Профессор казался бледнее обыкновенного. Резким движением он включил предмет своей гордости — большой резонатор.

…В сотый раз загорелась яркая лампа, и поток мощных лучей с жужжанием и свистом прорвал «люк» в следующий мир. Профессор взглянул на хронометр: было четыре часа утра. Затем он взял меня под руку, и мы одновременно вступили в поле действия четырехметровых волн.

Раздался привычный взрыв, выбросивший нас за пределы пространства в абсолютную тьму.

Это был головокружительный момент, похожий на провал в бездну. Мы прыгнули, вытянув вперед руки, и упали с высоты не более двух метров. Опустившись на почву, мы остались лежать ничком, не осмеливаясь поднять голову.

— Вы невредимы, Брайт? — тихо спросил профессор, но мне показалось, что его голос прозвучал более звонко, чем обычно.

Я нащупал в темноте его руку и ответил:

— Да. А вы себя как чувствуете, мистер Брукс? Не ушиблись?

— Нисколько. Все прекрасно — перчатки защитили руки и смягчили падение.

Наши глаза, привыкшие к сильному освещению коттеджа, ничего не различали в этой кромешной тьме. Сзади нас, журча и искрясь, изливались потоки волн резонатора. Через «люк» мы видели яркий объектив и смутные очертания кусочка нашей родины.

— Выключите резонатор! — скомандовал профессор.

Я нащупал в сумке рычажок, два раза повернул его и нажал кнопку. Тотчас же раздался удар, подобный стуку захлопываемой крышки пустой деревянной коробки. И маленькое отверстие, связывавшее нас с нашим миром, исчезло…

— Давайте сядем, Брайт, и обсудим положение, — сказал профессор. — Мы не ослепли, иначе бы не видели отсюда света резонатора. Возможны три варианта: первый — здесь всегда темно, второй — теперь ночь, третий — световые волны этого мира не соответствуют устройству наших глаз. Ба! — воскликнул он. — Мы настолько растерялись, что упустили из виду самые простые вещи — ведь у нас же с собой электрические фонари!