Авантюристы

О ! Коротко сказал колдун и похлопал самца по плечу.

У-у коротко и властно проревел вожак и другой самец подал "колдуну" отвратительно пахнущий кусок мяса. Ням-Ням блаженно замурлыкал колдун и не спеша с наслаждением стал поедать его.

Насытившись "колдун" вопросительно посмотрел на вожака.

О? Проревел вожак.

Ням-Ням и "колдун" показал своим волосатым пальцем на молодую самочку пугливо смотревшую на него.

Колдун так никогда бы и не получил её в свою собственность, но на её несчастье, колдун слизнул из глаза соринку у родственника вожака стада.

По прошествии некоторого времени Джон с удивлением для себя открыл что у волосатых существ совсем не было равенства, как нет равенства и у нас у людей.

Ням-Ням?- переспросил вожак.

О! Ням-Ням! О-Ням-Ням и "колдун" осклабился в сладострастной улыбке.

И-а ! Пронзительно завизжала молодая самочка и оскалила зубы.

Ням-Ням- строго сказал вожак и самочка понурив голову покорно вышла из стада.

Но на этом почести оказанные вожаком "колдуну" не кончились.

Неравенство у волосатых существ заключалось в том, что они по очереди поглощали головной мозг поверженного врага или убитого животного, лакомства при виде которого Джона в первый раз чуть не стошнило.

Первым его как водится пробовал вожак. А вот вторым ?! А вот второй его пробовала любимая самка вожака.

Вообще то у вожака было много самок, с которыми он беспрепятственно на виду у всех удовлетворял свои потребности. Но была одна самая любимая. Вот она после вожака и погружала не спеша свою маленькую волосатую лапу в череп очередной жертвы. Затем насытившись и аккуратно вытерев губы она зорко следила за тем, чтобы кусочки этого розовато студенистого вещества, достались её сыновьям.

Всё время пока шла эта трапеза стадо затаив дыхание следило за ними

И лишь когда вожак со своей многочислённой роднёй насыщался, следовало его короткое покровительственное У и жалкие остатки лакомства доставались всем остальным членам стада.

И вот теперь этот первобытный закон стада был нарушен. И кем нарушен каким то старым, полуслепым самцом со слезящимся глазом. Теперь он получил право есть мозг сразу после любимой самки вожака. Мало того, что он взял себе самку, на которую положил глаз никто иной как брат вожака так он нарушил закон стада, закон на котором оно держалось.

Возмущению родственников вожака не было предела, особенно негодовал брат вожака, тот самый у которого "колдун" отнял самку. Подлетев к вожаку он жестикулируя лапами, показывая ими то на "колдуна" то на самочку то на вожака, то на себя он что-то быстро залопотал.

У! Коротко сказал вожак и показал себе на глаз.

Ням-Ням добавил он и показал на самку.

Ням-Ням закончил он и отвернулся от своего брата.

И всё таки какие же они люди ?- терзался сомнениями Джон, пусть даже они и изготовляют эти грубые булыжники, которые они с равным успехом используют и для рытья корней и для рубки деревьев и для того чтобы в драке проломить голову друг другу.

Ведь у нас у людей есть речь, слова. А у них пусть даже самой примитивной речи ведь нет.

В самом деле разве можно считать за речь какой-то ограниченный и невнятный набор звуков, которые издают при своём общении эти волосатые существа.

А моя Лола человек она человек или не человек с любопытством присматривался к ней Джон.

Гм!? Сзади она пожалуй человек и даже ничего человек. А вот спереди. Спереди у Лолы как и у любой другой первобытной женщины был не нос греческий, римский или орлиный, который так любят воспевать поэты и который как известно играет не последнюю роль в красоте женщины а две большие широкие дырки, такие как например у шимпанзе. Но её глаза они были совсем человеческими. Большие широко открытые они смотрели на мир радостно и изумлённо. Они то и притягивали словно магнитом к себе Джона. Но иногда их заволакивала лёгкая дымка грусти и Лолу охватывала какая-то непонятная Джону скорбь. И тогда она никого не подпускала к себе даже Джона.

Казалось её глаза таят в себе какую-то тайну, страшную тайну, вселенскую тайну которую не в силах никто и никогда разгадать.

А какую тайну могут таить глаза женщины тем более первобытной !?

Но самое главное, что произошло за эти шесть месяцев так это то, что у Лолы округлился живот и заметно округлился.

Движения её сделались более плавными и спокойными, а маленькие сморщенные груди стали постепенно набухать.

Неужели эта у Джона уже не поварачивался язык назвать её образиной но и женщиной назвать он её всё же ещё не мог, неужели она станет матерью моего ребёнка.

Подумать только ещё совсем недавно я протирал штаны в своей небольшой фирме и даже думать не мог, что через год буду жить с Лолой. Прямо какой-то фантастический сон.

Но это был не сон.

Джон не оставил своих настойчивых попыток научить Лолу разговаривать. Теперь он применил другой способ обучения. Брал в руки ветку клал её перед Лолой и говорил ветка, отрывал у неё листок и говорил листок. В глазах у Лолы пробегали какие-то огоньки, она задумчиво смотрела на Джона и тёрла лапой свой высокий, совсем не обезьяний лоб. Ведь она понимает меня понимает почти с ужасом думал Джон.

Но огоньки пробегали и тут же гасли. А Лола лишь беспомощно произносила У и Ням-Ням-Ням.

Когда уж становилось совсем невыносимо Джон брал в руки Будду- так назвал он золотой самородок и подолгу рассматривал его.

Ты у меня единственная ниточка говорил он нежно поглаживая его, которая связывает меня с тем миром, который так неожиданно покинул я.

Лола по своему совсем не по обезьяньи реагировала на золотого Будду. И-и как то неприятно кричала она и скалила зубы когда Джон доставал самородок. Ревнуешь- печально усмехался Джон. И ничего то ты не понимаешь Лола. Кроме него у меня больше ничего нет понимаешь ничего. И-и продолжала неприятно кричать Лола и скалить зубы. А может быть Боб вернётся грустно размышлял Джон. Ведь он обещал вернутся, а Боб жадный очень жадный.

Как то утром, когда жаркое африканское солнце только начинало свой поход по небу, его разбудил страшный грохот. Неужели Боб вернулся недоумевал Джон, но зачем он производит такой шум.