Вино грез

— Значит, положительные и отрицательные значения, да? Насколько хорош ваш перевод символов? Ваша математика эквивалентна нашей?

— Нет. У вас десятиричная система, а у нас — девятиричная. По самому приближенному сравнению ваше число двадцать будет выражено у нас второй цифрой в третьем порядке.

— Значит, девять положительных и девять отрицательных значений выше и ниже нуля соответствуют полным простым порядкам. Я всегда остерегаюсь поспешных суждений, но эти шкалы напоминают мне, несомненно, клавиатуру в вычислительных устройствах. При десяти шкалах с одними только положительными значениями можно получить число эквивалентное нашему миллиарду. Добавив отрицательные значения, мы можем получить действительно огромные порядки значений. Достижимое количество чисел может быть высчитано умножением одного миллиарда на девятьсот девяносто девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять. Навигация всегда предполагает наличие известных координат. Допустим, что базовое отношение будущего местоположения корабля к прошлому выражается в виде положительных и отрицательных чисел. Далее допустим, что при изменении меняющихся систем отсчета времени, необходимо пересечь, самое большее, десять линий времени, для того, чтобы достичь самой отдаленной звезды — звезды, которая относительно вашего положения эквидистантна, независимо от того, в каком направлении ни начнется движение корабля. При движении к любой звезде, находящейся ближе этого предела, всегда найдется оптимальный маршрут, Это и будет предполагаемое направление. Корабль пересечет системы отсчета в предполагаемом месте. Значит, шкалы должны быть выставлены таким образом, чтобы воспользоваться в соответствующую долю секунды этим плюс-минусовым отклонением, или точнее, переходом от темпоральной системы отсчета точки отправления к темпоральной системе отсчета места назначения. Метки на шкалах означают числовой индекс каждой звезды, учитывающий первоначальное положение корабля, то есть, не фиксированный постоянный числовой индекс, а число, скорректированное по формулам, учитывающим орбитальные и галактические движения. Одним из неизвестных, представляемых в уравнение, перед его использованием, должно быть теперешнее время на вашей планете. Хотя… нет. Одну минуточку. Если бы я конструировал органы управления, я встроил бы в управление часы — устройство отсчета времени, для точности, по радиоактивности, и управление само, пользуясь уравнением, корректировало бы индекс и, таким образом, можно было бы пользоваться постоянным стандартным индексом темпоральной системы отсчета нужной звезды. Все пересчеты на текущее время и положение корабля будет выполнять компьютер.

— Именно так и должно быть, ведь прошли века с тех пор, как поддерживалась регистрация текущего времени.

— Кнопки или клавиши под шкалами — не иначе, как устройство для установки индекса. Верхняя клавиша должна при каждом нажатии поднимать индикаторную метку на одно деление вверх. Нижняя клавиша должна опускать метку на одно деление вниз. Окончательно выставленное на шкалах число, или индекс, должно переправить корабль через космос к звезде с заданными координатами. Это был бы самый простейший тип управления, использующий уравнения Битти, и куда более простой тип, чем тот, над которым мы работали. Но, чтобы уметь им пользоваться, вы должны найти, может быть, на самом корабле инструкцию, в которой вы получили бы перечень значений уставок для звезд.

Бад Лэйн ощутил возбуждение, возникшее в сознании Рола.

— Давно-давно. Три года назад, а может быть и больше, я нашел книги, отпечатанные на тонких металлических листках. Я ничего не понял в них тогда. Там были длинные Двухцветные числа. По сравнению с микрокнигами, читать их неудобно. Я помню рисунок на обложке — стилизованная карта звезд и планетной системы.

— Может быть, это — то, что нужно. Но если я прав, я должен вас предупредить, и вы должны зарубить у себя на носу, что при неправильно установленном числовом индексе вы, по всей вероятности, никогда не сможете найти ни землю, ни свою родную планету. Вы потратите в поисках сорок жизней с таким же успехом, как при поисках двух специфичных пылинок в атмосфере этой планеты Убедитесь в том, что вы вполне готовы рискнуть. —Вполне готовы, Бад, — тихо сказала Лиза.

— Тогда найдите эти книги. Изучите числа. Посмотрите, соответствуют ли они шкалам. Посмотрите, сможете ли вы со всей уверенностью определить наш числовой индекс. И тогда снова свяжитесь со мной.

Давление в его мозгу быстро исчезло. Но прежде, чем оно исчезло совсем, Бад уловил слабую мысль: «Этот сон заканчивается».

В комнате остались двое.

— Сможет ли он это сделать? Сможет ли он прилететь сюда? — задумчиво произнесла Шэрэн.

Бад встал и подошел к окну. Внизу в свете уличного освещения рука об руку шла парочка. А наискосок у подъезда образовалась очередь, ожидающая, когда их впустят в видеостудию.

— Какая она? Какие у нее мысли?

— Как у всякой женщины.

— Когда они появятся опять?

— Завтра в полночь.

— Я приду.

В апартаментах Джода Олэна собралось десять пожилых мужчин. Их глаза сверкали решимостью. Джоду Олэну пришлось долго убеждать их принять соответствующее решение.

— Наш мир — хорош, — выпевал Джод.

— Наш мир — хорош, — охрипшими голосами, в унисон скандировали остальные.

— Грезить — хорошо.

— Грезить — хорошо.

— Мы — Наблюдатели, и мы чтим Закон.

— Да, мы чтим Закон.

Олэн выбросил вперед руку со сжатым кулаком.

— А они хотят положить конец грезам.

— … конец грезам, — слова прозвучали печально.

— Но их надо остановить. Двоих. Черноволосых и странных.

— Их надо остановить

— Я пытался, братья мои, показать им их заблуждения а пытался направить их на путь истинный. Но они заявляют, что три мира грез — это реальность.

— Олэн пытался.

— Я — не мстителен. Я — только человек. Я чту Закон и Истину. Они должны уйти в ничто, в пустоту, что окружает нас поискать миры, о которых мы грезим и которые приходят к нам во сне. Смерть будет для них милостью.

— Милостью.

— Разыщите их, братья мои. Отправим их в трубу смерти. Пусть они скользнут в темноту и вечно падают в черноте. Я пытался спасти их, но потерпел неудачу. Нам не остается ничего другого.

— Ничего другого.

Все двинулись к двери, сначала медленно, потом быстрее. Еще быстрее. Джод Олэн встал и прислушался к шлепанью босых ног по теплому полу, к хриплому дыханию и покашливаниям уходящих мужчин. Все вышли. Джод снова тяжело опустился на стул. Он очень устал. И не знал, правильно ли он поступает. Но сомневаться было уже слишком поздно. И все же… Джод нахмурился. Во всем процессе размышлений образовался основной изъян: если снаружи не было ничего, то есть там было ничто, то как могли эти двое выйти туда, а потом вернуться? То, что они сделали это, должно указывать на то, что ничто было «чем-то». А если это так, то к фанатической вере Рола Кинсона следует отнестись с определенным доверием.

Но если допустить правоту Рола Кинсона, все здание его собственных убеждений пошатнется и рухнет. У Джода Олэна разболелась голова. Очень грустно прожить долгую жизнь в совершенном довольстве, в ладу со своими мыслями, а затем вдруг обнаружить в себе червяка сомнения, грызущего душу. Ему хотелось бы избавиться от него. А может быть, соглядатай ошибся? Может быть, эти Двое не выходили в ничто?

Джод обнаружил, что в большой спешке опускается на нижний уровень. Там он нашел дверь. Ему не пришлось Долго вспоминать секрет сдвоенных штурвалов. Поворотом двери он открыл проход. В этот раз он сумел удержать глаза открытыми. Ветер ожег щеки. Джод искоса взглянул в дверной проем. Прямо перед ним вдали под огромным красным солнцем стояли шесть высоких космических кораблей. У ног Джода по полу несло песок. Он собрал и выбросил почти пригоршню. Преодолевая ветер, он закрыл дверь и прислонился головой к холодному металлу. Долгое время он не шевелился. Наконец, он повернулся и заторопился тем же путем, каким пришел сюда.