Галактики как песчинки

Ему полагалось знать, что камера наведена на него, но, слишком занятый собой, он не обращал внимания на такие мелочи.

— Что-то оборвалось внутри меня. Думаю, что наша ненависть всегда наготове. Думаю… Но я должен откопать…

Его печальное лицо все приближалось и приближалось.

Один зрачок неясно мерцал. Камера ушла в сторону.

Вся аудитория, за исключением босса, громко спорила и кричала: их развеселило маленькое происшествие.

— Нет, серьёзно, — говорил Ормолу 3, — в этой последней сценке что-то есть. Вам следует разыграть её с хорошими актёрами. Необходимо выбить несколько зубов. Может быть, закончить сценку тем, что портного скинули в канал?

Установление нужного ритма аудитории — конёк Рапсоди. Он разбудил их и теперь не покажет ни кадрика. Он начал медленно спускаться вниз по ступенькам.

— Итак, это история человека по имени Арс Скайкр, — сказал он, когда сошёл с последней. — Он не завершил эту картину. После того, как он избил маленького портного, он бросил все и исчез в недрах Нового Союза. Он спасовал перед трудностями.

— И что ж… Нам пришлось ждать двадцать лет, чтобы это услышать? — закричал Рапсоди 77.

Рапсоди 182 развёл руками и улыбнулся.

— И все это потому, что Арс Скайкр был неудачником, — сказал он, обращаясь к Большому Цело. — После этого его забыли. А затем так случилось, что пару дней назад я забежал к Скайкру. Это подтолкнуло меня вернуться к архиву Второго Отдела.

Рапсоди пытался подойти к Большому Цело, чтобы босс смог в полной мере оценить его сообразительность.

— Вы хотите сказать, что Арс все ещё жив? — удивился 77. — Тогда он, наверное, совсем старик. Что он делает? Чем занимается?

— Он раздавлен жизнью, бездельничает, — небрежно бросил Рапсоди 182. — Мне не хотелось, чтобы меня видели разговаривающим с ним, поэтому я поскорее покинул его.

Наконец-то он добрался до босса.

— Итак, Б.Ц., — начал он, стараясь говорить как можно спокойнее, — только не говорите, что картина не получилась. Это то, что захватит и ошеломит зрителя.

Как будто для того, чтобы ещё больше затянуть паузу, босс взял горсть орешков, смахнул со рта прилипшие крошки.

— Надо бы ввести в картину парочку влюблённых, — растягивая слова, проговорил Большой Цело.

— Конечно, конечно! — воскликнул Рапсоди, хмурясь, чтобы скрыть восторг.

— Великолепно! Великолепно! Это мысль! Великолепная идея!

— Я вижу фильм, как сагу о простом человеке, — сказал Ураган 304. — Мы можем назвать его “Наш прекрасный город” — если это название не использовалось ранее.

— Это художественный приём Эдрю Экспуссо.

Они продолжали обсуждение фильма. Хорш выиграл партию.

Он уже уходил из театра, когда кто-то коснулся его руки.

— Как тебе снова удалось найти Арса Скайкра? — спросил Рапсоди 77.

— Хорошо, я отвечу тебе, — весело сказал Хорш. — Пару дней назад у меня была назначена встреча. Я искал гелибабл и случилось так, что проходил через Зал Босфора. Эта старая развалина стоял на дверях, узнал меня и окликнул.

— Это был Арс?

— Именно. Я, конечно же, не остановился и проследовал дальше. Но эта встреча натолкнула меня на мысль о фильме.

— Ты не спросил Арса, нашёл ли он то, что было в сердце города? Именно это он искал, не так ли?

— Разве в этом дело? В нынешнем Арсе ничего не осталось от прежнего. Его одежда — сплошные лохмотья. И, знаешь, этого сумасшедшего дурака трясло от виро! Мне повезло, что все случилось именно так!

Они сделали фильм. Фильм, который побил все кассовые сборы в Новом Союзе. Копии картины приобрели все населённые людьми планеты Федерации, а Рапсоди 182 стал богатым и уважаемым человеком.

Фильм назывался “Песня могущественного города”. В нем участвовало три электронных оркестра, семнадцать музыкальных установок и целый полк пневмотанцовщиц. В фильме были использованы пастельные тона, которые как нельзя лучше подходили к сюжету, а местом действия был выбран наиболее подходящий город.

Но не Новый Союз.

Арс Скайкр, конечно же, не снимался в нём.

9. ПОСЛЕДНЕЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ

… амёба-визитёр

И снова приходится пользоваться символами: прошло Время. Время простиралось до своих границ. Оно потеряло своё значение и так оно медленно покатилось вниз, подминая несчётное количество веков, — к закату Инисфара и Галактики.

Настало время антагонизмов. Планеты и системы, которые, словно бурные потоки, бушевали во времена Вечной Войны, когда-то связанные узами вражды, уже не имели между собой ничего общего. Даже как противники.

Настало время открытий и консолидации; экспериментов и отречений; надежд и смирения; историков и пророков. Настало время поисков внутренних ресурсов человека: успокоив своих последних врагов, человек обратился к себе. И он побрёл. Один — без своего старого боевого коня — Науки, в которую он так долго верил. Побрёл в лабиринтах самого себя.

Человечество раздробилось. Каждый мир — огромная толпа людей, но они уже не смеялись и не кричали. Каждый остался наедине с собой, словно на необитаемом острове.

Наступил серебряный век Эры Величия и Блеска.

Вскоре останется только свет звёзд.

Ближе к завершению мистерии на сцене появляется все больше и больше актёров: море лиц, ярко освещённое, — приветствующих нас даже тогда, когда занавес опускается. Ближе к финалу симфонии весь оркестр наращивал мощь музыки, словно пытаясь разорвать ту тишину, которая обрушилась на сцену. Закончилась игра, но музыка осталась в памяти.

Всю огромную арену накрыла ширма тишины — всепоглощающей тишины.

1.

Невозможно найти голову поезда событий, который привёз Тебя на Инисфар и в мир теней.

Ты никогда не знал Шаутера по имени. Он работал далеко от того, что люди называют Цивилизацией, — прямо на ободке Галактики. И посему во время своих частых скачков с одной планеты на другую он редко видел звезды с обеих сторон кабины. Но они были, всей Галактикой с одной стороны, блистая ярко и высоко, а с другой — протянулась стена пустоты: вечности до вечности, и островки далёких Вселенных лишь подчёркивали её бездну.

Шаутер любил смотреть на звезды.

Но только не в этот раз. Он занимался продажей фильмов. Его небольшой звездофлайер был забит стеллажами с микрофильмами. Он собирал все: новые картины и антиквариат; философские, социологические, математические. Если их систематизировать, можно по косточкам восстановить всю историю Галактики. Но тем не менее не на них делал деньги Шаутер; окупалось только топливо, но не выпивка. Фильмы, которые действительно приносили прибыль, были связаны с темой, гораздо более древней, чем математический словарь; их объединяла одна идея — страсть.

Эротические фильмы, показывающие все объекты вожделения и способы их достижения, и составляли основной предмет торговли. А, поскольку такого рода “произведения” выпускались нелегально, Шаутер испытывал постоянный страх перед таможенными властями сотен планет.

Но сейчас он находился в приподнятом настроении. Ему удалось обвести вокруг пальца стражей морали, и чуть ли не под самым носом реализовать добрую половину запрещённого товара.

По этому случаю он закупил порядочный запас спиртного, чтобы отпраздновать знаменательное событие. Спиртное, которое скрашивало его жизнь. Пустая бутылка из-под веселящего зелья каталась под ногами.

В кабине было жарко, и Шаутер задремал, улёгшись на приборный щит…

Шаутер очнулся, с трудом приходя в себя. Почувствовал: что-то не так. В голове моментально прояснилось, когда он вперился в передний иллюминатор.

В пределах видимости он не увидел привычной россыпи звёзд. Он поспешил к заднему иллюминатору обзора: далеко сзади, словно сверкающий диск, лежала Галактика.

Шаутер судорожно глотнул и проверил наличие топлива. Мало, но всё-таки хватит, чтобы вернуться назад. Положение с топливом, пожалуй, лучше, чем с воздухом.