Мародер. Каратель

Но проехали они немного. До моста, где их должны были встретить, добраться не удалось — дорогу местами замело по пояс. Всё чаще приходилось останавливаться и дожидаться, пока головной «Урал» пробьёт колею в особо херовых местах. Наконец встали совсем — снега было по верх колёсных арок «уаза». Из «Уралов» посыпался в снег спецназ, полетели связки лыж. Тут же обулись и растаяли в ночи охранение и разведка, замелькали ящики с грузом. Через несколько минут отряд втягивался под защиту леса, оставляя за спиной пытающиеся развернуться машины.

Лыжный переход показался спецам изощренной пыткой, хотя шли они налегке и по накатанному. Момента встречи с ожидавшей у моста разведгруппой так и не заметили и очнулись от одуряющего темпа, лишь уткнувшись в спины тормознувших гоблинов. [242]

— Привал, что ли? — жадно хватая морозный предутренний воздух, спросил Ахмет.

— Похоже, пришли. Где-то километров десять пройдено — значит, если не на месте, так рядом.

— Максимыч, ну ты лось — я вон захукался, Алик тоже еле живой, а ты вон — даже не сильно потный. А всё же мы молодцы, угнались-таки за этими терминаторами, да ещё по таким горам…

Максимыч улыбнулся:

— Молодые люди, они из-за нас не торопились. Это не темп для них, даже с грузом. Э, а ну отставить! Вы что?! Дети малые! Вам работать скоро — вы мне больные не нужны. Только по моей команде.

Ахмет с Аликом испуганно опустили фляжки.

— Может, костер разведем пока? Ма-аленький такой.

— Нет, ну точно как дети. Сидите, ждите команды и не дергайтесь. Про курево, надеюсь, не надо напоминать?

Ахмет, как раз потянувший было из кармана кисет, серьезно протянул:

— Обижаешь, Максимыч… Чё мы, «дети малые»… — и заржал, не выдержав. — Бля, ну ничё нельзя. Чё можно-то?

— Лучше всего — ложитесь на спину, а ноги задерите. Вот так. — Максимыч изобразил. — И лежите, пока кровь не стечет.

Легли. Ахмет, впавший в легкое безмысленное оцепенение, рассеянно наблюдал за поднимающимся к небу выдохами. …Нос не прихватывает, значит мороз ушел. Двадцатка от силы, может, даже меньше. Днем ещё теплей будет, вон, небо-то какое облачное… На востоке чуть посветлело, сквозь наползающую дрему откуда-то издалека доносились непонятные звуки, издаваемые отрядом… Хоть бы подольше так полежать… — мелькнула, уплывая в бездонную черноту сна, последняя мысль.

— Па-адъем, ученая рота! Ишь, смотри-ка, дрыхнут себе спокойно! — подскочив от тихого крика в самое ухо, Ахмет увидел прямо перед собой румяную и довольную физиономию Фоменки. — Максимыч, совсем у тебя личный состав расслабился!

Оглядевшись, Ахмет обнаружил себя под шатром вековых сосен, скупо роняющих иней — ветра не было. Солнце уже встало, поднявшись где-то на десятичасовую отметку. Рядом ровно сопел Алик, справа присели на ящиках Фоменко с Максимычем.

— Это ж не твои верблюды, [243] Олег. Ничего в этом плохого не вижу — делать им сейчас всё равно нечего, пусть пока отдыхают. Как объект, поглядели?

— Да. Всё отлично. Тропа занесена, сюда минимум две-три недели никто носа не совал. Мои пробежались — вокруг чисто по двухкилометровому радиусу. Так что твои могут работать. Я чё хотел — «Жуков», ты насчет гражданских уверен? Без них точно не обойдешься? Решай сейчас, да или нет — отправлять мне людей?

— Да. Двое. Мужики, не совсем старые.

— Ты ж говорил десять?

— Подумал немного. Ты ж их потом, если целы останутся, в расход пустишь?

— А как же. Я любого, замеченного в пределах периметра, обязан валить. И завалю, — помрачнел Фоменко. — Только, может, ты подумаешь, и вообще их не нужно будет? С десяти до двух вон как быстро съехал. Подумай ещё немного, может…

— Своих пошлешь? — перебил Ахмет и едва не получил в лоб; Фоменко лишь обозначил сокрушительный удар:

— Ты, падла черножопая, поговори у меня! Ты щас мне раком весь снег перепашешь и всё там вручную выкопаешь! «Моих»!

Вмешался молча слушавший Максимыч, как оказалось, умеющий разговаривать голосом, оставляющим впечатление пудового колуна:

— Капитан Фоменко! Как офицер — веди себя! Если для успеха задания будет надо — сам пойдешь! Строевым! Сказано — два. Значит, иди распоряжайся! А ты буди Альберта, пошли распаковываться да объект смотреть.

Объект оказался невзрачной огороженной площадкой в лесу, с двумя воротами. В одних, распахнутых и до половины занесенных снегом, терялась узкая лесная дорога. Вторые, предназначенные для пропуска вагонов, высились на противоположном конце участка. Железнодорожная ветка, слабо угадывающаяся под сугробами, заканчивалась нагромождением больших мятых плоскостей — видимо, это был ангар. Все строения были разрушены: там и сям из-под нетронутого снега торчали гнилыми зубами обломки стен. На полузанесенной будке проходной виднелась косо висящая табличка: «Федеральное агентство по государственным резервам. Комбинат „Гранит“». Ахмет подчёркнуто спокойно спросил у Фоменки:

— Где твои расположились? Имею в виду, те, которые сейчас близко. Удаление от забора какое?

— По окружности. От забора — метрах в тридцати, местами до десяти.

— Отодвинь людей на пятьдесят минимум.

— Ё… Ладно. Жаба! По цепи передай, расстояние от позиции до забора — пятьдесят метров, понял? Пять-де-сят!

По лесу, вопреки ожиданиям, никакого шума — гоблины передали приказ знаками.

— Дальше что?

— Когда мясо пригонят и куда?

— Через час, сюда, куда ещё.

— Можешь подержать их на расстоянии до нужды? Вне прямой видимости?

— Ты чё думаешь, это изменит чё-то?

— Ты не понял. Я сейчас тралить буду. Они, если увидят — понять могут, и упереться. На хуй это надо?

— Понял. Сделаем.

Побросав кошку [244] вдоль прилегающей к входу территории, Ахмет углубился в руины. Сначала старался ступать только по крупным обломкам, затем плюнул. Уловить и распознать сквозь снег их очертания было нереально — так лишь увеличивался риск элементарно переломать ноги. Полностью положившись на нечто зыбкое — чувство правильности того или иного движения, Ахмет решительно опускал ногу в одно место, избегая другого. Ему казалось, что вражеский сапёр оставил здесь вместе с поставленными минами ещё что-то — свою память сделанного, мысленную карту, где каждую мину окружало некое едва заметное дрожание. Он чувствовал их, проснувшихся и с хищным безразличием уставившихся на него — место было неспокойным, рябь то и дело подергивала картинку, воспроизводимую по памяти с закрытыми глазами. Самое херовое, что он плохо знал минное вооружение предполагаемого противника. Только самые распространенные, хрестоматийные вещи — М18, аналог нашей полусотой МОНки; дурацкую «Элси», короче, разный хлам времен Хошимина. …Если щас напорюсь на что-нибудь эдакое недетсадовское типа SLAMa [245] — пиздец. Каких только ни делают эти пидоры, может, лежит сейчас какая-нибудь супер-пупер-магнитоакустическая, — на движущуюся «кошку» возьмет вон и среагирует. Да и хуй с ним. От хитровыебаных один хрен не спасусь, тут уж повезет либо нет. Главное — элементарную растяжку не сорвать… Лишь спустя полчаса нашел и снял первую — того самого тупорылого «Клеймора». Пристроенный безо всякой фантазии, бездушно как-то, он вселил в дебютирующего Ахмета надежду. Характер установки говорил о безалаберности вражеского сапёра, работа была сделана «на отъебись». Второй заставил проникнуться к ставившему эти, в общем-то, вполне нормальные мины, ниггеру (Ахмет почему-то был твердо уверен, что это был именно ниггер, губастый распиздяй с плеером в ушах) презрительным недоумением: ну если уж начал что-то делать — дык сделай нормально! Снял, поймав кураж, шесть штук — все «Клейморы». Одновременно, лазая по завалам, наметил места будущих закладок. Ещё раз обошел место предполагаемого ствола по кругу, представляя, как и что будет происходить. …Ух, вроде всё. Внизу, дай Бог, чтоб так же было. Так, теперь займемся драматургией. — Вывинтив из корпусов взрыватели, продел сквозь рамки прицелов подобранный кусок провода — получилась эффектно выглядящая связка. — …«Ахмет, великий покоритель мин», ептыть… А хули — ведь сделал же! Вышел, наступая в свой след, с территории, специально для зрителей небрежно бросил у своих ящиков связку добычи. …Э-э, а Максимыч-то не повелся, ишь, ухмылку еле удерживает. Просек мой спектакль, в отличие от этих. А эти впечатлены, похоже. Вон как зырят почтительно. Это гут… Сел на ящик, принялся забивать трубочку. Бросил солидно так: