Игла

— Наверное, я спал, — улыбнулся Саша этому энергичному человеку в ответ.

— Да не наверное, а точно. И еще как крепко. Что и есть самое поразительное. Вот поэтому я и хочу сейчас с тобой на эту тему поговорить. Ты ведь даже Московских светил заинтересовал. Сам Архангельский соизволил посетить.

— А я разве мог что-нибудь ему любопытное рассказать? Какой интерес в спящем человеке?

— А вообще, ты хоть чего-нибудь помнишь? — как-то разочарованно спросил доктор.

— Нет. Совсем ничего. Только то, что мы уже собирались в самолет садиться. Потом меня кто-то позвал. Вот и все. А сон рассказывать совсем неинтересно.

— Снилось?

— Всякая дребедень. Как и обычно, что даже и говорить не о чем. Картинки, суета, беготня.

— Жалко. Ну, ладно, приходи в себя дальше. Мы еще потом с тобой пообщаемся.

Он ушел, а Саше вдруг стало тоскливо и печально. Жалко себя и всех погибших во сне. Про сон он никому не расскажет, а вот про боль, про ту очень сильную, жгучую, режущую, пробившую ему сердце и свалившую на перрон, рассказывать не хотелось по иным причинам. Он боялся, что доктора могут неправильно оценить его состояние и списать из авиации, с летной работы подчистую. А летаргический сон — так это вовсе не диагноз. Они сами в затруднении, и с такой новинкой столкнулись впервые. Можно даже без последствий свалить всю беду на козни бывшей жены, что довела молодое сердце до такого стресса.

Вот эту боль он помнил отчетливо, как сейчас. Словно сверло настойчиво и целенаправленно высверливалась в его сердце, грубо разрывая ткани и кроша мышцы. Боль была настолько сильной, что он даже кричать был не в силах. И еще, а может это просто так казалось, уж очень долго эта боль терзала тело, пока не наступил облегчающий сон. Но и сон окончательно не смог избавить от боли. Только на место физической пришла душевная. Поначалу ярость, злость, жажда крови и мщения, затем притупленное успокоение, отчаяние и чувство безысходности, словно попал он в этот плен, как в глубокую яму, не имеющую выхода.

И эти долгие годы одиночества с редкими и нежелательными встречами таких же скитальцев, как и он сам. Затем следовал короткий кровавый бой, заканчивающийся, разумеется, его победой. А иначе и быть не могло. Ведь он во сне, а, стало быть, непобедим. Ибо само его тело находилось под присмотром таких симпатичных медсестер, как Рената, а так же под наблюдением такого умного и опытного Равиля Зайнуловича. Потому-то во всех схватках он поражал противника любым оружием, которое просто попадалось под руку: камень, палка, металл, а так же личные зубы, когти и собственная сила.

— Нет, сон пусть остается с тобой, — сказал ему доктор при следующем посещении.

— Нет, а и в правду, Равиль Зайнулович. Вот иду по перрону, слышу крик, а потом пришла Рената. И все. А что вообще случилось со мной? Что-то серьезное?

— Да нет, сынок. Как раз у нас к тебе претензий нет. Даже кардиограмма исключительная, словно в космонавты готов. Ни одного лишнего зубка. Как у отдыхающего младенца. Вот это и есть самое удивительное. С каждым днем твое состояние просто улучшается. Такое может случиться лишь при употреблении живой воды.

— А летать я смогу, меня допустят? — набрался смелости и задал Саша самый волнующий его вопрос.

Жена была, и нет. Если уж так надо будет, так опять появится. А вот менять профессиональную деятельность не хотелось бы. Это же не так, как жену — пошел и поменял. Жениться по новой и то легче, чем сменить профессию. Одной учебы только лет на несколько. Кто же его учить будет? Маме он такой большой и больной не нужен. Не откажется, но самому не хочется навязываться. Уже давно стал взрослым и самостоятельным. И менять статус не желаю.

— Ну, по моим показателям у меня к тебе претензий нет. Я смело подписываюсь в графе "здоров". А там что скажут твои авиационные доктора. Случай уникальный, и в моей практике встречающий впервые. Думаю, что после хорошего отдыха и реабилитационного периода, допустят. Ладно, выздоравливай, успеем с тобой эту тему обмусолить. Я тебе предписываю специальную диету, но очень прошу, чтобы ты полностью доверился и помогал нам. Старайся сдерживаться в желаниях. Вплоть даже отказа от некоторых. Не переживай, это ненадолго. Так думаю, что после обследования через недельку отпустим домой.

— Да я уже и сейчас себя просто великолепно чувствую. Могу хоть сейчас сплясать.

— А ты не торопись. Не успел глаза открыть, а уже плясать. Посмотрим, как еще себя поведешь после нагрузок. Не пришлось бы все сначала учиться и ходить, и пить, и есть.

— А разве я не смогу? — удивлено и уже радостно, словно услышал шутку, спросил Саша.

— Да нет, Саша, сможешь, да боюсь, что не без последствий. Ты два месяца провалялся.

— Мне Рената говорила, что даже есть, не хотел. Вот хохма? Раньше и дня не мог без еды.

— Раньше ты спал. Но мы ведь тебя слегка витаминами подкармливали. Думаю, что за такое время без нашей подкормки истощал бы сильно. В тебе и без того большая нехватка веса.

После ухода доктора Саша решил без спроса встать и походить по палате. Однако, не успел приподняться, как резко закружилась голова, и он почувствовал в руках и ногах сильное покалывание, а к горлу подкатился тошнотворный ком. Такие метаморфозы сильно перепугали молодого, не знавшего ранее проблем со здоровьем, юношу. Вот только ко всему прочему недоставало ему сейчас бессилия. А вдруг вообще инвалидом станет? Нет, доктора слушаться надо. Плохого не пожелает. Раз сказал, что никакой спешки, так и поступай, а не занимайся самодеятельностью. Ведь Саша хочет не только без последствий проскочить эту внезапную болезнь, но и сохранить летное здоровье.

Но, что же с ним произошло на самом деле? Доктор восхищается анализами и кардиограммой, его удивляет само происходящее с Сашиным организмом. Но он ясно помнит ту боль. Саша не терял сознание мгновенно, как представляет тот момент врачам. В ту секунду он явно ощутил эту шальную пулю, влетевшую в его сердце через спину под лопаткой. Сбила она его сразу, но сознания не лишила, хотя обездвижила и парализовала тело. Он отчетливо слышал слова Миши об отсутствии у него дыхания и об остановке сердца.

Потом эти истерические крики Гриши и его издевательства над Сашиным телом. Его попытки спасти лишь усиливали боль и страдания. Так и хотелось в тот момент нагрубить, накричать на Гришу и потребовать, чтобы он немедленно оставил его в покое. И еще страшное осознание собственной смерти, по причине которой не сумеет сказать Грише этих слов. А потом случился туман, принесший физическое облегчение, и Саша незаметно превратился в Войэра.

Начался новый этап кошмарного и тяжелого сна, о котором не только говорить, но и вспоминать не хотелось. Лишь бы скорее забыть и увидеть те прошлые и радостные, со сказочным сюжетом и приятным счастливым концом. Ведь Саша был всю свою непродолжительную жизнь бесконфликтным мальчиком. Слегка мягкотелым, жалостливым и добрым ребенком. Ему даже бездомного паршивого грязного щенка всегда было жалко за его сложную голодную брошенную судьбу.

Он никогда не ввязывался добровольно в мальчишеские драки. Друзья часто бравировали победами во дворе или на танцевальных площадках. Ходили с подбитыми глазами и разбитыми костяшками пальцев, считая свои раны орденами и медалями за боевые заслуги. Потому-то и привез из училища вместе с дипломом пилота Ми-2 нелюбимую, но нахальную и противную жену. Ведь стоило только учинить скандал с жестким требованием немедленно вернуть чистый и холостой паспорт с правом вновь оказаться в холостой и привольной жизни, как это законное требование мгновенно бы исполнилось.

Никуда бы не делся ее папаша со своей перегулявшей дочуркой. Попрыгали с угрозами, помахали бы пальчиками, и разошлись по углам. Ан нет, жалко вдруг Саше стало судьбой обиженную женщину. Слюбится, решил он. Зато будет благодарна и податлива. Однако все случилось с точностью наоборот. Податливая, но другим мужикам. А с ним решила не церемониться и хамить с первых дней замужества, словно теперь Саша ее навечно, и никуда не денется.