Королева бурь

Эллерт слушал, застыв от беспокойства, смешанного с негодованием. Его жизнь так долго управлялась железной дисциплиной, что ему ни разу не приходило в голову, что его собственные потребности или состояние Кассандры могут помешать нормальной работе матриксного круга. Но, разумеется, ему следовало бы знать…

— Возьми ее, Эллерт. Сегодня ночью будет еще не слишком поздно.

— Я отдал бы все, что у меня есть, если бы имел свободу выбора в этом вопросе, — с растущей горечью отозвался Эллерт. — Но мы с Кассандрой поклялись друг другу…

Он отвернулся, но мысли ясно читались в его сознании, и Рената с ужасом посмотрела на него:

— Что побудило тебя дать столь необдуманную клятву? Я говорю не только о твоем долге перед родственниками и кланом.

— Нет, — прошептал Эллерт. — Давай не будем говорить об этом, Рената. Я слышал это уже так много раз, что лишние напоминания мне ни к чему. Ты знаешь о моем ларане; тебе известно, какое проклятье я несу в своей крови. Я не передам его своим сыновьям и внукам. Генетическая программа, которая заставляет тебя говорить о долге перед родом и кастой, порочна от начала до конца. Это зло, а я не собираюсь сеять зло!

Он говорил с жаром, стараясь не видеть лицо Ренаты — не серьезное и участливое, каким оно было теперь, но нежное и страстное, каким оно могло быть.

— Это в самом деле проклятье, Эллерт, — согласилась она. — У меня тоже есть немало сомнений и опасений по поводу генетической программы. Ни одна женщина, принадлежащая к Великим Доменам, не свободна от них. Однако в ваших страданиях нет необходимости.

— Хуже того, — с отчаянием продолжал Эллерт, словно не слыша ее слов. — В конце каждого пути, который я могу предвидеть, Кассандра умирает при рождении моего ребенка. Даже если бы я мог успокоить свою совесть, зачав ребенка-монстра, я не хочу навлекать на нее такую беду. Поэтому мы поклялись жить раздельно.

— Кассандра молода и девственна, — заметила Рената. — Ее можно извинить за недостаток знаний, хотя мне кажется порочным держать женщину в неведении относительно важных аспектов ее жизни. Твой выбор, несомненно, слишком категоричен, поскольку даже посторонним ясно, что вы любите друг друга. Ты прекрасно знаешь, что есть способы…

Она в замешательстве отвернулась. О таких вещах не было принято говорить даже между мужем и женой. Эллерт тоже смутился.

«Она же не старше Кассандры! Во имя всех богов, откуда незамужняя женщина из хорошей семьи могла узнать о подобных вещах?»

По-видимому, Рената без труда прочитала эту мысль.

— Ты был монахом, родич, и лишь по этой причине я готова признать, что ты действительно не знаешь ответа на свой вопрос. Возможно, ты все еще веришь, что одни мужчины испытывают такие потребности, а женщины невосприимчивы к ним. Не хочу шокировать тебя, Эллерт, но женщины, живущие в Башнях, не нуждаются в дурацких законах и обычаях нашего времени, превращающих их в игрушки для чужих желаний, не имеющие иного предназначения, кроме как рожать сыновей для своего клана. Я не девственница, Эллерт. Каждый из нас — будь то мужчина или женщина — должен в надлежащее время научиться распознавать свои потребности, иначе мы не сможем вкладывать все силы в работу. Тогда может произойти то, что случилось сегодня утром… или хуже, гораздо хуже.

Эллерт смущенно опустил глаза. Его первой, почти панической мыслью была реакция: «Выходит, мужчины Доменов знают об этом и все-таки позволяют своим женщинам приезжать сюда?»

Рената пожала плечами, отвечая на невысказанный вопрос:

— Это цена, которую им приходится платить за нашу работу. Пока мы, женщины, работаем здесь, мы до некоторой степени освобождаемся от законов, ставящих во главу угла права наследования и улучшение породы. Думаю, большинству родственников и не хочется разбираться, что к чему. Кроме того, женщинам, работающим в матриксном круге, небезопасно делать перерыв из-за беременности. — Немного помолчав, она добавила: — Если хочешь, Мира может проинструктировать Кассандру, или я сама это сделаю. Может быть, ей будет легче это принять от женщины своего возраста.

«Если бы в Неварсине кто-нибудь сказал мне, что на свете есть женщина, с которой я смогу открыто говорить о таких вещах, то я бы никогда этому не поверил. Я вообще никогда бы не подумал, что между мужчиной и женщиной может существовать подобная откровенность».

— Это избавляет нас от худших страхов, пока мы живем в Башне. Может быть, это все, что нам дано. Разумеется, мы немного говорим об этом друг с другом.

Слова Кассандры эхом отзывались в его сознании, словно прозвучали лишь минуту, а не полгода назад: «Пока что я могу смириться с нынешним положением, Эллерт, но не знаю, насколько у меня хватит решимости. Я люблю тебя, Эллерт. Я не могу доверять себе. Рано или поздно я захочу иметь ребенка от тебя, и может быть, так будет проще — без постоянных страхов и искушений…»

— Может быть, проще для нее, — возмущенно заметила Рената, услышав эхо в его сознании. Вдруг она замолчала. — Прости меня. Я не имела права так говорить. У Кассандры свои желания и потребности, и они могут не совпадать с тем, что я считаю полезным для нее. С юных лет ее учили, что женщина живет ради того, чтобы рожать детей мужу, касте и клану. Нелегко это изменить или найти себе другую цель в жизни.

Она замолчала. Эллерту показалось, что ее голос звучит слишком горько для девушки ее возраста. Сколько же ей лет на самом деле? Он задумался над этим, и Рената тут же ответила:

— Я лишь на два месяца старше Кассандры. И мне тоже хочется когда-нибудь родить ребенка, но мои опасения насчет генетической программы очень схожи с твоими. Конечно, лишь мужчинам дозволяется выражать свои страхи и сомнения; женщинам не положено и думать о подобных вещах. Иногда мне кажется, что женщинам Доменов вообще не положено думать. Мой отец снисходительно относился ко мне. Я добилась от него обещания, что он не выдаст меня замуж до двадцати лет, и в результате многое узнала в этой Башне. Например, Эллерт, если вы с Кассандрой решите завести ребенка и она забеременеет, то с помощью Наблюдающей вы сможете глубоко прозондировать плод, вплоть до наследственной плазмы. Если у ребенка обнаружится тот вид ларана, которого ты так боишься, или отклонение, способное погубить Кассандру при родах, то ей вовсе не обязательно рожать.

— Хастуры совершили достаточно зла, копаясь в жизненном веществе и выводя себе на потребу ришья и других уродов с помощью генетических манипуляций с нашим семенем. Но сделать это с моими собственными детьми или добровольно уничтожить еще не оформившуюся жизнь, данную мною другому существу? Меня мутит от одной мысли об этом.

— Я не хранительница твоей совести, — сказала Рената. — Это лишь один выбор, но могут быть и другие, более близкие твоему сердцу. Однако я считаю это меньшим злом. Я знаю, что когда-нибудь меня вынудят к браку и мне придется вынашивать детей, я окажусь перед двумя возможностями, которые кажутся мне в равной мере жестокими: родить детей, которые, возможно, окажутся монстрами ларана, или же уничтожить их до рождения в своем чреве.

Эллерт увидел, как она содрогнулась.

— Поэтому я и стала Наблюдающей. Я не могу неосознанно способствовать выполнению генетической программы, порождающей чудовищ для нашей расы. Но теперь, когда я знаю, что должна делать, положение стало еще более нестерпимым: я не богиня и не могу определять, кому следует жить, а кому — умереть. Возможно, вы с Кассандрой в конце концов правы, решив не давать жизнь, которую потом все равно придется забрать обратно.

Эллерт горько усмехнулся:

— И, ожидая своей участи, мы заряжаем батареи, чтобы праздный народ мог баловаться с аэрокарами и освещать свои дома, не марая рук в смоле и саже; мы добываем металлы, избавляя других от рытья шахт; мы создаем все более устрашающее оружие для уничтожения жизни, на которую у нас нет никаких прав.

Рената сильно побледнела.

— Нет! Нет, этого я не слышала. Эллерт, твой дар предвидения говорит тебе о новой войне?