Атланты, Воин

- Мои соглядатаи доносят, что при дворе великого царя поселилась измена.

- Что?! - Ксеркс даже привстал от неожиданности. - Заговор?!

- Ну, пока еще до этого дело не дошло, но многие близкие повелителю люди высказывают недовольство тем, как он управляет государством, и шепчутся о необходимости перемен.

Царь в волнении рванул висевшую на шее золотую цепь. От ярости шейные мускулы набухли, цепь врезалась в них, словно пытаясь удавить Ксеркса.

- Кто это?!

- Я не осмеливаюсь.

- Говори!

- Подобные слова слышали от начальника бессмертных.

- Гидарн?

- Точно так, великий царь.

- Кто еще?

- О том же говорят Артафрен и Мегабиз, а также... - Гаубарува изобразил легкое замешательство и, словно решившись, быстро проговорил:

- Сиятельная Аместрида.

Ксеркс зашипел, с усилием выталкивая из груди застрявший там воздух.

- Свинья! Грязная свинья! Я отрежу им языки!

- Будь осторожней, повелитель. Если ты обрушишь на них свой гнев, не предоставив доказательств вины, знать будет очень недовольна.

- А плевал я... - Ксеркс не договорил и умолк. - Ну ладно. Так дай мне эти доказательства.

- Я постараюсь.

- И побыстрее! А теперь призови ко мне моих сыновей и Гистаспа. А затем повели прийти Гидарну, Артафрену и Мегабизу. И еще пошли за этой жирной свиньей. Я хочу поговорить с ней перед тем, как увижу своих сыновей. Ступай!

Поклонившись до земли, Гаубарува вышел. Едва за ним прикрылась дверь, царь огляделся и принялся массировать левую грудь, успокаивая заколовшее сердце. В последнее время он нередко делал это, тщательно скрывая свою болезнь от посторонних глаз. Вот и сейчас Ксеркс полагал, что его никто не видит. Однако он ошибался. Сквозь тонкую щель в стене за повелителем Парсы наблюдали два человека. Они внимательно вглядывались в раскрасневшееся лицо царя, прислушивались к его сиплому дыханию. Диагноз был единодушен.

- Он не жилец, - сказал вельможа, чью шею украшала массивная золотая цепь с изумрудами, точная копия той, что была на Ксерксе.

- Но он нам еще пригодится, - ответил второй, кладя трехпалую руку на серебряный эфес меча.

- Да, он нам пригодится...

Ксеркс рассматривал свою жену и поражался. Как же он много лет назад мог влюбиться в эту женщину - толстую, с отвратительно-явственными усиками под угрястым носом и тяжелым запахом изо рта. Правда, в те времена Аместрида была стройной, лицо ее было свежо, словно весенняя трава, а талию можно было обхватить пальцами. Но минули годы, и теперь жена вызывала у царя лишь отвращение.

Вздохнув, Ксеркс принял грозный вид и сказал:

- Я призвал тебя к нам, чтобы выразить наше недовольство.

Аместрида округлила глаза.

- Чем я прогневила великого царя и любимого мужа?

Царь сурово взглянул на супругу.

- До нас дошли слухи, что ты высказываешь недовольство нашим правлением.

- Бессовестная клевета, великий царь! Всюду враги и завистники, готовые пойти на все, лишь бы погубить меня! - Изо рта Аместриды летели брызги, жирные груди колыхали легкую ткань. - Всюду враги, повелитель! Но я предана тебе! Я верна тебе! Верь мне!

Нет ничего хуже визжащей женщины. Зажав уши ладонями, Ксеркс тщетно пытался спасти себя от сверлящих мозг звуков.

- Замолчи!

Аместрида испуганно затихла. Ксеркс одарил супругу косым взглядом. Ее коварство было известно всем. В этом она была точной копией Артозостры, матери Ксеркса, некогда не погнушавшейся никакими средствами, чтобы возвести на престол своего сына, а теперь доживавшей свой век под присмотром людей хазарапата. Аместрида наверняка лгала. Был лишь один способ заставить ее признаться. Палачи-арии развязывали языки даже мертвым. Но истязать собственную жену! Царь не мог позволить себе подобного.

Потому Ксеркс решил сделать вид, что удовлетворен объяснениями Аместриды. А что, скажите, еще ему осталось делать?

- Я верю тебе, благочестивая наша супруга. Возвращайся к себе и вознеси пять очистительных молитв Ахурамазде.

Прикрыв лицо так, что осталась лишь узкая щелочка для глаз, Аместрида оставила царскую приемную. Однако царь пребывал в одиночестве недолго. Вскоре двери вновь отворились и вошли царевичи, а также царский брат Гистасп. Этот Гистасп был самым близким Ксерксу человеком. Царь любил его куда больше, чем сыновей - сильного и прямодушного Дария и хитрого, вечно ластящегося к отцу Артаксеркса. Даже подарки, которые он делал брату, были дороже подарков, предназначенных сыновьям или жене. Ксеркс заводил себе роскошного белого жеребца, точно такого же ставили в конюшню Гистаспа. В царский гарем поступали новые девушки, одна или две тут же препровождались в покои царского брата. Дворцовый ювелир, получая заказ, делал украшение в двух экземплярах, зная, что одно будет носить царь, а другое будет подарено Гистаспу.

- Здравствуй, дорогой брат, - промолвил царь, ласково взирая на Гистаспа. Тот склонил голову. - Здравствуйте, Дарий и Артаксеркс. Сыновья отвесили земной поклон. - Садитесь.

Ксеркс указал холеной, унизанной перстнями рукой на три стоящих слева от трона кресла. Сыновья повиновались, Гистасп остался на ногах.

- Что-то случилось, повелитель? - с тревогой в голосе осведомился он.

- Пока нет. Мы желаем, чтобы вы были свидетелями нашего разговора с Гидарном и его подпевалами.

- А чем они провинились? - спросил Артаксеркс, юноша возрастом и недалеким умом.

Сурово взглянув на сына, царь не удостоил его ответа. Вместо этого он вновь обратился к Гистаспу.

- Садись, дорогой Гистасп. - Вельможа на этот раз послушался. - Как твое здоровье?

- Благодарю великого царя. Хвала Ахурамазде, я здоров, словно бык.

- Это радует нас.

- А как здоровье великого царя?

- Лучше я не чувствовал себя никогда.

Гистасп улыбнулся, выражая радость.

Раздался стук в дверь, одна из ее створок приотворилась и вошел Кобос. Как и царь, старший евнух здорово сдал за эти годы, однако по-прежнему заведовал гаремом, пользуясь доверием повелителя.

Ксеркс вопросительно взглянул на евнуха, тот отвесил поклон и провозгласил:

- Сиятельные Гидарн, Артафрен и Мегабиз ждут повеления великого царя.