Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ. Сборник фантастики 1978-1979

Средневековье, разрушив культуру и религию римлян, пороки их восприняло в полной мере, и только в наши дни благодаря улучшению условий жизни во многих странах, более рациональному питанию, надлежащему медицинскому обслуживанию положение несколько изменилось в лучшую сторону (и это при распространении сидячего образа жизни).

Пессимистические рассуждения о человеке будущего как о существе слабом, с дегенеративным телом, приспособленным исключительно для интеллектуального труда, мне кажутся абсурдными по своей сути. Напротив, как раз высокоразвитый интеллект подтолкнет человека к достижению физического совершенства.

Так одна сторона эволюции человека, физическая, оказывается тесно связана с другой — интеллектуальной. Вопрос интеллектуальных возможностей человечества вызывает многочисленные споры. Безусловно, люди будущего станут располагать более широкими научными знаниями по сравнению с теми, которыми обладаем мы, настолько, насколько уровень наших знаний превосходит эрудицию ушедших мыслителей

Можно предположить, что это информационное богатство раскроет новые способности интеллекта, в основе которых будут лежать такие взаимоотношения между людьми, которые кажутся нам сейчас глубоко интимными или даже недостижимыми. Я имею в виду экстрасенсорное восприятие, предугадывание событий, дистанционное видение и тому подобное. Я не отрицаю появления интеллектуальной наследственности — человек существо сложное, и все его способности познать неимоверно трудно.

Но в любом случае речь идет о более высокой ступени интеллектуального развития, а не о его внутреннем содержании. Никто, например, не станет утверждать, что Платон или Пифагор обладали интеллектом, «уступающим» интеллекту Канта или Фейербаха.

И если за обозримый период истории человечества нет оснований говорить о качественном росте интеллекта, а можно лишь отметить более или менее благоприятные обстоятельства для его развития, то рискованно утверждать, что наши потомки будут обладать большими потенциями к интеллектуальной деятельности. А вот возможностями — безусловно.

Нравственные и творческие способности человека требуют для своего становления и развития благоприятных условий. Но, возникая спонтанно, эти способности оказываются как бы заложенными в нас самой природой.

Поэтому, когда мы говорим об облике человека будущего, нужно обращать внимание прежде всего на структуру общества в целом, критерии его формирования и духовные ценности. И если в истории наблюдается позитивная эволюция морали, то это происходит в первую очередь благодаря социальному развитию от первобытной общины до социалистического общества. Естественно поэтому считать, что общество будущего создаст такие социальные условия, при которых безнравственность, правонарушения станут проявляться все реже Но было бы наивным с нашей стороны полагать, что это произойдет автоматически, что человечество будет состоять из одних лишь честных, смелых, добрых людей

Почти наверняка будут существовать отклонения от требований нравственности в форме, которую нам сейчас трудно предугадать, так как нравственные критерии будущего изменятся, в некоторых случаях непостижимым для нас об разом.

Суммируя свои размышления, я прихожу к оптимистическому выводу, но без иллюзий, без преклонения перед богоподобным всесилием и ангельской нравственностью человека грядущего. он будет жить в мире диалектики и, возможно, более нас зависеть от общества

Что касается науки, то, по-моему, все ее дисциплины будут нужны. Надеюсь, за исключением одной — военной. Военная техника достигла сейчас такого уровня, что способна поставить под вопрос не только существование человека, но и самой планеты, колыбели всей жизни Поэтому возможность для какого-нибудь маньяка одним движением пальца ввергнуть мир в катастрофу должна быть устранена.

Об аморальности этой возможности говорят многие произведения искусства, о катастрофических ее последствиях для будущего рассказывает научно-фантастическая литература. Как писателя меня больше интересует воздействие научных открытий на людей, чем суть самих достижений. И это правомерно, потому что, например, телевидение по своему влиянию на общество намного превосходит просто способ передачи изображений на расстоянии. Поэтому, несмотря на многочисленные суждения, что наука обгоняет фантастику, я смотрю на научно-фантастическую литера-туру как на предтечу открытий и изобретений, пусть даже и непрямую

Последний вопрос, как раз из сферы научной фантастики: что сказать инопланетянину при встрече? Я всегда хотел бы иметь у себя универсальный карманный словарь, содержащий одно лишь слово — «мыслю».

Геннадий Максимович

ПРИЗВАНИЕ

Когда позвонил Володя, мне настолько было не до него, что даже при всей своей недогадливости он понял, как мне не хочется с ним pas-говаривать. Да и как же иначе, если до защиты диссертации остались считанные дни, а я никак не мог сформулировать окончательные выводы.

Конечно, я мог не бояться, нас — ПАКов — было еще так мало, что любое наше исследование воспринималось коллегами как подарок судьбы Так чго успех моей монографии «Влияние эмоционального состояния компьютеров на их работоспособность» был обеспечен, но в ней не было того завершающего аккорда, который и делает обыкновенный перечень сведений настоящим научным трудом.

Володькин звонок был совсем не ко времени, но он был кибернетиком, а я ПАКом, то есть психоаналитиком компьютеров, и не ответить на его зов, в сущности, не имел права.

— Слушан, Кравцов, начал он, забыв, как всегда, поздороваться. — Тут один новенький компьютер свихнулся. у нас срочная работа стоит, а он несет такое, что хоть вешайся. Шеф сказал, что если мы не уговорим тебя по старой дружбе зайти и посмотреть, в чем дело, то нам крышка.

— Ну-ну, не прибедняйся. Разберитесь там как-нибудь без меня, — сказал я таким недовольным тоном, что самому стало неудобно.

— Уже разобрались… сердито ответил Володя. — В конце концов ты психоаналитик, а не я, да и машины в твоем ведении. Так что давай приходи.

В чем-то он был действительно прав. Я выбрал себе профессию сам и должен был помочь ребятам. Тем более что Володя и его вычислительный центр сыграли решающую роль в моем выборе профессии. Ведь когда я поступал в медицинский институт, мне и в голову прийти не могло, что я стану заниматься недугами не человеческими, а компьютерными — разными сдвигами в их электронном мозгу. Но в один прекрасный день позвонил мне этот же Володя и пригласил к себе в вычисли тельный центр.

— Понимаешь, старик, — сказал он, показывая мне очередной железный ящик — компьютер — это не обыкновенная машина, как. скажем, автомобиль или самолет, а где-то немножко и человек. Он способен не только быстро считать, но и логически мыслить. Мне даже иногда кажется, что он способен и что-то чувствовать, переживать и тому подобное. А раз так, то у него, значит, есть и своя психология. Нам, кибернетикам, разобраться во всем этом просто не по силам. Тут нужны ка кие-то свои, специфические знания. Так почему бы тебе, начинающему психологу, не заняться именно этим вопросом. Только представь — психология компьютера! Это же сумасшедшая тема!

Агитировал он меня долго. Тема действительно была интересной, и я дал себя уговорить.

Так я и занялся тем, в чем, по сути дела, не очень-то разбирался. То есть в психологии я кое-что понимал, а вот в компьютерах… К стыду своему, и сейчас не могу отличить одну интегральную схему от другой, чем вызываю естественное пренебрежение у некоторых кибернетиков. Но и они без нас, ПАКов, часто не могут выбраться из психологических завихрений компьютеров.