Башня Занида. Да не опустится тьма! Демон, который всегда ошибался

— Об этом немного позже. Сначала скажи: ты в этой дыре находишься постоянно, или можешь приходить и уходить, когда вздумается?

— Ха! Значит, ты не настоящий жрец, иначе знал бы и не спрашивая.

— Гм. Ну — я и так знал, что ты неглупый малый. Но ответь на мой вопрос.

— Что касается этого, — сказал Саиньян, закуривая сигару и пододвигая коробку с ними Феллону, — я свободен, как аквебат — в одной из клеток зоопарка Кирова. Я хожу, куда вздумается — как ходит дерево в королевском саду. Короче говоря, могу я невозбранно и никого не спрашивая бродить по миникоролевству, коим является подвал Сафка. Но если бы бежать я попытался, легко бы заработал копье в живот, или же стрелу в спину.

— И ты доволен таким положением?

— Все относительно, мастер Антане. Сказать, что дымный, мрачный сей подвал мне нравится не меньше, чем блистательный эршидский двор, значило бы отступить от истины. Но и заявить, что я предпочел бы этой жизни участь тех несчастных, коих йештиты обдирают живьем и поджаривают во время своих священных церемоний, тоже было бы преувеличением. Все относительно, как видишь. Как я всегда утверждал, такие термины, как «доволен» или «нравится» не имеют абсолютного смысла. Можно лишь сказать, что что-то нравится больше или меньше, чем…

— Погоди! — Феллон неплохо знал Саиньяна бад-Сабцована и потому остановил поток его рассуждений, подняв руку. — Значит, я могу рассчитывать на то, что ты меня не выдашь?

— Ага — значит, это и впрямь какой-то фокус-маскарад, как я и предположил! Не бойся: твои дела — ничто для меня, стремящегося смотреть на мир с философским спокойствием и отвлеченностью. Хотя такие западни, как та, в которой оказался я сейчас, делают затруднительным столь достойное поведение. Если бы мне вдруг предоставилась возможность утопить этого придурка Кира в каком-нибудь подходящем омуте, боюсь, эмоции мои превозмогли бы самые возвышенные принципы…

— Да, да. Но как ты попался?

— Сначала, мастер Антане, скажи, что ты делаешь в этом проклятом заведении. Ты ведь здесь не из праздного любопытства, я полагаю?

— Мне нужна была информация, поэтому… — не вдаваясь в подробности и не объясняя, зачем ему потребовалась информация, Феллон рассказал, каким образом ему удалось проникнуть в подвал.

— Клянусь Майандом Отвратительным! Теперь я буду верить самым диким сплетням, которые рассказывают о вас, сумасшедших землянах. У тебя, наверное, был один шанс из ста не попасться до сих пор.

— Да’ви пока не оставляла меня, — согласился Феллон.

— Вот только будет ли она столь же твердо стоять на твоей стороне на обратном пути? Мне совсем не хотелось бы увидеть твое растерзанное тело распятым на кровавом алтаре Йешта.

— А почему они вообще совмещают священнодейство с пытками? Просто для развлечения?

— Не совсем. В наших краях в ходу древнее поверье, что если время от времени приносить жертву таким образом, чтобы несчастный или несчастная при этом обливались слезами, то небеса — по принципу симпатической магии — тоже разрыдаются и, таким образом, обеспечат хороший урожай. И с какого-то момента это суеверие стали связывать с именем бога земли Йешта. Но настоящая причина, конечно, в том, что многим нравится смотреть на страдания других — качество характера, которое, если я правильно помню земную историю, не чуждо и вам. Выпьешь бокал вина?

— Только один — и не соблазняй меня потом вторым. Если придется пробиваться наружу с боем, координация движений мне еще понадобится. А теперь давай послушаем твою историю.

Саиньян глубоко затянулся сигарой и посмотрел на ее ярко разгоревшийся кончик.

— В Эршидс до меня дошли вести, что доур Балхиба нанимает ведущих философов всего мира, выплачивая им сказочное жалование, для совместных усилий по раскрытию тайн вселенной. Будучи — как и все люди науки — простаком в практических делах, я оставил пост профессора в Имперском Лицее, добрался до Занида и поступил на службу к доуру.

— Ну так вот, Кир хоть и сумасшедший, но придумал здорово — если только это не изобретение этого пройдохи, его зятя Хабарьяна. Сам я склоняюсь к последней гипотезе, потому что Хабарьян побывал на вашей Земле и набрался там всяких экзотических идей. Эта же, конкретно, заключалась в том, чтобы собрать побольше таких же легковерных дураков, как я, запереть нас в этих пещерах, обильно снабдить выпивкой и дамочками и объявить, что — либо мы изобретем способ покончить с кваатцами, либо сами кончим на дымящихся алтарях Йешта. Имея перед собой столь мрачную перспективу, мы трудились, не покладая рук, и за три года пота и нервов совершили то, что ранее никому на планете не удавалось.

— И что же именно вы совершили? — спросил Феллон.

— Мы создали работоспособный образец ружья. Не такой удобный, может быть, и не столь быстро мечущий свои смертоносные пули, как ваши земные, но стрелять из него можно. Мы слышали о ваших земных ружьях. И хотя никому из нас не доводилось видеть их воочию, мы обратились к тем, кому доводилось — в том числе и к тем замбийцам, которых ты повел за собой в опрометчивый рейд на Гоцаштанд во времена короля Эк’рара. От них мы узнали, из чего состоит ружье: из полой трубки, пули, взрывного заряда и средства для его подрыва. Трубка с деревянным прикладом трудностей не представляла, пули тоже.

— Главной проблемой было взрывчатое вещество. Мы были крайне разочарованы, когда выяснилось, что споры ясувара, так хорошо проявившие себя в шутихах, хлопушках и прочей пиротехнике, не годятся для наших нужд. После многочисленных опытов проблема была решена моим коллегой Неле-Джурдаре из Катай-Джогораи. Он использовал смесь нескольких широко распространенных веществ. Дальше оставалось лишь подобрать методом проб и ошибок нужные пропорции.

— Стимулированная диффузия.

— Что?

— Неважно, — сказал Феллон. — Это просто земное выражение, которое я слышал от Фредро. А кто помимо тебя занят этим проектом?

Саиньян прикурил потухшую сигару.

— Было еще всего двое, достойных называться философами: Неле-Джурдаре — который, увы, погиб не так давно во время случайного взрыва изобретенной им смеси… Кстати, а какой сегодня вообще день? Не имея возможности отличать день от ночи, теряешь счет.

Феллон сообщил ему дату и добавил:

— Пока я не забыл: за последние три года в Заниде пропало трое землян: Суареш, Боткин и Дали. Ты их не видел случайно? Может, Хабарьян включил их в свое министерство вооружений?

— Нет, единственный мой другой коллега — это Зарраш бад-Рау из Маджбура. Остальные руководители работ просто квалифицированные механики — их было пятеро, все кришнаиты. Трое из их числа умерли от естественных причин, а двое остаются на своих постах, где и пробудут до тех пор, пока — если верить обещанию Кира — наши трубки не докажут свою мощь на победном поле битвы, после чего всех нас отпустят, дав нам столько золота, сколько мы сможем унести. Это, конечно, в том случае, если доур не прикажет перерезать нам всем глотки, чтобы мы помалкивали, или йештиты не выследят и не перебьют нас за то, что мы слишком много знаем об их адском культе.

— А где теперь этот Зарраш?

— Его комната — третья по коридору. Но мы с ним сейчас едва здороваемся.

— Почему? — спросил Феллон.

— О, мы не сошлись во мнениях. Были затронуты вопросы эпистемологии, и Зарраш, будучи реалистом-трансценденталистом, отстаивал превосходство дедуктивного мышления. Я же, являясь номиналистом-позитивистом, естественно, защищал индукцию. Слово за слово, мы разгорячились — все это по-детски, я готов признать, но от долгого заключения становишься раздражительным. Тем не менее, размолвки наши продолжительными не бывают — поскольку другого разумного собеседника ни ему, ни мне не найти, поневоле приходится мириться через несколько дней.

Феллон спросил:

— Ты знаешь, из чего делается взрывчатое вещество?

— О да, секрет известен мне. Но не надейся, что разболтаю я его.

— Собираешься продать его какому-нибудь другому кришнаитскому властителю — доуру Гоцаштанда например?