Искатель. 2009. Выпуск №12

— Миссис Болтон, — сказала медсестра. — Можно просто Агнесса.

Миссис? Никогда бы не подумал. Впрочем, сейчас девушки иногда и в пятнадцать выскакивают замуж.

— Я не Знаю, миссис Болтон, кто мне нужен конкретно. Надеюсь, вы сами это решите, когда я вам объясню, о чем идет речь.

Агнесса покачала головой, отчего ее волосы совершили круговое движение, будто воронка смерча обернулась вокруг себя и затихла.

— К нашим пациентам допускают только близких и врачей, никого из посторонних, это исключено, мистер Дымов.

— Я понимаю. Я хотел бы только, чтобы вы решили сами, как поступить, чтобы не нарушить правил.

Агнесса подняла на него взгляд и сказала:

— Вам нужен человек, почти так же мало связанный с реальностью, как миссис Дымов, но, в отличие от нее, способный выслушать и понять?

У Виталия перехватило дыхание. Господи, он и за час лекции не смог бы, наверно, объяснить смысл и суть своей просьбы так ясно, как эта девушка… женщина поняла, видимо, интуитивно, всего лишь сопоставив самые простые и очевидные факты.

— Да, — кивнул Виталий. — Именно так. В этом для Айши единственное спасение.

— И для вас тоже, — заметила Агнесса, что-то на пульте переключив. Наклонившись к невидимому микрофону, она сказала: — Доктор Мэлрой, пройдите, пожалуйста, в третью, к Хазану.

Ответа Виталий не услышал — возможно, его и не было.

— Для меня тоже, — повторил он. — Вы правы.

— Возьмите стул, пожалуйста. Садитесь тут, справа, чтобы на вас падал свет. Хорошо. Сейчас придет доктор Мэлрой, дежурный врач, и если он вас сразу не прогонит, вы мне все расскажете, пока он будет заниматься с Хазаном.

Стул был не очень удобным, если не сказать больше. Сиденье оказал ось не горизонтальным, Виталий будто провалился в искривленное риманово пространство. Долго так не просидишь — наверно, на это стул и был рассчитан.

Пока Виталий усаживался, стараясь принять наименее неудобную позу, дверь лифта раздвинулась, и в коридоре появились двое: мужчина лег сорока в светло-зеленом халате, почти лысый, с короткой козлиной бородкой и тонкой стрелкой усиков, и женщина — к удивлению Виталия, та, с которой он недавно поднимался, сухая старушка. Теперь, при ярком свете, он увидел, насколько она высушена возрастом.

Доктор Мэлрой внимательно посмотрел на Виталия, взглядом спросил у Агнессы, что тут делает посетитель, получил, видимо, одному ему понятный ответ, кивнул и проследовал по коридору к дальней палате. Старушка остановилась:

— Добрый день, Агнесса, — сказала она неожиданно молодым голосом. — Как мы сегодня?

— Добрый день, миссис Примроуз. Все спокойно, — сообщила Агнесса. — Да вы сами увидите.

— Правда?.. Хорошо, дорогая Агнесса, я знаю, вам можно довериться. Вам — точно.

Почему она при этих словах бросила взгляд на Виталия? Почему в ее взгляде мелькнуло что-то похожее на одобрение? Показалось?..

Миссис Примроуз вошла в первую же палату, и Виталий только после того, как за ней закрылась дверь, вспомнил о ее крепко сжатых кулачках — сейчас женщина выглядела более спокойной, чем несколько минут назад. Поговорила с доктором и ей стало легче?

— Ну вот, — сказала Агнесса. — Доктор займется Хазаном, а миссис Примроуз не выйдет от внука раньше, чем к обеду. Я вас слушаю, мистер Дымов.

— Стул такой неудобный… — пожаловался Виталий.

— Разве? — удивилась Агнесса, привстала, увидела, в какой позе сидит Виталий, и рассмеялась.

— Нажмите на рычажок справа внизу.

Под сиденьем действительно оказался рычажок, за который Виталий потянул, спинка откинулась, и сидеть стало очень удобно. Мог бы сам догадаться. Что подумала Агнесса о его способности оценивать обстановку?

— Теперь нормально? — спросила она.

— Да, спасибо, — пробормотал Виталий.

— Вы сказали только что, — осторожно начал Виталий, — что, по-вашему, мне нужен человек, так же мало, как Динора, связанный с реальностью, но способный…

Виталий не успел подобрать слово, Агнесса закончила за него:

— Способный выслушать и понять, да, я так сказала.

— Почему вы…

Агнесса потерла переносицу, будто пыталась что-то вспомнить.

— Мистер Дымов, — сказала она, — я двенадцать лет работаю в этом отделении…

— Сколько? — поразился Виталий.

Агнесса улыбнулась.

— Вы, наверно, решили, что я стажерка? Мне многие дают гораздо меньше лет, чем на самом деле. Моя бабушка умерла в восемьдесят три, и ей до самой смерти никто не давал больше сорока — сорока пяти, если смотреть со спины, конечно. И голос у нее был молодой. Мне тридцать восемь, мистер Дымов, моей старшей дочери на прошлой неделе исполнилось семнадцать.

— И она… — Виталий прикусил язык, вовремя поняв, что готов был сморозить глупость.

— Нет, пять лет ей никто не даст, — Агнесса… или лучше называть ее миссис Болтон?., рассмеялась, глядя Виталию в глаза, и он, будто получив команду, рассмеялся тоже — впервые за… Господи, когда он смеялся в последний раз? Он не помнил. Когда была Дина, они то и дело хохотали — над любой мелочью, которая кого-то другого заставила бы только улыбнуться. Но после того как Дина оказалась в больнице, он не помнил, чтобы… Виталий подумал, отсмеявшись, что — вот странность! — Айша тоже была не склонна смеяться, они не смотрели юмористических программ по телевидению («Ты любишь эти глупости? Я — нет!»), не рассказывали друг другу анекдотов. Но разве они вечно грустили? Нет, порой им бывало очень весело друг с другом, но — странное дело! — веселье было… как бы правильнее выразиться… слишком теоретическим, будто читаешь смешной текст, отмечая про себя: вот замечательная шутка, и эта тоже, и тут очень остроумно сказано, — понимаешь, как это смешно, но лицо остается серьезным, и ты только по глазам Айши, по ее лучистому взгляду представляешь, что ей тоже весело. Кто-нибудь посторонний, увидев их, сидящих напротив друг друга в тишине, решил бы: вот мрачная пара.

— Я стала здесь работать, когда умер Эрнест. — Агнесса так быстро перешла от веселья к печали, что Виталий не успел перестроиться, и слова о чьей-то смерти прозвучали также кощунственно, как аккорды похоронного марша Шопена в середине песенки «Танцуй, моя крошка». — Эрнест — мой дядя, — пояснила миссис Болтон. — Брат моей матери. Он был аутистом, и я чуть ли не с самого рождения знала, что это такое. Дядя Эрнест только меня и еще свою маму то ли как-то понимал, то ли нам это только казалось… По крайней мере, он делал то, что мы ему говорили. Не сразу и чаще не так, как надо, но… В туалет его приходилось отводить и зубы ему чистить. Мне нравилось: будто с куклой играешь, с большой и послушной куклой, которая к тому же умеет делать такое, что больше не может никто. Он слышал и понимал разговор цветов, представляете? Умел предсказывать дождь, правда, нужно было суметь понять. Дядя Эрнест к десяти годам научился кое-как говорить, но каждое слово, которое он произносил, имело двадцать или больше значений, и нужно было догадаться из контекста… Ох, простите, мистер Дымов, я совсем… В общем, я окончила школу медсестер и работала в больнице штата, а в восемьдесят девятом дядя Эрнест умер — совершенно неожиданно, он и не болел совсем, такое ощущение, будто ему просто надоело жить… и я тогда решила… муж был не против… С тех пор я на этом этаже, двенадцать лет. Так что… Я хочу сказать, мистер Дымов, что вы не должны удивляться. Когда вы назвали себя, я сразу подумала: этот человек хочет разобраться, что случилось с его женой, и если он пришел сюда, значит, надеется на наших пациентов. Они также… ну, или почти так же далеки от реального мира, но, в отличие от таких больных, как ваша жена, какой-то контакт сохранился…

Виталий смотрел на миссис Болтон с изумлением и облегчением от того, что ей ничего рассказывать не нужно: достаточно нескольких кодовых слов, обладающих для них обоих одинаковым смыслом, и она сделает все так, как нужно. Он не знал — как именно нужно, он никогда не имел дела с аутистами. А миссис Болтон знала.