Знай свое место

Не в силах больше сдерживать хохот, я вскочила и побежала. Но вообще-то я была удовлетворена: будет, чем поживиться на завтрашней сходке в Музее искусств. Весь колчан стрел выпущу в ху-до-нужника.

Единственный неудачный опыт общения с "народом" раз и навсегда определил для меня круг общения, за который - ни ногой.

Как-то, мне стало скучно. Город маленький, все - как муравьи в муравейнике, почти родственники. Я уже могла точно определить, пополнит человек мою свиту или его можно выбросить за борт. И заумными разговорами вкупе с гениальностью самородных поэтов и музыкантов пресытилась. До политиков мне отсюда не дотянуться, хотя, я думаю, это преинтереснейшие экземпляры словно экскурсия в серпентарий. Самые опасные и лживые твари среди человекообразных. В общем, стало неинтересно коллекционирование уровне Горска. Хотя, осталась еще неисследованная нива, не считая спортсменов и религиозных фанатов из многочисленных мелких общин, с которыми иметь общие дела было скучно уже заранее. И я затеяла экспедицию в мир криминала.

Оделась попроще, но вызывающе, и пошла в парк. Где и встретила этого ужасного человека. Он подсел ко мне на лавочку и до смешного примитивно завел разговор. Кажется, он спросил который час. Нет, не так.

- Девушка, сколько времени? А свободного?

Потом он сиплым голосом рассказывал мне байки про лесоповал и романтику жизни крутого уркагана, показывал забавные наколки и все приглашал выпить портвейна. И я пошла. На какой-то замызганной хате нас встретила компания таких же ужасных мужиков. Пить я не стала, но решила провести эксперимент и покорить всех до одного - мы изучали на курсах поведение в нестандартных ситуациях. Но моя затея провалилась с треском. Все довольно быстро напились до невменяемости, а один урка, только что вернувшийся с очередной "ходки" (я уже немного понимала их речь), под шумок попытался залезть мне под юбку. Я искренне возмутилась, обрушила на голову нахала стоявший поблизости табурет и немедленно смылась, проведя для себя ту черту, преступать которую ни в коем случае нельзя, если не хочешь приключений с необратимыми последствиями на свою симпатичную попку.

После неприятного инцидента я сочла необходимым пройти курс обучения восточным единоборствам, чтобы быть готовой ко всяким неожиданностям, чем еще больше подняла свой авторитет в городе. И снова все пошло по привычному, уже давно наскучившему кругу".

5.

Даниил

Мне предстояла пара омерзительных вечеров. Когда я получил задание отправиться в этот захолустный городок и ожидать там возможных дальнейших указаний, я надеялся, что возможность не станет необходимостью. Находиться в обществе людей мне до сих пор было не совсем приятно, если не сказать большего.

Как все-таки странно устроен мир. Я всю жизнь положил на то, чтобы оказаться в царствии небесном, в чертогах Всевышнего. Но и после смерти мне суждено было остаться на грешной земле. И совершенное исправлению не подлежит. Сейчас уже я начинаю догадываться, что вовсе не Господь руководил моими поступками, хоть и грех это большой - такие мысли. Но сейчас мне уже терять нечего.

Однако привычки держат сильнее всякого страха, особенно привычки многолетние, посеянные еще в детском сознании и взращенные в зрелом возрасте под наблюдением старших и мудрых собратьев.

В монастырь, где и принял постриг в двадцать пять лет, я пришел, добровольно отрекшись от суетного мира. Я исполнил свой долг, и больше меня ничего не держало по ту сторону жизни. Сестра долго отговаривала меня, но у меня был один ответ: пора, Бог помог мне, значит, я ему нужен. Я до сих пор уверен, что именно Всевышний дал мне силы преодолеть все земные беды и направил на путь истинный.

Мы с сестрой остались без родителей - они погибли во время пожара на заводе - когда мне было четырнадцать, а сестре - восемь лет. Времена для страны были трудные, во всю бесчинствовали враги народа, всем было несладко. Господь не разлучил нас с сестрой. Мы не попали в детдом, а остались на попечении бабки Веры, она жила в пригороде, в своем доме. Квартиру родителей взяло назад государство, родительские вещи пришлось продавать на городской барахолке за бесценок. Я с грехом пополам закончил восемь классов, и бросил школу. Бабка Вера только приветствовала мое решение.

- Господь дал жизнь, даст и образование, и специальность, и работу, твердила она ежедневно и ежечасно.

Бабка два раза в день водила меня на службу в храм. Заутреня и вечерня стали обычным и привычным делом. Я ходил с ней в церковь, сначала как на постылую работу, потом стал ждать встреч с Богом с огромным нетерпением. Меня приметил батюшка. Начал приглашать к себе на душеспасительные беседы. Моя душа была открыта миру - слишком изголодалась по ласковому слову, по благому делу. Речи батюшки впитывались мной, как целительная утренняя роса, разум очищался от скверны знаний, несущих неугодное Богу сомнение, смущающее душу, и наполнялся истинной верой.

Через год умерла бабка Вера. На мои плечи целиком и полностью упала забота о сестре. Я принял с радостью это испытание. Пособие нам выдавали крошечное, но я выкручивался, много работал, учебу забросил еще раньше. Сильно выручал оставшийся от бабки огород. Сестричка моя всегда была сыта, я следил, чтобы одевалась не хуже других, постоянно следил за ее учебой. В общем, в пятнадцать лет я стал, скорее, отцом, чем братом.

Но в то же время не забывал и про храм Божий. Как и прежде усердно выстаивал и заутреню, и вечерню. Не пропускал и нечастые всенощные. Я страшно устал физически, похудел и осунулся, но духом оставался тверд: по-прежнему все тяготы принимал, как должное.

Батюшка заметил мое истощение и бледный вид и вызвал на беседу. Тогда-то впервые и зашла речь о посвящении жизни служению святым силам.

- Сейчас ты отрок, - благовещал батюшка. - На тебе лежит большая ответственность - вырастить сестру. Это благое дело, ты должен отдаваться ему со всем пылом юной души. Но года пролетят незаметно. Сестра твоя вырастет, найдет себе хорошего мужа, которого ты одобришь. И что тогда? Куда приклонишь голову, на что пойдут молодые силы, куда устремится младая душа?

Ответ пришел как-то сам собой. Ни на минуту не задумываясь, я страстно выпалил:

- Я давно решил, батюшка, хочу посвятить себя Господу нашему, великому и всемогущему.

Священник долго и пристально смотрел мне в глаза. Я не отвел взгляда, показывая чистоту и неотвратимость моих намерений.

- Это серьезный шаг, сын мой, - изрек, наконец, батюшка. - У тебя еще есть время подумать.

У меня в запасе оставалось девять лет. За это время у меня даже мысли не закралось изменить своим планам. Я по-прежнему ухаживал за домом и воспитывал сестренку, не привлекая ее к церкви, считая, что выбор она должна сделать сама. В душе надеясь, что девочка последует по моим стопам, я изредка брал ее на службу. Но сестра не понимала благости храма, священного слога молитвы то ли по младости лет, то ли по сущности земного предназначения. И я оставил попытки приобщить сестру к святому духу, но сам по ночам читал книги, которые давал мне батюшка, осмысливал прочитанное, непонятное спрашивал у святого отца. Я становился все серьезнее, все спокойнее и рассудительнее. Я без осуждения и снисхождения наблюдал за взрослением ровесников, не питая ни малейшего желания присоединиться к ним.

Батюшка оказался прав: девять лет пролетели быстро. Сестра достигла совершеннолетия, и я начал готовиться к величайшему шагу в моей жизни. Мне казалось, что за отпущенный срок я должен был привыкнуть к мысли о постриге, но от предчувствия скорого исполнения мечты меня поколачивало, как в ознобе. Батюшка остужал мой пыл, внушая, что решение должно приниматься не лихорадочно, сгоряча, а с подобающей благостью.

- Сначала сестру замуж выдай, а за это время обрети соответствующий настрой, чтобы без суеты и мирских замашек.

Я участил посты, сам просил батюшку накладывать епитимьи, чтобы укротить тело и укрепить дух. Отпустил бороду, отрастил длинные власы. Стал говорить еще тише, чем раньше, еще благостней и приветливей.