Восхождение

«Намек? – задумался Редер. – Неужели капитан кого-то из своего командного состава подозревает? – Он подавил недовольную гримасу. – Если так, тут предельная осторожность потребуется. И если у Старика есть какие-то мысли, лучше бы он ими поделился. – Радостное возбуждение Питера быстро таяло. – Хотя нет, ведь он искал кого-то, кто этих людей не знает. Кого-то, кто не станет отбрасывать Бута, потому что он тяжелый придурок, или Шелдона, потому что он весь как на ладони». Так что разумно было предположить, что Каверс не хотел с самого начала засорять своему следователю мыслительный процесс. Тут Питер подавил мучительный вздох. «Почему я? – подумал он. – Я даже понятия не имею, с какой стороны к этому делу подобраться. И мне это совсем не по вкусу. Но тогда экспертом здесь должен стать Бут, а этому парню я бы обеими руками собственную задницу отыскать не доверил, причем с картой, зеркалом и фонариком. И раз уж на то пошло, могу себе представить, что Старик это мнение разделяет». Бут казался здесь единственным офицером, который не был выбран с умом. Учитывая всю деликатность работы контрразведки, это был вопиющий недосмотр.

– Простите, коммандер, – вдруг обратился к Питеру доктор Голдберг.

Редер вопросительно на него взглянул.

– Вас не затруднит завтра заглянуть в лазарет, прежде чем вы на вахту заступите? – спросил он. – Я бы хотел вместе с вами просмотреть вашу историю и представить вас физиотерапевту.

Питер вздрогнул.

– Мне сказали, что физиотерапия мне больше не понадобится, – запротестовал он.

– Активная – нет, – заверил его доктор. – Но вам лучше периодически проверяться и удостовериваться, что все упражнения вы выполняете верно. А кроме того, у вас последняя модель. Я был бы вам очень признателен, если бы вы предоставили нам возможность ее осмотреть и проследить, как вы прогрессируете.

– Конечно, – быстро согласился Редер, желая его заткнуть. «Черт бы тебя побрал, – подумал он. – Ты даже еще не спросил, хочу ли я раздеться». В то же самое время его раздражал тот факт, что он не может относиться к своему протезу так же непринужденно, как доктор. «Но как я могу так к нему относиться? – спросил себя Питер. – Ведь это моя рука! И я совсем недавно ее потерял!»

Голдберг открыл было рот, чтобы продолжить, но тут вмешался квартирмейстер.

– В ближайшие несколько дней вы наверняка будете страшно заняты, – предположил Ларкин. Выражение его ангелоподобной физиономии ясно указывало Питеру, что он совершенно сознательно перебил доктора. – Ведь вам придется все рапорты почти за четыре недели осилить.

– Лейтенант Роббинс с этими рапортами на славу постаралась, – негромко заметил капитан.

Шелдон сверкнул глазами на капитана, затем на Редера, и сердце Питера упало.

– Согласно ее личному делу, она превосходный инженер, – дипломатично констатировал он.

– Превосходный, – рассудительно согласился старший механик. – А вот человек она не очень человечный.

Строго говоря, старшего механика это не касалось. Он нес ответственность за машинное отделение и силовую установку, а не за «спиды». И тем не менее…

Командир эскадрильи снова бросил тот же взгляд, и Питер буквально услышал его мысли: «Да рядом с ней даже гунн Аттила самый что ни на есть человечный».

– Так или иначе, – заметила коммандер Ван, поднимая бокал с вином, – команда у нас просто исключительная. Я счастлива служить со всеми, кто здесь находится.

Редер импульсивно поднял свой бокал.

– За «Непобедимый»! – провозгласил он.

– За «Непобедимый»! – дружно откликнулись все и немедленно выпили.

Вскоре после обеда они разошлись. Слишком много работы ожидало их до старта и слишком мало часов сна после.

Питер с лейтенантом Ларкином брел по гулкому коридору, все еще чувствуя слабый запах растворителей, которые использовались для окончательной чистки судовых помещений.

– Моя каюта рядом с вашей, – радостно сообщил Ларкин. – Надеюсь, мой храп вас не разбудит.

– Сомневаюсь, что я его поверх своего услышу, – похвастался Редер. – Его даже одно время думали как звуковое оружие использовать.

– Ха! – Ларкин шутливо хлопнул его по плечу. – Вижу человека с задатками. – Он покачал головой, когда Редер рассмеялся. – У вас уже был шанс здесь осмотреться?

– Я дал себе возможность на главной палубе побывать, – сказал Питер. – Взглянул на своего заместителя; пока что с ней, впрочем, не разговаривал.

Ларкин промолчал.

– Не это ли обычно «красноречивым молчанием» называют? – поинтересовался Редер.

Квартирмейстер кивнул.

– Пожалуй.

– Ну, давайте, – подстегнул его Редер. – Я же ваш брат-офицер.

– Гм… да вы уже слышали.

– Что человек она не очень человечный? Да, слышал. – «И видел тоже, – подумал он. – Похоже на правду».

– Зато в механике она просто Микеланджело, художница, чудо что за инженер. – Вид у Ларкина сделался предельно восторженный, руки его были подняты как у дирижера, словно бы он исполнял Синтии Роббинс хвалебный гимн. Затем он уголком глаза глянул на Редера и рассмеялся. – По крайней мере, так Оджи Скиннер, один из ее фанов, утверждает.

– Что ж, – с кривой улыбкой заметил Питер, – они оба инженеры. Песня одна и та же, только темп разный.

– К сожалению, она склонна со всеми так обращаться, как будто мы у нее на пути стоим, – со вздохом сказал лейтенант. – Я думаю, единственная причина, почему она так далеко продвинулась, это ее блестящая техническая одаренность. И она молода – все те острые углы со временем могут сгладиться. Но если честно, я очень рад, что мне с ней больше напрямую общаться не придется. Язык у этой женщины как нож острый.

– Что ж, завтра я сам все выясню, – бодро сказал Редер. «А мне-то показалось, тебе все на свете по вкусу, – подумал он. – Нет, верно моя бабушка говорила, что в тихом омуте черти водятся. Хотя, основываясь на уже увиденном, лейтенант Роббинс наверняка с полоборота заводится. И язык у нее действительно как нож острый».

Так или иначе, ему следовало извлечь для себя выгоду из конфиденциального настроения Ларкина.

– А Бут что за птица? – спросил Питер. – На вид он как скворец на съезде попугаев.