Миры Пола Андерсона. Т. 8. Операция “Хаос". Танцовщица из Атлантиды

Техники Пинкертона не успели достаточно быстро наложить все заклятия, и в результате все стекла на первом этаже были разбиты. Сквозь дыры доносились приглушенное бормотание и отдаленный напев священника. Ставя в угол метлу, я шепнул на ухо Джинни:

— Знаешь, я рад, что к ним явился священник. А то они весь день распевали частушки.

— Бедняжка. — Она сжала мою руку.

Мы пробрались сквозь сумрачный холл и поднялись наверх, в исследовательский сектор. Он был ярко освещен. Но наши шаги звучали слишком громко в пустоте. Наконец мы добрались до кабинета Барни Старласона.

Он встал из-за стола.

— Вирджиния! — прогрохотал гигант. — Какая приятная неожиданность! — И, поколебавшись, добавил: — Но… э… тут есть некоторый риск…

— Не трать время понапрасну, Стив мне все рассказал, — ответила она. — И я полагаю, вам не помешает лишний маг.

— Уж конечно, не помешает.

Я видел, что добродушное лицо Барни исказилось от усталости. Но он не напрасно настаивал днем, чтобы я отправился домой и немного отдохнул. Это было вызвано практическими соображениями: если бы дела обернулись так, что нас бы атаковали, мне, конечно, пришлось бы обернуться волком и держать оборону до прибытия полицейских сил. Но сам Барни оставался на месте в компании нескольких добровольных помощников.

Он был нужен — не столько как специалист, сколько как отличный руководитель и организатор.

— Стив объяснил тебе план наших действий? — спросил он. — Ну, тебе понятно, что мы слишком боимся за наше оборудование, у нас есть слишком дорогие и сложные аппараты. Даже если эти хулиганы и не сломают их окончательно — представь, сколько времени уйдет на простую настройку! Наладь-ка заново рамки лозоискателей, гадальные карты! Вообще-то я надеюсь, что мы надежно защищены экранами, и все же… свежий взгляд не помешает. Попозже загляни в лаборатории, может, заметишь какие-то упущения.

— Хорошо. — Джинни бывала здесь достаточно часто, и ей хорошо были знакомы все наши помещения. — И я поищу то, что мне нужно, спрошу у ребят в алхимическом секторе. — Она помолчала. — Пожалуй, вам предстоит нелегкая работенка.

— Да, но я намерен предоставить толпе еще один шанс, — сказал Барни. — А если уж они слишком разбушуются, то Стиву лучше находиться поблизости.

— А мне почему-то кажется, что ты и сам за себя постоять сможешь, — фыркнул я.

— Ну, вообще-то ты прав, — сказал Барни. — Но не забывай о юридической стороне вопроса. Я ведь не владелец лабораторий, я лишь руководитель работ. И мы тут действуем по собственной инициативе — после того как дирекция согласилась на несколько дней распустить служащих. Так что Джек Робертс мог лишь втайне, в частном порядке одобрить наш план. Кроме того, будь мы даже владельцами, мы все равно не смогли бы использовать наступательные заклятия против правонарушителей — это же все равно что использовать огнестрельное оружие. Все, что нам доступно, — это не приносящая никому вреда защита ради сохранения жизни и собственности.

— Ну, если нам будет грозить серьезная опасность…

— Вот как раз это мы и хотим предотвратить, — напомнил Барни. — И, учитывая требования закона, я должен при многих свидетелях разъяснить, что мы намерены делать. Чтобы все они слышали!

Я пожал плечами и снял верхнюю одежду. Под ней на мне было эластичное трико, которое не помешало бы мне действовать в волчьем обличье и не позволило бы арестовать меня за нарушения приличий в виде человека. Магическая вспышка висела у меня на шее, как толстенький круглый амулет. Джинни крепко поцеловала меня.

— Береги себя, тигр! — шепнула она.

Но у нее не было серьезных причин для беспокойства. Осаждающая сторона не имела оружия и могла действовать лишь ногами и кулаками… ну, возможно, у кого-то и была пронесенная тайком дубинка или что-то в этом роде, но оборотню ли бояться таких мелочей? Лишь нож, пуля или крепкие клыки могли причинить мне серьезный вред — при определенных условиях, вроде тех, при которых я во время войны потерял хвост. Да и в любом случае вероятность стычки невелика. Что хулиганы могут противопоставить нам? Да и зачем? Ведь на них тогда сразу набросится полиция; конечно, превратись они в мучеников — это принесло бы им немалую выгоду… ну, наш план как раз и был направлен против этого. Однако голос Джинни звучал все же не слишком спокойно, и, пока мы с Барни шли по коридору, она провожала нас взглядом.

Барни вдруг сказал: «Погоди-ка…» — и, завернув в кладовую, вышел оттуда с большим одеялом, которое повесил на руку.

— Если тебе понадобится обернуться волком, — пояснил он, — мы тебя закроем от света.

— Зачем? — удивился я. — Солнце давно зашло, а огни святого Эльма не помешают.

— Огни изменились с того момента, как там начал болтать их проповедник. Я проверил по спектроскопу. В их лучах появилось слишком много ультрафиолета — 3500 ангстрем, если хочешь знать точно, — а это может создать для тебя проблемы. Не пришлось бы нам вообще применить наступательные чары…

— Но мы не можем!

— Конечно, не можем, это лишь болтовня… я просто объясняю… В общем, это онидумают, что мы применим заклятия, и принимают свои меры. Когда они заметили защитные поля, то какие-то сумасшедшие из толпы решили, что это нам понадобилось для того, чтобы самим не пострадать от наступления, и нашлись дураки, которые им поверили. Таким образом наша корпорация стала им вдвойне врагом. — Он покачал головой: — Поверь, Стив, эти демонстранты действуют, как марионетки, но ими руководит кто-то поумнее и поэнергичнее.

— Ты уверен, что именно священник усиливает напряжение?

— Да. Они там все магистры, их духовенство… это часть их подготовки. Хотел бы я знать, чему еще они обучаются в своих тихих кельях. В общем, попытаемся поговорить с ним.

— А он действительно из посвященных? — усомнился я. — По уставу иоаннитов, в политику можно вмешиваться лишь в качестве частного лица, но не представителя церкви.

— Знаю, — сказал Барни. — А я — император Нортон.

— Нет, в самом деле! — настаивал я. — Конечно, все их теории на первый взгляд слишком просты, а потому и не похожи на правду. Но мы-то все равно ничего не знаем… так, ощущаем рябь на поверхности, нечто в атмосфере, людскую неприязнь…

Но мы добрались уже до главного входа, украшенного цветными стеклянными панелями. Они были разбиты — так же, как и окна, но вход преграждали наши защитные чары. Конечно, нам они не помешали. Мы вышли наружу и очутились прямо перед толпой.

Дальше мы не могли сделать ни шагу. Ступени, ведущие ко входу, были плотно забиты людьми. В первое мгновение они нас даже и не заметили. Барни похлопал по плечу какого-то юнца с жиденькой бороденкой.

— Извините, — бросил он с высоты своего роста, — вы позволите?

Он выдернул из немытой руки плакат на длинном древке, повесил поверх картона одеяло и замахал этим импровизированным флагом в знак перемирия. Одеяло было ядовито-зеленым.

Через толпу пронеслось нечто вроде тяжелого вздоха, нечто вроде первого порыва ветра перед штормом. Я увидел лица, лица, лица… и на ступенях рядом со мной, и внизу… море лиц, теряющихся во тьме, заливавшей площадку перед зданием, куда не падал свет огоньков святого Эльма. И не думаю, что лишь из-за невнимательности и предубежденности эти лица показались мне зловеще одинаковыми.

Вам, конечно, немало приходилось слышать о длинноволосых молодых людях и коротко стриженных девушках — немытых, в обтрепанной одежде. Именно они преобладали в толпе. Но я заметил и привычных седобородых радикалов, и университетских прихлебателей, и обычных хулиганов, и безработных вандалов; но были и истинно верующие, и просто случайная публика. Меня испугало то, что в толпе я заметил и чистеньких, хорошо одетых юношей и девушек, тоже горящих жаждой разрушения. Были и такие, которые заглянули сюда из чистого любопытства, а теперь прониклись настроением толпы. Но ведь все они — высокие и низенькие, толстые и худенькие, богатые, бедные или обладающие средним состоянием, умные, тупые или ни то ни се, гетеросексуалы, гомосексуалы или кто еще там бывает, способные в одних делах и ничего не соображающие в других, интересующиеся чем-то и скучающие из-за чего-то — все они, что-то помнящие, о чем-то мечтающие, на что-то надеющиеся, чего-то боящиеся и что-то любящие — все они имели душу…