Край, где кончается радуга

...Солнце садилось за холмы, слепя, высвечивая редкие облака розовым и золотым. Оно еще грело, но босиком на остывающей земле становилось зябко, ступни болели, исколотые и сбитые за день. Вест уселся по-турецки, чтобы меньше кружилась голова. Голод вполне можно было терпеть, но во рту после хождений и блужданий пересохло и не глоталось. (В халупе Ткача на лавке стояло всегда полное ведро; откуда бралась вода, он узнать так и не удосужился. Ткач бы и не сказал.) Пить хотелось ужасно, но нужно было дождаться Лакки. Как он пришел, неизвестно, но вернется он сюда обязательно, если только не умеет летать. Еще Весту пришла мысль о подземных ходах. Господи, подумал он, где же я, где? Он хотел помолиться, но не успел - так и заснул сидя. Вскинулся от того, что по нему зашарили, "Я это, я, Ткач, я".- зашептали из темноты. Лежать было очень холодно, жестко, тут же начала бить дрожь. "Обыскался,- бормотал Ткач,- думал, случилось чего. Ты давай обопрись, вот сюда, вот, не упади смотри..." - "Ткач. - позвал он,- это ты, Ткач?" Он не мог стоять. "Ну а кто же еще-то, я. кто ж еще. кому быть-то, больше и не было никого, да? Не было никого, да? Ну-ну, не было, конечно, конечно, не видал ведь ты, да? А я уж думал, чего... А сейчас домой, вот пошли, осторожней, осторожней, дойти надо в целости. А дома-то, знаешь, углядел я ее, углядел! Ты как пошел, так я себе поголовный шмон учинил, да, а он ее, стервец..." Если бы не Ткач, он десять раз сломал бы себе шею. Наверняка. Спуск был неимоверно длинным, тропинке давно следовало кончиться, а они все шли, и это был путь вниз. Веста колотило уже поменьше, он немного привык, проснулся и теперь старательно смотрел под ноги. Под ногами было темно, и время от времени он смаху натыкался на неровности и камни. "Ты меня слушай,- жарко дышал в плечо Ткач,- я один тебе советчик верный, только меня слушай, больше никого не слушай. Мы с тобой ого-го чего натворим, мы с тобой такие дела завернем, мы с тобой до Побережья... мы не лесные, мы с головой... и с тобой..." Наконец Вест сообразил посмотреть на звезды, чтобы узнать хоть, в каком он полушарии, но звезд в небе было мало, а тех, что светились, не набиралось ни на одно порядочное созвездие. Бесконечный спуск вдруг кончился. По левую руку остался темным пятном никчемушный завалившийся штакетник, они с Ткачом утонули в темном тумане Квартала и тоже очень-очень долго добирались по улице, и всю дорогу Вест думал о ведре " водой. Дома - он и вправду почувствовал себя почти дома на столе лежало нечто растерзанное, бесформенное, блестящее долгими лоскутками, рассыпавшееся кристалликами, крупинками и частичками. Бона! заревел Ткач,- вона она проклятущая, это через нее я с тобой пень пнем..." Но Вест ничего не слышал. Он упал на колени, сначала окунулся всем лицом, но подавился, закашлялся и стал пить с ободка, обхватив ведро ладонями и наклоняя. "Воду-то! Воду-то зря не лей! - воскликнул Ткач.- Э-эх..." Он махнул рукой и полез на полати. Студень успел слегка заветрить. Ткач поставил миску на край стола и сказал сердито: - Ешь давай, ну. Город. Перекресток пятой и шестнадцатой. Утро И это первый из рассказов о Маугли, подумал Вест. Он лежал животом на широченном подоконнике, разглядывая четырехэтажное здание в конце Пятой улицы. Дом господствовал над суриковыми и серыми крышами суриковых и серых коттеджей и длинных бараков. Первые лучи играли на оцинкованном листе, одиноко новом на пирамидальной крыше, столь .же суриковой, как другие. Вест поворочался, высовываясь подальше, чтобы оглядеть, пока можно, улицу и дома, которые станут для него не улицей и домами, а сектором обстрела и ориентирами, и ему придется поливать очередями фигурки, и все это будет до вечера, или пока молодчики Гаты не подгонят танк, или пока не решит вмешаться Стража. Под локтями захрустело стекло. Осколки были, будто раздавили леденцового петушка, разноцветные и тоненькие, как первый ледок. Хорошо, что у них тут везде очень тонкое стекло, подумал Вест. И что комбинезон хорошо. Раму высадил Ларик. Они ввалились сюда полчаса назад, запыхавшиеся, шатающиеся от усталости. Вест еще снизу заметил красивый витраж, и войдя первым, остановился завороженно в столбе цветного света. На лестнице шумно засопел Ален, и Дьюги застучал своей деревяшкой, и заклацали оружием остальные, а потом подошел белый, без обычной своей ухмылки, Ларик, бормотнул недовольно: "Ну, чо стоишь-то",- и ударил дважды прикладом пулемета по брызнувшим стеклышкам, выломал раму, грохнувшуюся на мостовую, и Вест подумал: как же так, ведь наверняка засекут, но спохватился, что теперь, наверное, все равно. Вест еще раз посмотрел на дом. Да, местечко ничего себе. Так и зовет посадить туда троих-четырех с пулеметами или с этими, как их, чудными трехствольными ружьями (а вообще-то дьявольская игрушка, особенно третий ствол, реактивный...), а лучше поставить на верхнем этаже орудие, да только как его туда вкатишь по лестнице, узкой, крутой, мрачной, воняющей кошками. Не в том, конечно, дело, что мрачная и воняет, а в том, что крутая и узкая. И наверху там наверняка не просторный зал, а крохотные каморки, сообщающиеся стиснутыми - не разойтись - коридорчиками, окошки низехонько, по одному на каморку, и перила - выщербленные грубые бруски на расшатанных железках - качаются, скрипят и того гляди отвалятся совсем... И хотя домик, несмотря на все, привлекателен, лезть туда никому не следует, потому что рядом, двести метров всего, и рамку не поднимать, стоит домик другой, в три, правда, но высоких этажа, с прекрасными пологими пролетами и широкими дверьми, и местечко здесь уже занято ребята выправляют станины, корябая голубые изразцы пола. Красивый особняк. Растрескавшийся зеленелый мрамор и стершаяся позолота, и цветные полукруглые витражи, и высокие сводчатые потолки... Остатки, подумал Вест. Вот именно, остатки, а никакие не "памятники раннего зодчества Края", как толковал Крейн-самоучка. Ажурные полуобвалившиеся мостки над заболотившимися канальцами, сгнившие беседки, похожие на пагоды, мозаиковые фонтаны, облупленные, недействующие, овальные бассейны, бассейны которых забиты дрянью - уже засохшей и закаменевшей. Откуда они, каков был мир, погребенный под прямыми, как разрезы, рядами коттеджей, блокгаузов, форт-хаусов, бетонных, прищуренных, словно доты, словно они вцепились в землю, не свою, отнятую... И это было не медленное наступление, нет. Город появился сразу, скачком, он не подминал под себя прежнее, он просто не посчитался с ним. Вест вспомнил виденный на Двадцать девятой, кажется, улице павильончик из старых. Павильончик жалобно торчал ногами, изумительной резьбы балками из серой стены, вставшей именно так, а не иначе, согласно затерянному в веках глобальному плану общей застройки, непонятному, обескураживающему нелепой жестокостью и механичностью. Подошел Наум. - Ну, решился, Человек? - в острых глазах его подрагивало, трусил Наум.Ты давай решайся, а то хана. Трусил, трусил синенький, от него даже спиртным несло, где только приложиться успел. - Ты, слышь, давай не молчи, ты говори, сделаешь их или как? Или нам снова одним отдуваться? - Дома очищены? Люди ушли? - спросил Вест. - Какие Люди? А, жители... Ушли, ушли, ты давай лучше... - Все ушли? - Тьфу ты! С тобой о деле... Почем я знаю, все или не все, предупредили всех, а кто там, что там, - это не мое дело. Нашел о чем думать. Вест сдержался. - Кто предупредил? - спросил он. - Я! - заорал Наум.- Я предупреждал, доволен? - Комбинезон у него на груди вздулся, псевдии при возбуждении стремились распрямиться, и зрелище было не из приятных. - Всех! Всех твоих дорогих шлюх с их недоносками, всех трясучих юродивых, всех слюнявых... - Заткнись, - велел Вест. - Сейчас же снаряди троих, чтоб обошли все дома. - Да я! - начал Наум. - Молчи. И поди-ка с ними тоже. Оставишь по одному на перекрестках, сам на площадь. Будете смотреть. Наум постоял немного, покипел, потом шаркнул, кликнул Коротышку с Мятликом и того маленького Ткача, вечно оглаживавшего свою новенькую "зажигалку". Они ушли. Да, ребята, подумал Вест. Темные вы у меня. Спасибо, если хоть Город собственный знаете, а то - один-два квартала, да дорогу на комбинат и обратно. И все. Темные... Наверняка, где Восточная Трасса, не знаете. Даже Наум не знает. Казалось бы, ясно - на востоке, но нет никаких трасс на востоке, Джутовый Квартал на востоке. Путаница с Трассой получается. Местное тут в названии нечто замешано, из преданий, из изустных историй, фольклорное нечто либо жаргонное. И сколько километров или сотен километров, или тысячи километров по Восточной Трассе до Океана, не знаете. И действительно ли к Океану по ней, а не по "хитрой" Седьмой, например, улице, которая уходит в скалы, и всегда перекрыта Стражей с разрядниками на цепях. Вы даже что непосредственно за Занавесным хребтом не знаете. И я вот из-за вас ничего не знаю. Эх, хорошо бы, действительно, затесаться в Стражу, но ведь там народ дошлый, там уйма всякой техники, это ведь куда деваться, это не военные даже дела, а мощь аппарата, фундамент. Нет, в Страже меня живо расколют, нечего мне там искать. И Большой Детектор, и психогеника, и Усвоение обветшалое - все тут. Нельзя мне в Стражу, я только колесников лопушистых гожусь дурить... Город. Двадцать четвертая улица Дом был огромен. Причудливые башенки высвечивала блеклая луна, от которой шли такие же блеклые, неверные тени. Из-за них фасад легонько плыл перед глазами, а может, Вест просто вымотался. Он поднял голову, выискивая очертания Лунной Женщины, но там было бело, и пятна неправильной формы ни во что не складывались. - Господин... Пожалуйте, господин. ...Старикашка Сто пятый появился на пороге Наумовой хижины минут через тридцать после того, как утомленный рассказом Наум захрапел. Вест не уснул. Он сидел, обхватив колени, и думал о мире, про который узнал сейчас некоторые из его тайн. Страшных тайн. Страшненьких. А сколько Наум не сказал, а сколько наврал, сколько не знал?.. Сто пятый вызвал Веста, отрекомендовался дрожащим шепотом и принялся делать знаки, могущие быть истолкованы как просьбу следовать за ним и, одновременно, готовность услужить во всем. Вест как должное воспринял и восхождение на Чертову Щель, и головокружительный спуск по тому самому обрыву, где вчера вечером видел своими глазами отвесную стену. Ну, ладно, думал Вест, не заметил и ладно. И плевать. Да, Наум предупреждал, будут интересоваться. Уже, значит, заинтересовались? Куда же он меня... Черт, жалко, пистолет у Наума обратно не вынул. Ничего. Как это, независимая информация, ой, как нужна! А Наум - он Наум и есть. И черт с ним. Но. однако, как-то слишком мирно мы идем, я по-иному как-то представлял... Вест снова вгляделся в Сто пятого. Ткач. Старенький, синенький. Идет, бормоча под нос, то ли злорадствуя, то ли причитая. Он и в Квартале все бебекал вокруг дома. Но Наум отмахнулся, сказал: Дживви-дурачок,- а кто такой Дживви? В переулке взревело. Если бы всю дорогу не молчали будто вымершие дома, и не шмыгали одни в лунном свете поголовно серые кошки, Вест сказал бы, что это мотоцикл. Мощный. И не один. Старикашка Сто пятый моментально сжался, дернулся туда-сюда, метнулся к затопленной тьмою стене и замер там, едва слышно пискнув. Вест сообразил, что надо живее убираться, но успел лишь шагнуть - и они пролетели мимо. Они были размазаны, как на кадре, их мотоциклы рявкнули, смрад запершил в горле. На шлеме ведущего светилась хвостатая звезда зеленого цвета, на шлемах двух других - белые. Зеленый проскочил в миллиметре. Веста развернуло, он едва не очутился под колесом белого, но твердым выступом зеркалом, локтем? - ему садануло между лопаток, и он грохнулся лицом на булыжник. Стало очень больно и спину, и лицо, и Вест долго поднимался, а когда поднялся, за крышами раздался близкий грохот, и всплыл клуб огнистого дыма. Там был тупик, они со Сто пятым только что миновали его. - Сюда! Господин, сюда, скорее! Старикашка перебежал дорогу, затащил его в нишу на освещенной стороне. Стоять было неловко, плечо почти высовывалось из тени. - Что ж ты меня бросил, гад? - Ш-ш... - А кто это? - Тише, тише, господин, они вернутся, они вас видели... - Давай на ту сторону тогда. - Да тише! - простонал Сто пятый. - Вот они... Мотоциклисты остановились недоезжая. Теперь их осталось двое, оба с белыми звездами. Головы повернуты к теневой стороне. Один что-то сказал, другой, кажется, засмеялся. Первый еще сказал, кажется, повторил. Тогда другой выдернул из-под руки блеснувшее, и в нешироком коридоре стен продолбила очередь. Пули крошили камень почти там, где до того прятался Сто пятый; некоторые рикошетили с гнусным мявом. Вест замер. Сто пятого била дрожь. Вест притиснул его рукой. Первый мотоциклист терпеливо дождался, пока у стреляющего не кончится магазин, а затем хлестко врезал ему под звезду на шлеме. Кретин! - донеслось до Веста. Звонкий какой-то голос. Мотоциклы грохнули, рванули,- первый, за ним, чуть взвильнув, второй. Сто пятый начал кашлять. Он перхал и брызгал слюной. Вест не мешал ему. Ежась от боли, он трогал щеку и бровь. И нос. Потом сказал: - Ну? - Сейчас... сейчас,- просипел Сто пятый.- Сейчас идем, господин. Они двинулись дальше. - Кто это был? - Да кто ж его знает, господин, всех их рази упомнишь, я и то половины не знаю. - Вообще, кто это был. - А щенки. Держать их надо на привязи на хорошей, а не мотоциклы им. С них, извиняюсь, по шесть шкур спустить мало, а они вон что. Как они на Северную Окраину-то пробираются, игрушки у них видали какие? Э-эх, Стража наша Стража, все куплены-перекуплены... - Значит, здесь - Северная Окраина? - переспросил что-то вроде бы уразумевший Вест. - Там Окраина. И Пустошь там, - старик махнул рукой куда-то. - Где они, думаете, автоматы понабрали? Ведь охраняться должна Пустошь-то, а! Извиняюсь, дубины сиреневые там только брюхо чешут да номеров друг дружке проигрывают. - Как проигрывают? - Кто как. На замазку, на нож, на кулак. На пулю редко играют, пуля - это им, по одному если, скучно, несолидно считается, да и по головке не погладят, палить-то без приказа... Они ж сменные, они в Квартале не реже раза в месяц ходют, там и расчет на месте. А вы что ж думали, в Городе, эва, еще у паучников скажите, куда хватили! Не-е, они в Квартал... Вест открыл рот, чтобы сказать, что он в общем-то ничего не говорил, а, напротив бы, послушал, но Ткач Сто пятый остановился. - Я извиняюсь, пришли мы, господин... И вот дом. - Господин... Пожалуйте, господин. Дверь - тяжеленная, с массивным выщербленным кольцом,- нежно пропела что-то свое, растворяясь. За ней была лестница. поднимающаяся широким полукругом, и с нее навстречу скатился некий шарик в огромном блестящем одеянии, которое Вест, прищуриваясь от света, определил как исполинских размеров халат. На наспех натянутой вдоль перил лестницы матерчатой полосе было наляпано вкривь и вкось: "Астафь надежду, всяк мима прахадящий! Абрахэм У. С. Фидлер" - Привел! - возликовал шарик из роскошных глубин.- Ай, старикашачка, ай. привел! - Изволите видеть,- прокашлял Сто пятый. - Пожалуйте, пожалуйте,- тоненько зарокотал шарик, хватая Веста за уцелевшую пуговицу. Сто пятому: - Иди, старик, иди, позже получишь... стой! Это чего? - Он ткнул Весту чуть не в самый глаз пухлым пальчиком. Это ты чего?! Недоглядел?! - Я извиняюсь,- гордо сказал Сто пятый.- Это не я, это они сами. - Я тебе поизвиняюсь, сволочь! - завизжал шарик.- Я тебе поизвиняюсь! Год уже лишний коптишь. Пшел вон! - Послушайте,- сказал Вест. - Эйн момент, сюда, сюда прошу... Шарик провел его по лестнице, приятно остудившей ступни, по короткому коридору к двери, за которой оказалась ванная; сам не вошел. Ванная была обычной, только сильно замусоренной и лет двадцать не обновлявшейся. Вест сел на краешек, его не держали ноги. Все. Все кончилось, ужас прошел, кошмар отлетел, я проснулся. Все. Я отпарю грязь и вонь, а потом мне просунут в дверь новый костюм, мне больше ничего не надо, неважно, что там болтал Наум, что будет потом, важно сейчас отмыть грязь и переодеться, и не хочу я больше ни о чем думать... Потянулся к зеленелому медному крану, под шум содрал Наумову куртку. Вода чем-то таким попахивала. Специфическим. Чистилище, усмехнулся он. А может, санобработка. Но все равно.