Гриада

…Удобно расположившись в лёгком кресле восьмого яруса движущихся тротуаров, я опять стал думать о предстоящей встрече с академиком. Дыхание жизни могучей столицы Труда и Свободы охватывало меня со всех сторон. Наш ярус начал плавно огибать фасад грандиозного здания Экономического Совета Земли. По его карнизу неоновым светом вспыхивали огромные буквы: «Юноши и девушки Земли! Ваши воля, разум и труд нужны там, где идёт великая битва народов с суровой природой! Все — на покорение льдов Арктики и Антарктиды! Превратим ледяные пустыни в цветущий сад!» Это был пламенный призыв эпохи. Как жаль, что я не мог принять участие в его осуществлении, поглощённый работой в Космосе!

Но вот, наконец, и Академия тяготения. Я перешёл с восьмого яруса на эскалатор, перевозивший пассажиров вниз, на улицы, и очутился у подножия здания. С некоторым смущением вошёл я в просторный вестибюль академии, где меня встретили золотые бюсты Ньютона и Эйнштейна, установленные по бокам широкой, как приморская терраса, мраморной лестницы главного входа. Справочный экран указал мне, где найти Самойлова. Дверь его комнаты была приоткрыта.

Передо мной был академик Самойлов. Если бы я мог тогда знать, сколько испытаний выпадет нам с ним в бесконечных скитаниях по Вселенной!…

Да, мы израсходовали восемьдесят процентов топлива и ещё очень далеки от цели. А большую скорость развить нельзя: не позволяют чудовищно сильные поля тяготения, окружающие нас со всех сторон. Вот и «сегодня» меня разбудил тревожный всё нарастающий вой прибора. Все экраны астротелевизора вспыхнули ослепительным иссиня-фиолетовым светом причудливых оттенков. Потом три экрана мгновенно потухли. Я со страхом, ничего не понимая, смотрел на призрачно-фиолетовое лохматое светило, неведомо откуда взявшееся.

Словно небесный великан взглянул на нас своим огромным зловещим оком. Видимый диск звезды был в десятки раз больше солнечного, наблюдаемого с Земли. В довершение всего светило увеличивалось, распухало на глазах. Во все стороны от него тянулись огромные газовые струи.

— Вспышка Сверхновой! — воскликнул Самойлов. Он был явно взволнован.

О сверхновых звёздах я знал лишь по учебникам астронавигации, где о них вскользь упоминалось, и не придал большого значения волнению академика. Временами часть поверхности звезды мутнела, заволакиваясь клубящимися газовыми вихрями, и казалось, что звезда подмигивает нам.

С трудом разбираясь в необычном узоре созвездий, я всё-таки определил, что астролёт на пути к созвездию Змееносца. Это было утешительно: мы не слишком уклонились от недавно намеченного Самойловым пути. Значит, всё в порядке?./ И я вопросительно повернулся к учёному.

— Проклятая звезда, — с досадой заговорил он. — Она закрывает нам путь к искомой жёлтой звезде. Мы должны обогнуть её, а это уменьшит нашу скорость до черепашьего шага, и мы потеряем массу времени и топлива.

— Почему надо так сильно изменить курс? — удивился я.

— Потому, что надо читать книги, — неожиданно рассердился академик. — Разве тебе неизвестно, что в результате вспышки сверхновых звёзд вокруг них образуются гигантские туманности, состоящие из раскалённой материи? И что они имеют размеры в пять-шесть световых лет?

Я смущённо молчал.

— Это ещё не всё и даже не самое главное, — продолжал он. — Раскалённые газовые массы несутся наперерез нам со скоростью шести тысяч километров в секунду.

— По сравнению с нашей — это ничтожная скорость, — осторожно вставил я.

— Неужели? — с иронией возразил академик. — А тебе известно, сколько времени они в пути?! И потом ты забываешь о поле тяготения (я невольно прислушался к зловещему гулу приборов). Если сила притяжения Сверхновой искривит прямолинейный путь нашего корабля, то гибель «Урании» неизбежна…

— Значит, нужно тормозить до нуля, чтобы свернуть в сторону?

— Нет, наоборот: надо развить самую большую скорость. А свернуть в сторону «Урания» не может: или ты опять забыл, что при скорости в 90 тысяч километров в секунду можно двигаться только по лучу света — только по линии светового луча? Как межзвёзднику это тебе должно быть хорошо известно. Нужно проскочить зону вспышки Сверхновой, прежде чем раскалённая материя перережет нам путь!…

С помощью электронного прибора я быстро высчитал: газовые вихри пройдут оставшееся до нас расстояние за два с половиной часа. Медлить было нельзя Я бросился к диску включения главного двигателя.

… Прошло полчаса. Экраны заволокло туманной дымкой, пронизанной ярко-синими и бело-голубыми газовыми вихрями. Я всё подбавлял и подбавлял мощности. Двигатель ревел, сотрясая корпус «Урании». Вытирая со лба холодный пот, я неотрывно следил за стрелкой акцелерографа. Автомат монотонно сообщал о нарастании скорости:

— Двести «жи»… пятьсот… девятьсот «жи» *.

— Представляешь, какие грандиозные процессы совершаются сейчас в недрах этой Сверхновой! — с хорошо знакомым мне воодушевлением начал вдруг Пётр Михайлович. Как видно, его ничто не смущало, даже наша возможная гибель, которую он только что предрекал. — Сверхновые звёзды — это особый тип неустойчивых, самовзрывающихся звёзд. В их недрах в результате ядерных реакций сгорает весь водород, развиваются температура, равная миллиардам градусов, и чудовищное давление в сотни миллиардов атмосфер!!! С огромной скоростью звезда сжимается, и сразу бурно освобождается энергия тяготения. Избыток световою излучения срывает со звезды её «одежды» — внешние слои, которые с огромной скоростью уносятся прочь, в мировое пространство. Остаток звезды спадает к её центру, как карточный домик. Диаметр звезды уменьшается до десяти… да-да, всего до десяти километров! Представляешь, насколько плотно утрамбовывается её материя, если напёрсток с веществом звезды весит сто миллионов тонн!…

— Не увлекайтесь, — предупредил я учёного. — Нам пора стиснуть зубы и распластаться в креслах, ибо ускорение корабля всё нарастает.

Мои слова тотчас «подтвердил» говорящий автомат.

Академик умолк, с трудом переводя дух. Вскоре нельзя было шевельнуть ни рукой, ни ногой… Десять тысяч метров в секунду за секунду — так нарастала наша скорость. Тысячекратная перегрузка веса! Это был предел защитной мощности антигравитационных костюмов. Выйди сейчас они из строя — и конец. Ведь при таком ускорении каждый из нас весил семьдесят-восемьдесят тонн! Нас мгновенно раздавила бы собственная тяжесть.

Истекал второй час. «Урания» развила за эти сто двадцать минут скорость с девяноста тысяч до ста шестидесяти тысяч километров в секунду. «Кажется, проскочили», — с облегчением сказал я себе, когда турбулентные вихри, сквозь которые призрачно проступало лохматое светило, стали медленно сползать с экрана.

Едва мы отдышались после этой бешеной гонки, как Самойлов снова заговорил о Сверхновой:

— Я изложил только одну из теорий процессов, вызывающих гигантскую космическую катастрофу — вспышку Сверхновой. Более обоснованной является теория…

— Пётр Михалыч! — взмолился я. — Пощадите… голова пухнет от этих теорий… — я же не астрофизик.

Учёный усмехнулся и снисходительно произнёс:

— Ну, хорошо… Закончим беседу о сверхновых звёздах в другой раз.

…Описывая сложную кривую, «Урания» с малой скоростью огибала океан бурлящей раскалённой материи, детище Сверхновой звезды. Меня мучило то обстоятельство, что, идя в обход Сверхновой, мы затратим годы и годы, так как нельзя развить скорость, большую пяти тысяч километров в секунду. Интересно, сколько же времени протекло на Земле? Универсальным часам после их странного поведения при суперсветовой скорости я не доверял.

Когда мы сели перекусить, академик сказал: