Говорит космос

"Теперь за работу!" - уже весело думает Алексей.

...Рефлектор радиотелескопа, на котором работает Костров, огромной металлической чашей вздымается над .землей. Аппаратура его размещается в белом здании неподалеку. Окна аппаратной широко распахнуты. В одном из них Алексей замечает склоненную над измерительными приборами голову своего помощника, Сергея Рогова. Он рассматривает фотопленку с показаниями осциллографа.

- Ну, что у вас нового, Сережа? - спрашивает Костров, входя в аппаратную.

- Да все то же, Алексей Дмитриевич. Профиль сигнала по-прежнему неизменен.

Рассеянно просмотрев пленку, Костров просит:

- Передайте ее Галине. Пусть она обработает и эти данные.

Костров "охотится" за искусственными радиосигналами из космоса уже не первый год, неутомимо совершенствуя антенны и приемную аппаратуру. Сейчас его интересует Фоцис-звезда, близкая по спектру к нашему Солнцу. Спектральный класс его G5, температура - 5500 градусов. Он немного холоднее Солнца, но тепла его вполне достаточно, чтобы* обогреть свои планеты.

Зато Фоцис старше Солнца, и жизнь на его планетах могла достигнуть большего совершенства, чем на Земле. Весьма вероятно поэтому, что с Фоциса может прийти искусственный сигнал. И придет он, видимо, на волне двадцать один сантиметр, на которой излучает межзвездный водород, самый распространенный газ Вселенной. Обитатели цивилизованных миров не могли не принять этот природный эталон длины волн для осуществления космических радиопередач.

Неожиданно в аппаратную входит Басов. Михаил Иванович очень бледен - видимо, тоже неважно провел ночь.

Не заикнувшись даже о ночной беседе, будто и не было ее, он заводит разговор о ходе наблюдений Кострова за Фоцисом. Выслушав ответ Алексея, качает головой, говорит с укоризной:

- Да-с, не порадовали вы меня сегодня. По-прежнему все беспросветно...

- Почему же?

- А сколько еще можно возиться с этим Фоцисом?

- Сам знаешь, как опасна поспешность в таком деле. К тому же три месяца - не такой уж большой срок.

- А года было бы достаточно? - насмешливо щурится Басов.

- Да, пожалуй...

- Ну так вот! - с каким-то непонятным торжеством восклицает директор радиоастрономической обсерватории. - Американцы занимались радиоизлучением Фоциса ровно год, тебе это известно. А сейчас я прочел в Бюллетене международной научно-технической информации, что они отказались от исследования Фоциса.

- Ну и что же? - удивленно поднимает брови Костров. Значит, у них не хватило терпения. Они быстрых побед жаждут.

- Американцы действительно торопятся удивить мир очередной сенсацией, но не все. Ты же знаешь, что наблюдение за Фоцисом вел у них такой астроном, как Томас Брейсуэйт.

- Да, Брейсуэйт - серьезный ученый, - соглашается Костров, - но он не волен ведь в своих действиях. Его начальству надоело, видимо, ждать, пока он проанализирует все данные.

Басов недовольно морщится:

- Я знаю, ты упрям, и не порицаю тебя за это. Должен же ты понимать, однако, что и для нас немаловажно первыми принять искусственный сигнал из космоса.

- Не беспокойся, понимаю это не хуже тебя. Но ты ведь вообще, кажется, не очень веришь в обитаемость галактик. Откуда же в таком случае ждешь сигнала?

- Я был бы плохим материалистом, если бы не верил не только в существование жизни во Вселенной, но и в высокое ее развитие во многих мирах нашей Галактики, - заявляет Басов так энергично, что Алексей начинает даже сомневаться: он ли всего несколько часов назад говорил о том, как одиноко человечество? Или, может быть, Басов был так пьян, что не помнит теперь, о чем говорил? - И мы будем искать эту жизнь всюду, куда позволит проникнуть разрешающая способность наших приборов, - вдохновенно продолжает Басов. - Климов только что сообщил, будто принял с дзеты Люпуса радиосигналы на волне двадцать один сантиметр, профиль которых отличается от профиля излучений межзвездного водорода.

- Ну что же, я рад за него, - почти равнодушно отзывается Костров. - Может быть, ему и повезло. Я еще в Бюракане занимался этой звездой, но безрезультатно.

- Значит, и у тебя не хватило тогда терпения! - восклицает Басов. - Дзета Люпуса очень похожа на наше Солнце. Ее подкласс - G2, а расстояние до нее в три раза меньше, чем до твоего Фоциса. Так что ты напрасно от нее отрекся. Еще не поздно вернуться, однако...

- А я не понимаю, почему так беспокоит тебя моя "измена" дзете Люпуса? Ею занимается Климов, зачем же дублировать его работу?

Басов снова морщится, будто в рот ему попало что-то очень кислое. Поясняет с явной неохотой:

- Для меня, видишь ли, не безразлично, кто будет заниматься этой, я бы сказал, очень перспективной звездой. К тому же ты ведь знаешь, что у нас скоро вступит в строй семидесятиметровый рефлектор. Не могу же я доверить его Климову?

- А мне?

- Тебе доверю, но только в том случае, если ты займешься дзетой Люпуса или альфой Кобры.

- А альфа Кобры чем же тебя привлекла? С нее тоже были приняты какие-нибудь "обнадеживающие" сигналы?

- Ею Томас Брейсуэйт заинтересовался, - почему-то почти шепотом сообщает Басов. - А я очень в него верю.

Этот человек делается вдруг неприятен Кострову, и он говорит очень холодно:

- Твое дело, конечно, в кого верить. А если моим мнением интересуешься, то я не советовал бы тебе так пренебрежительно относиться к Климову. Он очень способный, я даже употребил бы в данном случае твое любимое определение - "перспективный" ученый. Дублировать его я не намерен. Пусть не только изучает "перспективные" звезды, типа дзеты Люпуса или альфы Кобры, но и работает на семидесятиметровой антенне. Я только порадуюсь этому.

- Ну, как знаешь, - недовольно бурчит Басов и уходит, не попрощавшись.

Оставшись один. Костров рассеянно склоняется над спектрометром; И вдруг снова распахивается дверь...

- Я все слышала, - раздается сдавленный от волнения голос Галины. - Мне бы лучше других следовало знать своего муженька и ничему не удивляться, однако даже я не ожидала от него такого...

Алексей молчит, не зная, что сказать, а Галина продолжает, с трудом сдерживая негодование:

- Постеснялся хотя бы разглашать свои ориентации. И потом, откуда такой энтузиазм, такая вера в обитаемость Галактики? Передо мной он вечно скепсис свой изливает: "Мы одни во Вселенной. Вокруг слепая стихия, вырождение и "белая смерть" космической материи"! Сверхновые звезды у него "самоубийцы", белые карлики - "звезды-банкроты". От такой картины завыть можно, глядя в бездонное небо. И я все ждала, что вотвот заговорит он об этом открыто или хотя бы попросит от должности отстранить. И вдруг такая жажда открытий!