Пирамиды астрала

— Принято к исполнению! — шепнул Федька, и мы вразвалочку пошли навстречу так «полюбившему» нас быку.

— Какая встреча! — как можно радостнее воскликнул я, подойдя к преграждающему нам путь субъекту, и продолжил: — Мы так мило посидели. Вам тоже стало скучно или так, воздухом подышать вышли?

Или моя лабуда начала срабатывать, или еще что, но бычара тупо напряг все мускулы в своей голове, пытаясь уследить за ходом моей мысли. Сделать это было трудно — поскольку мыслей в моей пламенной речи отродясь не было, а тут еще и ситуация стала выходить из-под контроля, так как мы с Федькой попытались просочиться в зазор между его торсом и стенкой дома. Причем моему кудрявому приятелю, которого я отважно пихнул вперед под тумаки, удалось совершить этот «героический» маневр, а вот мне нет.

Здоровенный кулак, запоздало начавший свое движение в сторону Федьки, очень удачно (не для меня, естественно) вошел в контакт с моей дурной головой. При этом движение моего дорогого тела к свободе остановилось, и я, вслед за своей башкой, полетел в стенку дома. Дом при этом не пострадал, а вот мне тут же пришлось присесть отдохнуть. Не знаю, что бы со мной было, если бы эти жлобы принялись месить меня ногами. Но спасибо Феде — он самым отважным образом не рванул куда глаза глядят, а побежал, грамотно отвлекая громил на себя, но и не давая им войти в плотный контакт.

Так что, когда я, спустя мгновение, пришел в себя, услышал только удаляющийся топот этих бездарнокопытных. Пока я потихоньку осваивал азы «застенчивого» движения, пытаясь сначала подняться вдоль злополучной стены, а потом делал первые осторожные шажки, Федька, навернув спринт вокруг целого квартала, подбежал ко мне со стороны «Сушей».

— Ты как? — спросил приятель, схватив меня за плечи и переведя дух.

— Лучше, чем им хотелось бы, — промямлил я и, попробовав ощупать голову, понял, что наибольший ущерб ей нанесла стена. На виске чувствовалась кровь. Другой висок, куда угодил кулак, сильно не пострадал. Проведя этот экспресс-медосмотр, я доложил: — Даже фейс не попортили. Можно сказать, все в порядке, только такси придется до дома взять, чтобы кровищи не натекло. Поможешь?

— Спрашиваешь? Ты сможешь до проезжей улицы дойти, или мне сбегать? А то тут машину не словишь.

— Дойду — не так уж и пострадал.

— Тогда пошли в другую сторону, чтобы этих козлов опять не встретить.

Уже в машине Федька озадаченно спросил:

— Никак не пойму, чего им от нас потребовалось и как они нас разыскали в этой темнотище?

Мне пришлось недоуменно согласиться с приятелем:

— Не так уж мы их и зацепили в баре, чтобы все бросать и искать нас.

Объяснение этих странностей к нам пришло гораздо позже, а пока это были всего лишь первые стодвадцатикилограммовые ласточки грядущих событий, успевшие нагадить в наших сенях с приходом весны…

Утром, прикрыв волосами «следы былых боев», я спешил на работу, втайне надеясь, что собака еще жива. Институт только просыпался с первыми входящими уборщицами и старшими лаборантками, отзываясь гулким эхом на звук моих шагов в полутемных коридорах.

Включив свет, я поспешил в дальний конец лаборатории к камере энцефалографа. Каковы же были мои радость и удивление, когда из угла донеслось оживленное поскуливание! Тузик весело вертел хвостом, повизгивая и царапая лапой по клетке.

«Господи, как же можно сохранять такую доверчивость после всех издевательств? Он же проголодался и наверняка хочет пить!» Я открыл клетку, и голодное, но счастливое животное доверчиво прыгнуло ко мне на руки. Собачка тут же принялась облизывать мне лицо, приплясывая от радости. Сзади хлопнула дверь, простучали каблучки, и острый локоток отпихнул меня в сторону:

— Ой ты моя лапушка! Жива! Здорова! Жень, ура!

И я оказался в объятиях Любочки.

«Хм, не слишком ли мило для „строгого“ начальства?» Но кривить рожу было явно не время, и я, не скрывая счастливой улыбки, спросил:

— Что, тоже не выдержала? Ни свет ни заря прибежала.

Вручив Любочке Тузика, который принялся слизывать ее обильную косметику, я поспешил налить воды в маленькую кювету и поставить ее в клетку, после чего понесся искать хоть какие-нибудь сухари для изголодавшейся собаки. Вернувшись с засушенным печеньем, я застал пасторальный этюд: «Пастушка и несчастная собачка, радостно хлебающая из ручья». Не хватало только самого ручья, да и пастушка была немного перекрашена, но характер картины выдержан был точно.

— Ну, дама с собачкой, не утопи свою Муму в слезах умиления.

— А ты, жестокий вивисектор, тебе бы только над животными издеваться, — обиделась Любочка, будто не сама эту собачку вчера в кому загнала.

— Извини, не хотел тебя обидеть. На нашей работе легко потерять чувство сострадания. А ты на самом деле молодец — жалеешь животных. — Я, извиняясь перед Любочкой, попытался размочить черствое печенье, что мне не удалось, так как оно было уничтожено ожившим пациентом еще до того, как успело намокнуть.

Я лихорадочно соображал: что и в какой последовательности надо сделать? Во-первых, нужно сдать собаку в виварий и попросить понаблюдать за ней пару дней. Во-вторых, а может, во-первых, ничего пока не говорить шефу: что-то мне от этих «великих» открытий уже худо делается. Надо самому во всем разобраться. В-третьих, все опыты с Ксилонейросказином-В я беру себе. Слишком это громкая заявка: завалить препарат, прошедший до второй стадии клинических испытаний. Такая «шутка» разработчику миллионов будет стоить. Так что надо выяснить наверняка, случайный это факт или действительно мощный побочный эффект, который угробит препарат. Здесь «нет права на ошибку», как говаривали советские шпионы-патриоты в старинных фильмах. Дождавшись, когда все появятся в лаборатории, я объявил о своем высочайшем решении народу:

— Я беру все материалы по Ксилонейросказину-В себе. Буду разбираться, что там произошло.

Любочка, кажется, облегченно вздохнула, а вот Иринка как-то заерзала. Я сразу постарался предупредить развитие ситуации в опасном направлении и спросил, строго взглянув на девушку:

— У кого-то есть возражения?

— Ну-у, — подала голос Иринка.

На это я мягко, «по-отечески» провещал:

— Понимаю, что ты прикипела к теме, но пойми: вопрос стоит огромных денег. Согласишься ли ты взять на себя всю ответственность за результаты опытов?

— Нет, — ответила поникшая девушка.

— Спасибо за понимание. Теперь тасуем всю работу по-новому: Ксилонейросказином-А занимается Любочка и дальше, а вот Иринка будет тестировать на мышах Цетронал — он поступил в разработку месяц назад, но работы еще не начинали из-за моего отсутствия. Будете гнать по обычной схеме. Все остальное остается так же…

Две недели испытаний Ксилонейросказина-В на мышах и кроликах не дали никаких результатов. Вернее, все возможные анализы: биохимия, гистология, иммуноанализ — показывали норму. Синапсная активность, как и активность мозга, оставалась в ожидаемых пределах. Прицепиться было не к чему, и я начал тестировать препарат на собаках. Результаты первых трех тестов на «тренажере» тоже не дали ничего нового. Все показатели были в пределах нормы.

Ситуация и в самом деле странная. Можно было довести все стандартные опыты до конца и отправить отчет, не обращая внимания на «несчастный случай». А можно было провести «Любочкин эксперимент» и в случае «удачи» загубить препарат. На такое у меня пока явно не хватало духу. Поэтому я решил поставить опыт втихую, чтобы в случае каких-либо осложнений спокойно обдумать результаты.

Для того чтобы наверняка очистить помещение к вечеру от лишних свидетелей, я распустил слух, что сваливаю с работы в четыре, и «подсказал» Витьку, что, «кажется», сегодня показывают старый классный фильм со Шварцем по «какой-то» программе. Парень был основной помехой, он мог уйти и в три часа дня и в три часа ночи с одинаковой вероятностью, так что пришлось воспользоваться запрещенным приемом. Витька имел какую-то детскую слабость к Шварценеггеру и мог смотреть любой фильм с его участием, в любой обстановке и любое количество раз.