Люди, черви и боги

живешь?

— Один, — подтвердил я. — Я сирота.

Кержак вытаращил глаза — подумал, что ослышался.

— Сирота я, — повторил я. — Нет у меня ни родственников, ни друзей близких. Удивляешься, почему меня до сих пор с земли не согнали? Нечему тут удивляться, это закон божий в действии. У нас закон другой, чем в иных местах, заповедь только одна, и гласит она — не греши и будешь жить. Метнуть заклинание в ближнего своего — смертный грех, о такой вещи только подумаешь, сразу все поджилки трястись начинают. Чувствовал уже такое?

Кержак немного помолчал, раздумывая, и склонил голову.

— Правильно, что признаешься, — одобрил я. — Ложь — тоже грех, пусть и небольшой. Думаешь, почему я к тебе сразу спиной поворотился? Думаешь, меня никогда убивать не пытались? Много раз пытались. В первый год, считай, каждый день разбойники приходили, не могли мимо пройти — как увидят, что мальчишка несмышленый такой участок себе огородил, сразу внутрь ломятся. Даже смешно бывало — стоит, ругается, угрожает, а только замахнется, глядишь — уже в грязи валяется и ногами сучит. Посучит—посучит, да и перестанет. Урожай у меня в том году был огромный, столько трупов на грядки перетаскал…

— А как получилось, что ты такой большой участок себе отхватил? — спросил Кержак. — Я, пока по деревне шел, ни у кого такого поля не видел.

— Потому что умный не по годам, — улыбнулся я. — Да и повезло мне. Пока взрослые друг другу страшные байки рассказывали, я уже поле огораживал. Да и не было у меня особого выбора — отца болотный змей утащил, мать к себе Буряк взял третьей женой, а я нужен ему был, как козе гусли. Да ну его… — Я махнул рукой. — Теперь я ему даже благодарен. Если бы не он, ни за что бы так не развернулся. Поле у меня вдвое больше, чем у старосты нашего, коз полторы сотни, мясо ем, когда захочу… Только жениться еще надо для полного счастья.

— Ну, с этим-то у тебя проблем не будет, — предположил Кержак. — За такого хозяина любая девка выскочит.

Я вздохнул. Если бы все было так просто…

— Девка-то выскочит, — сказал я, — да кто ж ей позволит? Прелюбодеяние — смертный грех. Если без отеческого благословения ложе разделить, наутро на этом ложе два трупа и останутся.

— Почему без благословения? — не понял Кержак. — Ты в деревне самый богатый, любой нормальный отец…

— Где бы найти такого нормального отца, — перебил его я. — Кто я для них? Сирота хитрозадый, ни роду, ни племени, ростом не вышел, силой — тем более. Понятно, что в Преддверии сила не важна, но одно дело — здравый смысл, и совсем другое дело — традиции.

Немного поколебавшись, я добавил:

— Есть у меня зазноба. Красивая, умная, хозяйка хорошая, любит меня, и я ее люблю, все хорошо, кроме одной мелочи. Отец у нее — деревенский староста. Не хочет он мне ее отдавать, зазорно ему, дескать, с бобылем родниться. Ничего, уговорю как-нибудь. Поймет когда-нибудь старый козла, что законы древние больше не действуют. Теперь у нас один закон — новые боги.

— Расскажи про них побольше, — попросил Кержак. —